Валерий Шамбаров - Кукловоды Третьего рейха

На участке Юго-Западного фронта граница тоже имела выступ — возле Львова. И, конечно же, немецкие стратеги не упустили возможность наметить еще одно масштабное окружение русских. Здесь действовала 1-я танковая группа фон Клейста. Ей предписывалось подрубить с фланга львовский выступ. Но на южном крыле советское командование не утратило управления своими армиями и располагало гораздо большими силами, чем в Белоруссии или Прибалтике. Навстречу группе фон Клейста было брошено 6 механизированных корпусов, 2500 танков. В районе Дубно — Луцк — Броды разыгралось невиданное по масштабам танковое сражение. Советские бронетанковые силы втрое превосходили противника. Но использовали их крайне неумело. Дергали туда-сюда по одному, ставили неверные задачи. Клейст грамотно манипулировал своим кулаком, отслеживал перемещения русских, громил корпуса по очереди.

В результате группировка оказалась растрепанной, но и германская попытка окружения была сорвана. Советские части на Украине отходили в порядке, взломать свои порядки противнику не позволяли. И только здесь, на Юго-Западном фронте, удалось сформировать из саперов несколько подвижных команд с запасами взрывчатки. Они отходили вдоль основных железнодорожных магистралей, взрывая за собой тоннели, мосты [28].

Но в Белоруссии фронт рухнул окончательно. В нескольких котлах оказались запертыми и погибали 11 стрелковых, 2 кавалерийских, 6 танковых, 4 моторизованных дивизии. Правда, окружения были неплотными. Попавшие в них группировки имели возможность организовать контрудары с тыла по немцам. Могли вырваться и выйти к своим. Или держаться в окружении до конца — спасая страну и выполняя воинский долг, оттягивая на себя и связывая силы противника. Некоторые и в самом деле дрались отчаянно, как защитники прославленной Брестской крепости. Германские генералы отзывались об этом уважительно. Гальдер отмечал: если в Польше и Франции можно было позволить себе отступления от требований боевых уставов, то в России приходилось воевать серьезно, расслабляться было нельзя.

Другие пробирались к своим. Бросали поломанные или оставшиеся без горючего танки, машины. Прятали в лесах или топили в речках пушки. Сворачивали с дорог, углублялись в чащобы и болота, где не было врагов. Голодали, болели, хоронили друзей. Пробивались через неприятельские заслоны и патрули, но упорно брели на восток, к линии фронта. Но… далеко не все солдаты и командиры Советской России проявили в эти дни стойкость, героизм, да и обычное понимание воинского долга! И, пожалуй, это оказалась самая главная, катастрофическая слабость Красной армии.

В 1917 г. царские войска были разрушены идеями «пролетарского интернационализма». А в 1920-х и начале 1930-х гг. советская молодежь воспитывалась на этих же идеях! В войну вступило то самое поколение, которое росло на химерах «интернационализма», на оплевывании патриотических ценностей. То самое поколение, которое было отравлено ядом безбожия, громило храмы, устраивало кощунственные атеистические карнавалы. Ему не за что было стоять насмерть. И вообще, как можно «насмерть», если за гробом ничего не будет? Логика подсказывала обратное. Надо цепляться за эту жизнь. Единственную… Да и за что же драться, за что погибать, если немцы — братья по классу?

А с другой стороны, многие в Советском Союзе помнили «красный террор», бедствия раскулачиваний, коллективизации, голодомора, репрессий — и восприняли оккупантов в качестве избавителей. В селах нередко встречали немцев колокольным звоном и хлебом-солью. Открывали заколоченные храмы, распускали колхозы, выбрасывали портреты вождей и доставали припрятанные иконы. Советские солдаты поднимали руки вверх. Каждый по-своему. Один жаждал уцелеть. Другой внушал себе, что его пришли освобождать от коммунизма. Разве так уж трудно найти повод, чтобы оправдать самого себя?

Сталинский приказ № 0019 от 16 июля 1941 г. констатировал: «На всех фронтах имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу противнику и при первом соприкосновении с ним бросают оружие». В Белостокском и Минском котлах в плен попало более 300 тыс. человек. Из них 20 тыс. сами перешли на сторону немцев! Именно такие прецеденты породили печально известный приказ № 270 от 16 августа, объявлявший добровольную сдачу в плен предательством.

