Валерий Язвицкий - Вольное царство. Государь всея Руси
Поздний октябрьский восход солнца начался при холодной, но ясной погоде. Солнце подымалось быстро, и лучи его били в небо, освещая уж и верхушки деревьев на соседних холмах. Солнечные лучи опускались все ниже и ниже и наконец, брызнув огнем в глаза воинам, осветили луга и поля, засверкали на кустах и травах.
В это время четко стали видны вдали темные, колеблющиеся линии скакавших татарских полков. Русские воины замерли, крепче сжимая в руках луки и стрелы. Пушкари стали у пушек и пищалей, заранее расставленных так, чтобы на переправах, куда стрелы не достанут, бить из них на середину реки. Из новых же пушек бить – по самому правому берегу, откуда татары переправу начнут.
Иван Иванович и воеводы его на конях въехали на холм позади полков своих и внимательно следили за всем, что происходило в заречье. Они молчали и громко, взволнованно дышали.
Вот уж слышны знакомые им крики и вопли татарской конницы. Конники мчались прямо к переправе.
– Ведомо им, где есть переправы, – молвил Иван Иванович, – но сие для них хуже.
Первый татарский полк вдруг остановился. Конники были поражены, увидев на левом берегу неподвижно стоявших русских воинов – и прямо перед собой, и вправо и влево вдоль реки, насколько глаз хватит!
– Не ждали! – злорадно крикнул князь Холмский.
Но татарам более стоять было нельзя: вслед за ними мчались другие полки…
Вот со своего берега бросаются конники ряд за рядом в холодную воду, бродом идут, а русские, к удивлению их, ничего не делают. Вот уж полк, густо сгрудившись, плывет посередине реки…
Вдруг перед рядами русских сверкнули огоньки в серых клубочках дыма, грохот прокатился вдоль берегов, а в гуще плывущих татар, словно в котле, все закипело. Люди и кони сразу поредели, вода окрасилась кровью, и вот уже несет течением убитых и раненых людей и коней, не успевших еще затонуть.
Но вот опять смыкают ряды татары, следующий полк соединяется с ними, и опять густо плывут они посередине реки. Опять гремят пищали и пушки, опустошая ряды татарских полков. Все же часть татарской конницы переплыла и уже бродом идет к берегу. Тут русские пустили в ход ручные пищали и частой стрельбой били справа и слева по людям и коням.
Уже четыре полка бились так в холодной воде, стараясь выйти на русский берег, и два часа уже гремят русские пищали, свистят стрелы из луков и самострелов. Есть убитые и раненые и от татарских стрел, но это не помогает степнякам, и вдруг их охватывает страх. Как стадо овец, шарахаются они назад, к своему берегу и, выходя на сушу, густо скопляются у пологого подъема.
Иван Иванович находит, что наступило время для новых, дальнобойных пушек, которые отлил маэстро Альберти после похода к Новгороду. Он делает условный знак пушкарям, и тяжкий густой рев раздается с русского берега, а в гуще отступающих воинов, на конях и пеших, выходящих из воды, образуются, словно просеки, кровавые полосы. Вот опустел уж татарский берег, пустеет и заречье.
Иван Иванович с воеводами едет по рядам своих полков, поздравляет с победой. Гремит «ура», и весть об одолении поганых бежит и вдоль берега Угры и вдоль берега Оки. Гонцы с подробными донесениями мчатся к селу Кременцу от всех воевод…
Все же напор степных орд не ослаб, и после обеда снова прискакали татарские полки, но на десять верст выше по Угре, к другой переправе, где стоял брат государя Андрей меньшой. Бой длился четыре часа, и помогали там друг другу соседние воеводы и с левой и с правой руки: пушкарей с пищалями присылали князю Андрею меньшому. И там татары были отбиты, а остатки их сотен бежали к Ахматову стану.
На другой день Ахмат почти вплотную подошел к берегу Угры со всей своей силой. Еще три дня татары упорно пытались пробиться на левый берег, но русские отбивали все отчаянные натиски степняков с большим уроном для них.
На пятый день Ахмат, потеряв надежду захватить левый берег Угры, отошел от реки, остановился в двух верстах от нее и распустил татар грабить литовские земли…
Снова началось стояние двух враждебных станов друг против друга.
Иван Васильевич вызвал к себе в Кременец сына и брата Андрея меньшого, князя Данилу Холмского и своих ближних воевод на думу.
Начал он совещание сразу с самой сути дела:
– Неведомо нам точно: пойдет на помочь Ахмату король или не пойдет. Посему нам силы свои не токмо беречь надобно, но и прибавить откуда можно. Яз ведаю, что братья Андрей большой и Борис, семьи отослав в вотчины, с полками идут в Кременец. Ахмат же, сами видите, пушек страшась, более не смеет на Угру идти без Казимира, у которого тоже огненная стрельба есть. Так на сей часец у нас с татарами.
