Алексей Иванов - Золото бунта, или Вниз по реке теснин
Возле Федькиного стола стоял и, шевеля губами, пересчитывал деньги мужичина огромного роста, с широким, плоским лицом и черной бородой. На Осташу он и не обернулся.
— Будь здоров, Поздей, — сказал Осташа.
— Здоровей меня других покуда нету, — пробурчал мужик, искоса бросив на Осташу короткий тяжелый взгляд. Глаз у мужика был нехороший — диковатый, косой. Но здоровее этого мужика или повыше ростом вокруг и вправду никого не было. Рядом с Поздеем Осташа почувствовал себя совсем мальчишкой.
— Где нашел такого великана? — тихо спросил Осташа Федьку.
Федька пожал плечами:
— Я и не искал его. Он сам явился. Говорит мне: на барку к Переходу возьмешь меня подгубщиком? Я говорю: да запросто. Такого силяка в Ревду бы на караван — его бы к косным на корму посадили, десять рублей дали бы. А он, дурак, здесь, в Каменке, место ищет… А вот еще твой подгубщик — ты его помнить должен…
У стола стоял Платоха Мезенцев — старый бурлак, Федькин друг по летнему сплаву на межеумке. Платоха снял шапку и чуть поклонился Осташе. Осташа тоже нагнул голову. Против Платохи он ничего не имел, хоть летом Платоха и пьянствовал с Федькой, как последняя кабацкая теребень.
— А меня-то хоть вспомните, Остафий Петрович? — вдруг спросили рядом.
Осташа повернулся. В толпе стоял Никешка Долматов. Он глядел на Осташу с робостью, но и с надеждой на добрую встречу.
— Никешка!.. — обрадовался Осташа, широко растопыривая руки.
Никешка кинулся обниматься, облапил Осташу, стал с чувством стучать его по спине, словно выколачивал пыль из Осташиного армяка.
— Я от Усть-Утки до Каменки по всем пристаням прошел — искал тебя! — гудел Никешка.
— Ну и молодец, что нашел! — искренне отвечал Осташа.
— Он сказал, что ты его обещал подгубщиком поставить, так я поставил, — сообщил Осташе Федька.
— Спасибо, Федор, порадовал!..
— Спасибо в рот не зальешь, — тотчас сказал Федька.
Мужики получили деньги; кое-кто уже пошел прочь, а к столу приблизились бабы. Они, все четверо, были в подпоясанных мужичьих армяках, в платках, повязанными так, что из щели торчали только носы. Не поймешь: молодые ли, старые. Прятались от оголодавших глаз бурлачья.
— На вас, бабоньки, мелочи уж не осталось, — вытряхивая из мешка последние деньги, признался Федька. — Делите сами девять рублей на четверых.
— Вон же у тебя гривенники да полушки, — тихо сказала одна баба.
— А это, Фисонька, на Спирьку, ты его знаешь. Лежит Спирька под курятником у Кафтаныча, не может прийти. Надо его уважить, бедолагу.
Осташа вгляделся в бабу внимательнее: точно, это была Фиска, которая летом тоже ходила с Алфером Гилёвым на межеумке. Фиска заметила Осташин взгляд, покраснела и, повернувшись, неловко поклонилась, чуть слышно произнесла:
— Здравствуйте, Остафий Петрович…
И куда делись ее бойкость, острый язык?
— И ты здравствуй, Фиса, — сухо ответил Осташа. Он сразу вспомнил ночь под камнем Нижний Зайчик, мятый дерезняк, белые ляжки Фиски под задравшимся подолом, слезы: «Кто же вас, мужиков, сглазил?..» Но Фиска уже отвернулась, собираясь уйти прочь.
— Эй, сплавщик, это чего ж такое? — вдруг раздался возмущенный крик. Кричал Поздей, глядя на баб. — Это не по нашему закону!..
— Чего еще? — недовольно спросил Осташа.
— Как — чего? — в полный голос шумел Поздей. — Мужики, вы глянь, что наш старшой творит — а? Ты как бабам платишь?
— Как? — не понял Осташа.
Бурлаки, уже собравшиеся расходиться, останавливались. Осташе все это сразу очень не понравилось.
— Ты бабам за погрузку платишь, как мужикам! Ты с кем нас, мужиков, сравнял? Что мы, что бабы — одно? Я что, с этой жлудовкой по-одинаковому работал, да?
— Ну, раззявил пасть, — зло буркнул Федька, сворачивая мешок из-под денег.
— Эй, мужики, иди сюда на правеж сплавщика! — надрывался Поздей. — Нечисто тут дело!
— Ты не заговаривайся, — спокойно предупредил Поздея Осташа.
Бурлаки возвращались к столу, испытующе глядели то на Поздея, то на Осташу.
— Ты, сплавщик, и мужику, и бабе за погрузку рупь двадцать пять платишь — верно? — Поздей чуть пригнулся, чтобы заглянуть Осташе в лицо. — Шельмовство это! Мужики с бабами разно работали! Я в одиночку пушку пер, а эти мокрощелки вчетвером поднять не могли, и всем по рупь с четвертью, да?
Бабы, сбившись табунком, молча стояли в толпе, не поднимая глаз. Вокруг них образовалась полоса пустоты.
