Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха

Какое же могло быть преимущество? И тем более не было численного превосходства на фронте. За первые полгода войны в немецком плену оказалось 3,9 миллиона солдат и командиров! 80 % от довоенного состава советских вооруженных сил! Вместо потерянных обученных кадров пришлось собирать ополченцев, новобранцев, зеленых досрочных выпускников училищ. А инициатива оставалась в руках противника. То там, то здесь следовали новые прорывы. Фронт состоял из сплошных «дыр». И затыкать их приходилось не оптимальными силами и средствами, а тем, что есть под рукой. Тем, что можно побыстрее перебросить на критический участок. Курсантами, ополченцами, бросать на танки конницу. Не из-за неумения русских воевать, а по суровой необходимости, просто ничего другого не оставалось. Отражать очередные удары приходилось в спешке. А это, в свою очередь, вело к ошибкам и лишним потерям…

Чудовищный удар всей объединенной Европы Советскому Союзу предстояло выдержать в одиночку. Правда, и у нашей страны нашлись союзники. Они обозначились сразу же с момента германского нападения. Уже 22 июня Черчилль заявил, что он был и остается противником коммунизма, но сейчас идеологические разногласия отходят на второй план. Все, кто воюет против Германии, — друзья Англии. 24 июня о поддержке советского народа заявил Рузвельт. В Москве появились представители британского премьера и американского президента. Но поначалу они приезжали только для того, чтобы поточнее разнюхать, долго ли продержатся русские. Сталин обратился с просьбами об открытии второго фронта в Европе. Даже приглашал английские войска высадиться в Мурманске и Архангельске. Но эти вопросы союзники обошли деликатным молчанием. Куда же присылать, если в Лондоне и Вашингтоне спорили только о сроках гибели СССР — через две недели? Или через месяц?..

36. Смоленск и Киев

Положение Советского Союза выглядело безнадежным. Всего за две недели — полный разгром! Это казалось чудовищным, невероятным. Отвечать пришлось «крайним». Были сняты со своих постов командующий Западным фронтом генерал Павлов, его начальник штаба Климовских, командующий 4-й армией Коробов и еще несколько начальников. Их обвинили в измене. Конечно, они не были предателями. Они всего лишь натворили грубых ошибок. Но в СССР слишком часто сталкивались с преднамеренным вредительством и диверсиями. Павлов, Климовских, Коробов были осуждены и расстреляны. Хотя репрессии коснулись далеко не всех проигравших военачальников. Под расправу попали только такие, кто в разыгравшейся катастрофе проявил себя совсем плохо, утратил управление и наломал дров неграмотными и скороспелыми решениями.

Результат был налицо. Западного фронта не существовало, он превратился в хаотичную мешанину. Сталин в сложившейся ситуации принял жестокое, но единственное остающееся решение. Отказаться от попыток спасать массы войск, варившихся в окружениях. Отказаться от попыток контратак. Вместо этого создавать новый фронт на рубежах Западной Двины и Днепра. Резервы, выдвигаемые из глубины страны, закреплять на этом рубеже. В организационном плане войска Западного фронта были разделены. Южное крыло преобразовали в отдельный, Центральный фронт. Но после разгрома приграничных группировок немцы уже обладали весомым численным превосходством. Новый стратегический фронт уступал врагу: по людям в 2 раза, по артиллерии — в 2,4 раза, по самолетам в 4 раза, хотя по танкам советская сторона все еще превосходила в 1,3 раза [19].

Впрочем, даже такое решение Сталина и советского Генштаба оказалось нереальным. Чтобы новый фронт сорганизовался, требовалось хоть какое-то время. Это было возможно, если окруженные армии будут энергично сражаться, отвлекать на себя противника. Но происходило иное. Массы войск в «котлах» разбегались или сдавались, не создавали противнику никаких серьезных проблем. Чтобы покончить с ними, германское командование оставляло вторые эшелоны, а ударные соединения быстро перегруппировало для дальнейших задач. Танковым группам Гота и Гудериана было поручено соорудить новые «клещи». 10–12 июля они с двух сторон нацелились на Смоленск.