Другие солдаты просто разбегались. В полосе одного лишь Юго-Западного фронта за неполный месяц с 22 июня по 20 июля 1941 г. был задержан 75 771 дезертир! А скольких не задержали? Сколько ускользнуло по лесам и деревням? А на разгромленном Западном фронте дезертиров даже и сосчитать было невозможно. Кто там разберет — дезертир, окруженец? Все бегут! Все бредут не пойми куда! Сотни тысяч таких солдат, то ли окруженцев, то ли дезертиров, отнюдь не пытались выходить к своим. Зачем? Снова воевать? Снова под обстрел, под танки, в окружение? Эта категория не поднимала руки вверх, но считала, что война для них кончилась. Благо по деревням имелись вдовы, солдатки — проводили своих мужей на фронт, те и сгинули. Дезертиры селились у них в «примаках», по хозяйству помочь, постельку погреть — всем хорошо, всем удобно.

А в итоге получалось, что упорную оборону немцы встречали лишь на отдельных участках. Наткнувшись на полк или дивизию, настроенную биться до последней капли крови, тормозили, прощупывали по соседству. Где-нибудь рядом находили менее стойкие войска, наваливались на них, опрокидывали, разгоняли. И герои, удержавшие свои позиции, оказывались в ловушке. 3 июля начальник германского Генштаба Гальдер записал в дневнике: «Не будет преувеличением сказать, что война выиграна в течение двух недель». Он был близок к истине. Центральный и северный участки фронта были взломаны. Советских армий, которые должны были их оборонять, больше не существовало.

35. Третий рейх — империя всей Европы

В Советском Союзе внедрялось представление, будто Великая Отечественная была в первую очередь идеологической войной, схваткой между нацизмом и коммунизмом. Многие европейские страны после войны стали союзницами СССР по Варшавскому договору. Или были нейтральными, развивали экономическое и политическое сотрудничество. Из политических соображений их участие в агрессии обходилось молчанием. Европейские народы изображались жертвами Гитлера, чуть ли не сплошь антифашистами. А сама война в кинофильмах, художественной и исторической литературе рисовалась единоборством Советского Союза и Германии. Точнее, даже не единоборством — ведь против Германии действовала антигитлеровская коалиция.

Хотя реальное противостояние было совсем иным. Не «один на один». И не коалиция на одну Германию. Гитлер сплотил под своей властью и повел на Россию почти всю Европу! Некоторые государства были проглочены Третьим рейхом, стали его частями. Другие стали его сателлитами, марионетками, союзниками. Например, в составе группы армий «Юг» вступили в боевые действия две румынских армии. Сражались они похуже, чем немцы. Но их орудия, пулеметы и винтовки стреляли отнюдь не холостыми зарядами. Убивали и ранили наших солдат точно так же, как немецкие.

А на противоположном, северном, фланге попыталась схитрить Финляндия. Она вступила в войну чуть позже, чем ее союзники. С одной стороны, убедилась — немцы и впрямь побеждают, можно присоединиться к ним без опаски. С другой стороны, выждала, когда советское командование начнет забирать войска со «спокойной» границы и перебрасывать на другие направления. А ко всему прочему, Финляндия силилась выставить себя невинной овечкой. С ее аэродромов немецкие самолеты начали бомбить русскую территорию, из ее портов выходили немецкие (и финские) корабли, ставили мины на русских коммуникациях. Но как только советская авиация ответила, нанесла удары по финским аэродромам и портам, в Хельсинки завопили, что на них напали и что они находятся в состоянии «оборонительной» войны.

Впоследствии было сконструировало и другое оправдание. Дескать, бедная Финляндия, обиженная русскими, воспользовалась случаем возвратить свои земли. Извините, не сходится. Аппетиты финского руководства были гораздо больше. Оно строило проекты «Великой Финляндии», запрашивало у немцев Кольский полуостров, Карелию, Вологодский край — уж эти-то области никогда финнам не принадлежали [82]. А для удовлетворения своих аппетитов Финляндия и ее народ не пожалели сил. Они поставили рекорд по проценту мобилизации. В строю оказалось 17,5 % всего населения, 650 тыс. человек. Одна армия развернула наступление на Карельском перешейке, вторая вторглась в Карелию, вместе с германской армией «Норвегия» нацелилась на Мурманск. Была осаждена советская военная база на полуострове Ханко.

Но финны, выгадывая политические и пропагандистские козыри, потеряли фактор внезапности. Советские части, расположенные на этом участке, успели изготовиться. А суровая северная природа не позволяла использовать самое мощное германское орудие прорыва — танковые клинья. Кое-где финны и немцы сумели продвинуться вперед. Наши воины отступили от Выборга, но на старой границе в сохранившихся здесь укреплениях удержались, дали отпор. В Заполярье пехотинцев и артиллеристов поддержали моряки Северного флота, мощные корабельные орудия и крупнокалиберные батареи береговой обороны. Германцы и финны атаковали яростно, остервенело. Но постепенно их натиск стал выдыхаться. Они тоже закреплялись, зарывались в землю. Завязались позиционные бои.