— Народ, как считаешь, справедливо то? — Поздей гневно осмотрел бурлаков.
— Дак уж куда там… — неуверенно прозвучало из толпы.
— Негоже, конечно…
— Везде бабам вполовину платят.
— Пересчет давай! — потребовал Поздей. — Бабам положено по шисят две копейки с полушкой, а мужикам по рупь тридцать восемь копеек с полушкой — вот верный счет!
«Надо же, как все уже расчислил!» — сквозь глухой гнев удивился Осташа.
— Куда-а?!. — завопил Федька, для которого такой пересчет был словно ножик в грудь. — Я где такую мелочь возьму?!.
— Баб-то всего четыре на тридцать шесть мужиков, — угрюмо сказал Осташа. — Вам, мужикам, жалко на них по копейке?
— Врет! — радостно заорал Поздей, тыча пальцем в Осташу. — Врет он! Не по копейке! С каждого получается на бабу по тринадцать копеек с полушкой! За тринадцать копеек в артели неделю ломишь!
Бурлаки, пораженные, глухо загомонили:
— Копейки-то не дармовые…
— У каждого, считай, своя баба есть, чтоб тринадцать копеек отдать…
— Пересчет нужен, сплавщик!
— Давай пересчет!
— Да в шею вас! — заорал Федька. — Горную стражу позову!..
— Пересчета не будет, — твердо сказал Осташа. — Моя воля.
— Не дело то!..
— Испытываешь, парень!
— Так у нас не ведется!
— Пустой разговор, мужики! — вдруг гневно крикнул Корнила Нелюбин. — Оставь деньги бабам, считай за подаянье!
— Тебе, Корнила, не надо — ну и ступай.
— Могешь хоть все бабам отдать — твое решенье…
— Там копейку, тут копейку — без штанов домой вернешься…
— Не будет пересчета, — повторил Осташа, глядя на взбудораженные, враз поглупевшие рожи бурлаков. Даже странно было: неужель это те самые люди, которые были на спишке? Что такое за единый миг превратило их в сволочь?..
— Обижаешь!
— Да он потом у баб заберет и себе в карман! — подогревал народ Поздей. — Известная хитрость!..
— За поклеп рубль тебе штрафа, — ровно сказал Осташа Поздею.
Поздей согнулся, как от удара под дых, и схватил себя за бороду, точно хотел выдрать ее.
— За правду страдаю! — мученически крикнул он. — Защищай, народ!..
— Да чтоб Осташка… Вы чего? — захлебываясь, закричал Никешка.
— Дурь несешь, шалыган! — добавил Корнила.
— Я?! Дурь?! — напоказ изумился Поздей. — Ратуйте, люди! Я себя за язык не тянул! Эта проблядешка, — Поздей ткнул пальцем в Фиску, — евонная полюбовница! Кому наши деньги пошли, а?
«Откуда знает?.. — остолбенел Осташа. — Или случайно угадал?..»
— Молчи, рыло кандальное! — завизжала Фиска. — У себя в портках ройся, а мне под подол не лезь! Ничья я не полюбовница!.. У меня муж в солдатах!.. Честная я!..
Ответом ей был глумливый гогот бурлаков. Фиска закрыла лицо руками и бросилась прочь сквозь толпу. Кто-то подставил ей ногу, и она шлепнулась в грязь, заревела, вскочила, побежала дальше.
Осташа почувствовал, как у него повело лицо. Он даже качнулся вперед, чтобы кинуться на Поздея, и еле устоял на месте.
— Нету доверья такому сплавщику! — орал Поздей, распахивая на груди армяк. — Для него деньга дороже правды! Батька его за деньги на Разбойнике барку убил — и сынок такой же! Долой его! Загубит он нас всех, мужики!.. Нету доверья!..
Бурлаки даже притихли, пораженные известием о коварстве сплавщика. Десятки глаз уставились на Осташу, ожидая его ответа: отбросит ли он наговор, убьет ли Поздея на месте, отвернется ли от народа, пряча взгляд?..
Откуда Поздей все знал?.. Но Осташа не успел даже задать себе этот вопрос. Все помутилось в глазах, в груди могуче повернулся темный, тяжелый водоворот гнева. Неудержимо, как оползень, Осташа двинулся на Поздея, который с готовностью сжал кулачищи. Никешка испуганно уперся Осташе руками в грудь; Федька, едва не свалившись с лавки, вцепился в полу Осташиного армяка. Из толпы плечом вперед полез Корнила Нелюбин, оттирая Поздея в сторону: одного удара Поздеева кулака достаточно было, чтобы Осташе выбить мозги в шапку. Толпа бурлаков возбужденно загудела, отпрянула от сплавщика и подгубщика, уступая место для драки. Чьи-то руки потянули Корнилу в сторону — не мешай. Но Осташа сделал еще шаг и остановился сам, набычившись и не сводя взгляда с Поздея. Поздей в открытую победно ухмылялся и покачивал плечами, держа перед бородой кулаки. Осташа молча обвел глазами толпу. Бурлаки глядели со злым ожиданием, со скрытой насмешкой, с вызовом. Никто не хотел мириться из-за тринадцати копеек.