Бронированная лавина Гота ринулась со стороны Витебска. На пути у нее стояла 19-я армия Конева. Теоретически стояла. Она только выдвигалась к фронту. Сам Конев со штабом прибыл к месту расположения, но войск в его распоряжении еще не было. Зато навстречу покатились отступающие части и паника — кричали о немецких танках! Командующий армией останавливал бегущих и сколачивал в импровизированные отряды. Пришлось вспомнить и старую специальность — в Первую мировую войну он был артиллеристом. На стоявшей поблизости артиллерийской батарее генерал заменил убитого командира, а потом и наводчика, стрелял по лезущим танкам [63]. По соседству с Коневым 22-я армия устроилась заблаговременно, оборудовала позиции. Но ей пришлось еще хуже, чем 19-й, потому что основной удар Гота прокатился как раз по ней. Проутюжил по середине и разрезал ее надвое, она очутилась в полуокружении. Выбираясь из ловушки, эта армия оставила Невель, Полоцк. Бросила и все позиции, которые понастроила…

2-я танковая группа Гудериана аналогичным образом навалилась на русских южнее. С ходу овладела Оршей, обошла Могилев — возле этого города попали в окружение шесть советских дивизий. Что ж, обе германских танковых группы знали свое дело. Не отвлекаться, прорываться быстрее и глубже. Разметав противостоящие советские части, они всего за несколько дней выполнили поставленную задачу — вышли к Смоленску, 16 июля ворвались в город. Наметился очередной грандиозный «котел», в который попали три армии, 19-я, 16-я и 20-я. Связь с ними сохранялась лишь по узкому коридору и понтонному мосту у села Соловьево.

И все-таки проявились заметные отличия от пограничных сражений. На этот раз окруженная группировка не развалилась, не была деморализована. Ее возглавил командующий 16-й армией генерал Лукин. Три армии продолжили драться в кольце. Они контратаковали изнутри, пытались отбить Смоленск. Кварталы города переходили из рук в руки. А Сталин и верховное командование организовали контрудары извне. Танкисты Гота разогнались, захватили Великие Луки, но их выгнали. С юга под основание прорыва ударили войска Центрального фронта.

В Прибалтике в это время германская группа армий «Север» доламывала русскую оборону по Западной Двине. 4-я танковая группа Гепнера далеко оторвалась от основных сил, легко захватила Псков. Но и здесь немцы нарвались на контрудары. Под Сольцами наши войска впервые смогли окружить 8-ю танковую дивизию немцев. Она, правда, вырвалась, возвратилась к своим. Но германское руководство проанализировало эти факты и сделало в общем-то правильные выводы. Ставка на неожиданность и на растерянность русских исчерпала себя. А если так, то зарываться нельзя. Приказало подвижным соединениям приостановиться, подождать общевойсковые армии.

Впрочем, усилившееся сопротивление наших войск не вызвало в Берлине серьезных опасений. Даже сроки, намеченные изначальными директивами, еще не сдвигались. Падение Москвы намечалось на конец августа, выход на рубеж Волги к началу октября, Баку и Батуми — начало ноября… И все-таки сказывались факторы, которые нацисты не учли. Они не учли русский характер. Не учли мобилизационные возможности России, откровенно недооценили их. Подтягивали пехоту к танковым кулакам, закрепляли успехи. К концу июля окончательно овладели Смоленском, перерезали горловину у Соловьево, замкнув кольцо вокруг группировки Лукина. Но в тылу, за погибающим Западным фронтом, опять выстраивался новый! Резервный фронт — пять армий.

Хотя сейчас-то говорить об армиях можно было только условно. Маршал Рокоссовский вспоминал — на бумаге ему выделили стрелковые, танковую дивизию, приказали прикрыть важнейшее направление, по Минскому шоссе у Ярцево. Кратчайшую дорогу на Москву! А на деле не было никаких дивизий. Дали несколько машин, несколько зениток и пару взводов пехоты — с ними предстояло сколачивать оборону из ничего. Из отступающих, заблудившихся, отбившихся от своих. Рокоссовский описывал, как при атаке немцев эти бойцы, собранные с миру по нитке, привычно побежали. «Среди бегущих — солдат, такой усач из мобилизованных, хлебнувший первой войны. Он бежит и покрикивает: «Команду подай!.. Кто команду даст?.. Команда нужна!» Что-то созрело в нем, и он сам гаркнул: «Стой! Ложись! Вон противник — огонь!» — я этого усача и сейчас представляю как живого» [107].

Да, что-то созревало в людях — в солдатах, в командирах. Эти же самые импровизированные команды превращались в ходе сражений в боеспособные части, обрастали подкреплениями. Созданная «на пустом месте» оперативная группа Рокоссовского не только отразила неприятелей, но и сама нанесла удар, пробила брешь в окружении. Значительные силы 16-й и 20-й армий сумели выйти из кольца. Еще более эффективным оказался контрудар Центрального фронта. Он попал в уязвимое место, в стык вражеских групп армий «Центр» и «Юг». Освободил Рогачев, Жлобин, Кричев, Пропойск. К Могилеву немцы его все же не пропустили, отбросили, но воспользовались контрударом и вышли к своим остатки шести дивизий, оборонявших Могилев. Прорыв оказался спасением и для многих других окруженцев — по лесам на этот участок выходили солдаты из-под Минска, даже из-под Бреста.