Аркадий Макаров - Не взывай к справедливости Господа
В его открытом почтовом ящике лежало странное письмо без обратного адреса, в котором явно пожилой человек путано и сумбурно, как это обычно бывает у шизофреников, говорил о каком-то с ним родстве, о своём расположении к нему, о каком-то завещании, в котором он намерен оставить ему, то ли семейную реликвию, то ли просто безделицу.
И в завершении всего, в постскриптуме было приписано уже совсем из ряда вон выходящее: «Сын мой! Если ты согрешил, не прилагай более грехов и о прежних молись. Беги от греха, как от лица змея: ибо, если подойдёшь к нему, он ужалит тебя. Зубы его – зубы львиные, которые умерщвляют души людей».
Может быть, эта неожиданная приписка в странном послании, вероятно из библейских заповедей, войдя в его подсознание, снова привела Кирилла в тот же самый храм?
Наверное, оно так и есть. Конечно так.
Несуразное письмо явно психически ненормального корреспондента озадачило Назарова. От письма как-то нехорошо разболелась голова, и на душе стало тревожно и неспокойно.
Что бы это значило?
Он стал перебирать в уме всех своих далёких и близких родственников, но среди них психов не наблюдалось, да и люди они были простые, в случае чего и так могли бы сказать или по физиономии съездить, не прибегая к метафорическому изложению.
Письмо вызывало неприязнь и он, брезгливо порвав его, тут же выбросил в мусорный ящик, стоявший перед домом.
Врожденная леность за долгое время выработала в характере Назарова склонность к созерцанию и долгим размышлениям, элегическое направление которых кроме печали и ощущения быстротечности времени, ничего не давала.
В таком состоянии на Кирилла обычно нападал странный блуд, который заводил его куда угодно, в какие-то закоулки и тупики из которых он потом с трудом находил дорогу к дому. Это было похоже на состояние сомнамбулы или глубокого опьянения, когда приходишь в себя и с тревогой не можешь узнать, где ты находишься и что с тобой?
Вообще-то – чувство не из приятных…
И вот теперь с удивлением он обнаружил себя у входа в маленькое, на пару столиков, кафе.
В этой забегаловке кроме весёлой, разбитной девушки за стойкой, никого не было, и удовлетворённый Назаров, никак не отвечая на игривый тон барменши, заказал себе порцию пельменей, порцию сосисок и двести грамм водки, по своему опыту зная, что водки много не бывает.
Пропущенный неласковым, нескладным утром тощий завтрак, давал о себе знать.
Отхлебнув, как пьют горячий чай, водки, он пошвырял в рот сначала скользкие в сметане пельмени, а потом и сосиски.
В такую слякоть выходить из кафе не хотелось, и Назаров, взяв себе ещё чашку кофе, откинулся на стуле, размышляя о сегодняшнем случае в Божьей церкви. Видимо действительно есть Высшее Существо, которое не допустило его осквернить своё воплощение в хлебе и вине Причастия.
Не то чтобы уж совсем Назаров был подлецом и негодяем, но и праведником его было назвать трудно. Вот и грех своего товарища видать тоже лежит на нём тяжким грузом и вяжет ноги.
«Больше сея любви ничтоже имать, да кто душу свою положит за други своя», – как учил преподобный Сергий.
Был, был у него когда-то один коллега-приятель по монтажному управлению – Сергей Колосницын, по распространённой в определённых кругах, кличке – Серый.
…Пуля вошла точно в затылок и вышла из надбровья, выбросив на дверь квартиры и на белёную стенку подъезда коричневато-белую кашицу. Стрелявший сделал своё дело хорошо, лучше не бывает. Сергей Колосницын даже в последнее мгновение не понял, что с ним. Он только глухо ударился головой о притолоку и тихо сполз на пол.
Жена, когда в раздумье открыла дверь, узнать, что там за странный шорох и короткий щелчок, будто кто резко переломил палку, её, обычно строгий муж, виновато повалился ей в ноги.
Ещё не понимая в чём дело, она с досадой разглядывала чёрную дыру в русом зачёсе мужа, и всё удивлялась, во что он так по пьяному делу вмазался, и только после весь ужас дикого стозевного оскалившегося зверя встал перед ней на все четыре лапы.
Страшная тишина оглушила её, и только в этой страшной тишине стоял один вопль, один рёв то ли её, то ли зверя.
Назаров всегда и всюду опаздывал. Он пришёл к другу тогда, когда у раскрытой двери возле своего мужа, Серёженьки, в беспамятстве ползала на четвереньках хлопотунья Вера, подметая густыми тёмными волосами заплеванный пол лестничной площадки.
И он понял всё.
Назаров машинально ухватился рукой за нагрудный карман куртки – вот они, деньги, скользкая из пятитысячных купюр пачка, но теперь они уже не могут помочь. Для дела было уже поздно, а для Сергея стало уже – никогда.
