Томас Кенилли - Список Шиндлера
Задолго до этих дней он с непреклонной настойчивостью убеждал группу рабочих, среди которых была и Эдит Либгольд, что они переживут войну. И теперь он снова продемонстрировал тот же дар убежденного пророчества, который проявился в нем в то утро, когда он предстал перед женщинами, прибывшими из Аушвица, и сказал:
– Теперь вы в безопасности; вы со мной.
Его дар убеждения был столь велик, что мы не сбрасываем со счетов мысль, что в другое время и при других условиях герр директор мог бы стать записным демагогом – вроде Хью Лонга из Луизианы или Джона Ленга из Австралии, дар которых заключался в умении убедить слушателей, что он вместе с ними, избранными, призван бороться с пороками всех остальных.
Но он стал героем.
Произнесенное этим вечером по-немецки выступление Оскара Шиндлера было обращено ко всем заключенным, собравшимся в цехе.
Для охраны сборища такого размера был вызван взвод СС; здесь же присутствовал и немецкий гражданский персонал.
Когда Оскар начал говорить, Польдек Пфефферберг почувствовал, как от напряжения у него дыбом встали волосы на затылке. Оглянувшись, он увидел непроницаемые лица Шенбруна и Фуша и эсэсовцев с автоматами наперевес. «Они убьют этого человека, – подумал Польдек. – И тогда все пойдет прахом».
Речь Шиндлера была посвящена двум главным темам.
Во-первых, эпоха величайшей тирании подходит к концу.
Он обращался к стоящим вдоль стен эсэсовцам так, словно они тоже были узниками, мечтающими об освобождении. Многие из них, объяснил Оскар Шиндлер заключенным, против их желания были переведены в состав СС из других частей и соединений.
Во-вторых, он пообещал, что останется в Бринлитце, пока не будет объявлено о конце военных действий.
– И еще пять минут после, – добавил он с улыбкой.
Для заключенных эти слова, как и предыдущие манифесты Оскара, звучали надеждой на будущее. Он как будто хотел им сказать: никто больше не ляжет в братские могилы в лесу! А еще он напомнил о том, что уже пришлось пережить узникам, чтобы подбодрить их: самое страшное уже позади!
Можно только догадываться, до какой степени были сбиты с толку слушавшие его эсэсовцы. Он откровенно оскорбил их корпус. Возмутятся ли они или проглотят оскорбление? Он должен был предугадать это. Кроме того, он во всеуслышание предупредил их, что остается в Бринлитце до конца – по крайней мере, столько же времени, сколько они, – то есть он будет свидетелем любых их действий.
На самом деле Шиндлер был, конечно, далеко не так уверен и жизнерадостен, как можно было бы судить по его словам. Позже он признался, чего в это время ждал: отступающие через Цвиттау части ворвутся в Бринлитц и всем им придет конец. Он даже сказал: «Мы были в панике, потому что боялись – со стороны охраны СС можно было ожидать чего угодно».
Должно быть, он сумел подавить в себе страх, ибо никто из заключенных, радовавшихся белому хлебу на дне рождения герра директора, не заметил в нем ни малейших примет испуга.
Оскара также беспокоило поведение некоторых отрядов армии Власова, разместившихся на окраине Бринлитца. Они состояли из членов РОА – Русской освободительной армии, сформированной год назад по указанию Гиммлера из огромного числа русских военнопленных. Армия находилась под командованием бывшего советского генерала Андрея Власова, захваченного в плен три года назад. Для обитателей Бринлитца эти части представляли опасность. Им было нечего терять, ибо они знали, что Сталин хочет подвергнуть их особому наказанию, и боялись, что союзники выдадут их. Власовцы были полны безнадежного славянского отчаяния, подогревавшегося водкой. И, прорываясь к американцам, чьи передовые линии проходили дальше, на западе, они могли пойти на что угодно.
Через два дня после дня рождения Оскара Шиндлера на письменном столе унтерштурмфюрера Липольда появился приказ. В нем сообщалось, что Липольд переводится в пехотный батальон ваффен СС под Прагу. Приказ, похоже, не обрадовал Липольда, хотя в гостях у Оскара, обычно после второй бутылки красного вина, он частенько утверждал, что хотел бы оказаться на линии огня – уж он бы им показал, как надо воевать! Герр директор нередко приглашал к себе на обед офицеров полевых частей вермахта и СС, отступающих на запад, и их застольные разговоры неизменно вызывали у Липольда боевой раж. Его глубоко огорчало, что он не может столь же непринужденно участвовать в разговорах о боях и сражениях.
Липольд безмолвно сложил свои вещи и исчез.