Сын государя, брат и все воеводы согласились с этим.
– Можно было бы биться с татарами, – продолжал государь, – токмо яз не хочу победу в кости выиграть. В кости-то и всю Русь за ничто проиграть можно. Яз жду, опричь братьев, отряды некои конные с дальних мест московской земли. Ведомо мне, что казаки из татар тюменских и нагайских о набегах на Сарай мыслят. Слух сей надобно днесь через Литву пустить. Ведомо мне еще, что Менглы-Гирей набегал уж на литовскую землю. – Иван Васильевич помолчал и заговорил снова: – Против меня могут еще сказать: время теряем, зима идет суровая.
– Да, сие, государь, – воскликнул Иван Иванович, – токмо татарам во вред! Лазутчики наши бают, наги и босы татары, ободрались все. Кормов у них не хватает ни собе, ни коням, а мы ведь у собя, на родной земле…
– Истинно, истинно сие, – подтвердили воеводы.
– Все сие так, государь, – молвил князь Андрей, – токмо скажи, что деять-то нам надобно, дабы время нам выиграть?
Иван Васильевич усмехнулся и сказал:
– Деять? Трудное дело нам деять надобно. Хочу яз татар миром блазнить. Сим новгородцы мыслили мой поход остановить. Яз-то не остановился, Ахмат же, может, и ждать будет…
Все недоуменно переглянулись, не зная, что сказать, и возражать не смея.
– Государь, – заговорил Иван Иванович, – на Москве некои, не разумеющие ратного дела и ратной хитрости, скажут: страшимся мы…
– Пусть, сынок, московские собаки лают что хотят, – заметил великий князь. – Мы же, слыша, что и как ответит Ахмат, знаем, какие дела у него. Яз не хочу мира, а токмо хочу переговоров…
Все молчали в смущении.
– Добре, – сказал Иван Васильевич, – яз один за все ответ беру на собя…
Призвав к себе боярина Ивана Федоровича Товаркова, великий князь послал его к хану Ахмату со слугами многими, которые должны были на конях подарки везти хану и любимому князю его Темиру.
Ни хан, ни князь его Темир даров не приняли и от послов челобитной не слушали.
Ахмат сказал гневно:
– Не за дарами я пришел, а ради Ивана, что ко мне не идет и даней-выходов мне пятый год не дает. Пусть сам ныне придет, станет у моего стремени и молит прощения, а я его пожалую, приму челобитье…
Все же с боярином Товарковым хан Ахмат прислал послом мурзу Ахмеда с двумя своими конниками.
Государь вновь пригласил к себе сына, брата и воевод, которые были на думе у него, и повелел Товаркову перевести ответ Ахмата. Ответ был столь оскорбителен, что все смутились еще более, чем на первом собрании.
Иван Васильевич улыбнулся и молвил:
– Слушайте мой ответ. Ты же, Иван Федорыч, толмачом будь, скажи так мурзе Ахмеду: «Яз, великий князь Иван, к тобе, Ахмату, не иду. Не бывать сему!»
Все переглянулись между собой, ожидая гнева татарина, но тот почтительно поклонился и вышел в сопровождении боярина Товаркова из поповской избы, в которой стоял в Кременце государь.
Через неделю вновь прибыл в Кременец мурза Ахмед и просил допустить его пред очи государевы.
Иван Васильевич снова вызвал сына, брата и воевод, которые были у него в первый приезд посла Ахматова. Когда все собрались, боярин Товарков привел в горницу мурзу Ахмеда. После обычных приветствий, на этот раз более почтительных со стороны татарина, государь через Ивана Федоровича повелел мурзе:
– Сказывай.
Мурза поклонился и произнес, а Товарков перевел:
– Царь Ахмат говорит тобе, князь Иван: «Сам не едешь, так пришли ко мне сына».
Иван Васильевич усмехнулся и молвил:
– Тому не бывать.
Лицо татарина вытянулось, он заволновался и поспешно добавил:
– Ежели ты, государь, сего не можешь, пришли брата своего, князь Андрея.
Иван Васильевич сказал:
– И сему не быть.
– Может, ты, государь, Никифора Басенкова пришлешь, сына воеводы Басенка. Вельми в Орде Никифора любят…
– Никого не пришлю, – нахмурив брови, перебил Иван Васильевич, – а вборзе пошлю ему, опричь полков своих, которые здесь стоят, и те, которые сюда идут…
Когда посол удалился, государь, смеясь, спросил:
– Уразумели то, что сейчас видели и слышали?