Ну, что за сволочная натура! Ведь всё равно он достал эти проклятые «хрусты», как говорил Сергей, эти пятьсот «деревянных» листов, чтобы из-за них отнять жизнь у человека!
Сергей был человек далеко не бедный, и, скорее всего, своих наличных денег у него не хватило для полного расчёта, а конкретные люди любят точный счёт…
Тогда, хмурым утром Сергей сидел за столом у Назарова на кухне и трясущимися руками наливал из стеклянной кофеварки крепкий дёготь бразильского кофе.
Только что смолотый на старинной ручной кофемолке, и заваренный не просто абы-как, а по арабскому рецепту в мудрой немецкой штуковине. Такой напиток всегда хорош по утрам, когда вчерашний хмель ещё ни совсем перегорел в твоём нутре, а во рту смрад и мерзость.
Кирилл сначала подумал, что друга ломает похмельный «Кондрат» и предложил ему водки, но тот, мотнув головой, отказался напрочь.
После нескольких поспешных прихлёбываний из чашки, придавив ладонью, плечо Кирилла, Сергей попросил сегодня и сейчас эти несчастные деньги.
Кирилл, как раз договорился с посредником приобрести старенький внедорожник, как раз за двадцать тысяч баксов, и, оправдываясь, сказал – нет! Тем самым подписал другу смертный приговор.
Конечно, сразу он таких денег не нашёл бы, но часика через три-четыре, пошарив по своим должникам, и одолжившись сам, он друга спас бы, но, не вникнув в подробности дела, которые Сергей умалчивал, Назаров ответил отказом.
А на том конце ждать не любили, счётчик крутился только в одну сторону, наматывая пряжу жизни из рук Парки на свой оборотистый валик.
Прокручивая деньги свои и чужие, Сергей рисковал всем, что имел, в том числе и своей жизнью. Он был максималист рынка – занимался оптом и поштучно реализацией товаров и услуг. Ему надо было всё и сразу, а не щепотки от пирога, но такое удаётся не всем и не всегда, о чём тот забыл окончательно.
И вот итог – долг платежом красен. Нет – кровью. Пистолет с «глухарём» поставил жирную точку в конце короткой повести Сергея Колосницына – «Жизнь».
Когда Назаров прибежал на квартиру к другу, пистолет этот, чернея на белом кафеле пола насадкой-набалдашником, ещё лежал тут же под ногами.
С той самой поры, Назаров навсегда выбросил из головы мечту купить машину…
Если Господь кого хочет сделать счастливым, он у тех отнимает деньги.
2
…В небольшом кафе, где Назаров спрятался от непогоды, было уютно и тихо.
Разбавив горячий кофе небольшой порцией водки, как он любил всегда делать, чтобы расслабиться, он отхлебнул несколько коротких глотков и опустил чашку на пластик стола.
«Да, действительно, такой напиток надо пить маленькими глотками. Непременно маленькими…» – откуда-то из закоулков памяти вылезла фраза, прочитанная в далёком детстве.
Детский ум цепкий, если что в него вошло, то навсегда.
Школьный мир Назарова был растушёван только чёрно-белыми красками. Тогда всё было понятно: вот Плохиш, а вот – Мальчиш-Кибальчиш. Какому же дураку придёт на ум быть Плохишом? Делай хорошо любое задание, и ты будешь героем по жизни.
«Бог – это Гармония, это Порядок вещей, это лад и покой сердца, – думал Назаров, впитывая в себя тепло адской смеси водки с горячим кофе. – Бог – антипод Хаоса, разрухи и Лжи».
Его мысли, получив благодатную пищу, устремились туда, откуда никогда не бывает возврата. Билет от рождения взят только в одну сторону…
Назаров посмотрел в окно, где по стеклу, как гружёные машины по шоссе, медленно ползли тяжёлые капли дождя, оставляя после себя грязные следы.
В последнее время ему часто приходилось оглядываться на свой путь первопроходца. Ведь каждый из нас первопроходец своей судьбы. Вот и сейчас воспоминания разбудили в нём сентиментальность и слезливость души. Бога нет, думал он, впитывая в себя всю мерзость и запустение окружающего пространства.
Бог есть – говорило его сердце.
Подчиняясь всеобщему Хаосу и всепроникающей Лжи, человек открывает запруды мировому Злу.
Нет, завтра, как и подобает каждому православному человеку он пойдёт в церковь и, отдавшись божественной литургии, попробует исправить изломы своего существования.
Рассеяно посмотрев вокруг себя, Назаров встал и, расплатившись с буфетчицей, не обращая внимания на слякоть и дождь, направился к выходу, чтобы, хорошо выспавшись, привести свою душу и тело в порядок, чтобы утром, натощак, как того требует христианская вера, пройти исповедание и причаститься. Ведь крещёный же человек!