Сомнительно, чтобы он пытался созвониться с Хассеброком до того, как собраться в дорогу. Телефонная связь постоянно прерывалась, потому что русские уже окружили Бреслау и были на расстоянии одного броска от Гросс-Розена. Распоряжение о его переводе никого не удивило в управлении Хассеброка, потому что Липольд нередко и перед ними произносил патриотические речи.
Так, оставив комендантом в Бринлитце обершарфюрера Мотцека, Иозеф Липольд ринулся в бой – неустрашимый боец, мечта которого осуществилась.
Оскар Шиндлер меньше всего собирался покорно ждать конца. В первые же дни мая он как-то выяснил – может, даже позвонив в Брно, когда линия еще действовала, – что один из складов, на котором он постоянно отоваривался, стоит брошенным. Прихватив с собой полдюжины заключенных, он двинулся туда с целью обчистить его. На дороге к югу перед ними постоянно возникали шлагбаумы, но Шиндлер уверенно прорывался сквозь них, размахивая поддельными документами, на которых стояли печати и подписи «высшего руководства СС в Моравии и Богемии».
Подъехав к складу, они увидели, что тот охвачен пламенем. Горели и военные склады по соседству, из чего следовало, что этот район недавно подвергся бомбардировке. Из города, где чехословацкое подполье вело уличные бои, доносились звуки автоматных очередей.
Герр Шиндлер приказал подать грузовик задом к дверям горящего склада, выломал их: склад был забит коробками с сигаретами. Заключенные и сам Оскар принялись бросать ящики в машины…
Несмотря на склонность к легкомысленному пиратству, Шиндлер был всерьез напуган слухами, дошедшими из Словакии, что русские, не утруждая себя излишними формальностями, поголовно уничтожают гражданское немецкое население. Но, слушая каждую ночь Би-би-си, он несколько успокоился: британцы заверяли, что война кончится до того, как русские окажутся в районе Цвиттау.
Заключенные тоже имели косвенную возможность слушать английское радио и понимали, что происходит вокруг. На протяжении всей истории Бринлитца радиотехники Зенон Шеневич и Артур Рабнер постоянно ремонтировали тот или другой радиоприемник Оскара. В сварочной мастерской, надев наушники, Зенон слушал двухчасовую сводку новостей из Лондона. Во время ночной смены слушали радио и сварщики. Однажды как-то эсэсовец, проходивший ночью по цеху, застал у приемника трех человек.
– Мы настраивали его для герра директора, – сообщили они ему, – и буквально минуту назад привели все в порядок.
В начале года заключенные ожидали, что Моравия будет занята американцами. Но поскольку Эйзенхауэр остановился на Эльбе, тут должны были появиться русские.
Круг заключенных, близких к Оскару Шиндлеру, составил письмо на иврите, в котором шла речь о заслугах их спасителя. Оно могло пригодиться, если его доставят в американскую часть, в которой служили не только евреи, но даже военные раввины. И Штерн, и сам Оскар считали жизненно важным, чтобы он как-то добрался до американцев. В определенной мере на их решение повлияло бытовавшее в Центральной Европе представление о русских, как о варварах – людях со странными религиозными взглядами и смутным представлением о гуманизме.
В общем, если сообщения с востока хоть в какой-то мере соответствовали истине, для опасений были все основания.
Однако никакие опасения не могли лишить Шиндлера силы воли. Он был бодр и полон взволнованных ожиданий, когда ранним утром 7 мая до него через Би-би-си дошло сообщение о капитуляции Германии.
К полуночи следующих суток боевые действия в Европе прекратились.
В ночь на среду 8 мая Оскар разбудил Эмили, и забывший о сне Штерн присоединился к ним в кабинете, чтобы отпраздновать это событие. Штерн видел, что теперь Шиндлер не сомневался относительно поведения гарнизона СС, но он затруднился ответить, в каких формах в эти дни проявлялась уверенность Оскара.
В цехах и в мастерских заключенные занимались обычными делами. Они работали даже с большей отдачей, чем в другие дни.
Но к полудню герр директор нарушил привычный распорядок дня, заставив весь лагерь через громкоговоритель слушать речь Черчилля в честь Победы.
Лютек Фейгенбаум, который понимал по-английски, не веря своим ушам, застыл около станка. Для всех прочих звучный, хрипловатый и трубный голос Черчилля был первым сообщением из другого мира, которое они услышали за все годы существования «нового порядка». Голос, который нельзя было спутать ни с каким другим, так же как и голос покойного фюрера, был слышен и у ворот, и на вышках, однако СС воспринимало его с мрачным спокойствием.
