Императорские изгнанники - Саймон Скэрроу
— Давай, Катон! Беги! Я задержу их!
Для Катона не было времени на размышления, только восприятие: взгляд на бегущих к ним ауксиллариев, клубящуюся пыль, розовеющую в косом свете заходящего солнца, мрачное выражение лица агента и разбойников, несущихся вперед с поднятым оружием. Он выхватил меч и присел, борясь за дыхание, готовясь к бою.
Трое повстанцев стояли в нескольких шагах впереди своих спутников. Двое были вооружены копьями, а третий нес тяжелый изогнутый меч. Этот последний двинулся на Катона, когда другие два повернулись к Аполлонию с нацеленными на него остриями копий. Катон увидел, как его товарищ ловко парировал первый выпад своим мечом и, рванувшись к противнику на расстояние вытянутой руки, острым краем кинжала ранил его в руку, рассекая плоть точным разрезом. Он продолжил атаку, поворачивая бедро и плечо, и острие кинжала ударило в бок второго человека, которого слишком далеко занесло, чтобы ударить копьем.
В этот момент мечник дико замахнулся на Катона, клинок пронесся по сверкающей дуге, когда острие поймало лучи умирающего солнца. Катон поднял острие своего меча и отвел клинок в сторону, блокируя удар. Оружие столкнулось с резким металлическим звоном, полетели искры, когда более тяжелый меч отбросил Катона на шаг назад. Ему удалось сохранить равновесие, и он вытянул левую руку, чтобы схватить нападавшего за запястье и притянуть его к себе и вниз, опустив острие оружия и вогнав его в живот мужчины, пронзив его овчинный мех и плоть под ним. Выкрутив лезвие, он вырвал его, затем отпустил запястье мужчины и ударил его по лицу тыльной стороной ладони. Разбойник попятился назад, ошеломленный и истекающий кровью из раны, и один из его набегавших соратников грубо отпихнул его в сторону.
На этот раз шансы были явно не в пользу Катона. Ухватив покрепче топор, разбойник выставил вперед щит и бросился вперед. Катон нанес удар по голове варвара, но его противник поднял щит и принял удар на обод. Когда клинок Катона отклонился в сторону, разбойник взмахнул топором, и его широкая кромка пронзила воздух и устремилась к грудной клетке Катона. Действуя инстинктивно, он бросил свое тело вперед, выставив левое плечо вперед. Когда он врезался в своего врага, предплечье мужчины безвредно ударилось о спину Катона, и лезвие топора не достигло цели. Катон продолжил наступать, отбрасывая мужчину назад, заставляя его спотыкаться и отступать, пытаясь устоять на ногах.
С последним мощным ударом Катон отступил назад, к Аполлонию. Агент к тому моменту уже сразил двух копейщиков, и теперь перед ним стояли трое разбойников со щитами, заставляя агента поворачиваться и смотреть на каждого по очереди. Разбойники, впрочем, также не решались напасть на последнего. Воин с топором пришел в себя и осторожно начал вновь сближаться с Катоном, затем остановился, глядя мимо него, и нахмурился. Он рявкнул приказ, и его люди отступили на несколько шагов, а затем повернулись и рысью припустили ко входу в ущелье, оставив своих сраженных товарищей позади. Человек, которого ранил Катон, убрал в ножны свой клинок, зажал рукой кровавое пятно на своей овчинной шкуре и поспешил за своими товарищами.
Катон и Аполлоний стояли, выпятив грудь, капли крови капали с их оружия, когда сзади раздался топот армейских калиг. Первый из ауксиллариев пробежал мимо, преследуя врага.
— Оставить их… — прохрипел Катон, затем сделал более глубокий вдох и крикнул: — Отставить преследование!
Ауксилларии остановились и неохотно развернулись, построившись в защитную линию перед Катоном и Аполлонием. Последний быстрыми ударами в горло прикончил двух лежавших на земле копейщиков, хрипевших в предсмертной агонии, затем они с Катоном вытерли клинки и убрали оружие в ножны.
— Теперь мы знаем, — сказал Аполлоний.
Катон кивнул.
— Мы прижали их…
*******
Как только он вернулся в расположение лагеря, Катон отдал приказ вырыть ров и возвести вал, чтобы перекрыть вход в ущелье, достаточно далеко от скал, чтобы его люди были вне досягаемости любых метательных снарядов, выпущенных по ним сверху. Как только лагерь был закончен, две центурии вышли в сумерки, чтобы начать работу над укреплением, в то время как Катон совещался со своими старшими офицерами в командной палатке.
Плацин и Массимилиан сидели на походных табуретах на противоположной стороне складного стола. Полог палатки был свернут, чтобы обеспечить дополнительное освещение, пока Катон делал наброски вражеской обороны по памяти. Аполлоний стоял в стороне, опираясь на столб палатки, и наблюдал за происходящим.
— Есть два препятствия, — Катон указал на свою схему, — здесь, у входа в ущелье, и здесь, где они построили стену. Через первое могут пройти только двое наших людей одновременно, и мы будем уязвимы для камней, стрел, копий, и всего остального, что они решат сбросить вниз со скал по обе стороны. После этого встает вопрос о штурме стены и ворот. — Он сделал паузу, чтобы вспомнить оборонительную структуру. — Я бы сказал, что стена не менее четырех с половиной метров от земли до частокола. Она сложена из неотесанных камней и кажется основательной. Деревянная сторожка — единственное слабое место, но у нас не будет возможности проверить это с помощью нашего онагра, поскольку его невозможно поднести достаточно близко, чтобы опробовать. Поэтому единственным средством атаки является лобовой штурм с использованием лестниц. Учитывая узкий фронт, на котором мы будем сражаться, я сомневаюсь, что те, кто переживет обстрел в ущелье, смогут взять стену штурмом. Похоже, нам придется морить врага голодом. Как только передовая линия осады будет построена, и мы засеем подступы триболами, мы зажмем их. Затем мы будем ждать, пока они сдадутся или попытаются вырваться.
Плацин почесал челюсть, размышляя над этим. — Есть ли другой вход в долину?
— По словам нашего пленника, нет. Но он может лгать, поэтому я отправлю Аполлония и разведчиков с первыми лучами солнца. — Катон повернулся к агенту. — Я хочу, чтобы ты обошел эти холмы. Ищи любые признаки другого пути в долину и доложи как можно скорее. Будь внимателен, мы не можем позволить себе ничего упустить.
— Я позабочусь об этом, господин. Если есть другой проход, я найду его.
— Да уж, постарайся это сделать. Рим будет недоволен, если мы позволим разбойникам ускользнуть от нас, как это уже
