Шапи Казиев - Крах тирана
Кубачинские старшины посоветовались с народом и ответили Надир-шаху:
«Цветущую Персию оставь себе, а нам оставь нашу любимую родину. На Кубачи не зарься, ибо грех посягать на чужое. Мы скорее погибнем на своей земле, чем будем осыпаны в Персии украденными самоцветами».
Уязвленный столь вызывающим ответом, Надир приказал во что бы то ни стало захватить Кубачи и уничтожить все его население. Исполняя волю повелителя, отряды каджаров изготовились к решающему штурму и ждали только, пока пушки пробьют подходящую брешь.
Увидев эти приготовления, Кайтагский уцмий сказал старшинам, что сам попробует договориться с Надиром. Он вышел к шаху и заявил, что готов прекратить битву и признать его власть с тем, чтобы войска Надир-шаха не входили в Кубачи и оставили село под управлением его старшин.
Надиру такие условия показались оскорбительными для владыки мира, коим он себя считал. Но он, тем не менее, согласился. В конце концов получить под свою власть Кайтагского уцмия уже было немаловажной победой. А что до кубачинцев, то покарать их за сопротивление или переселить в Персию можно было и потом, когда Надир сокрушит Аварию и получит в свои руки весь Дагестан.
Глава 93
Вернувшись в ставку с Кайтагским уцмием, Надир-шах чувствовал себя победителем. Он возгордился еще больше, когда для изъявления покорности прибыл и Акушинский кадий. Шах принял его ласково и щедро одарил.
Но сведения, получаемые шахом от лазутчиков, говорили о том, что кайтагцы и акушинцы отнюдь не смирились. Да еще Шахман нашептывал, что покорность владетелей – одна только видимость, а на деле они только тянут время, сговорившись с андалалцами и Хунзахским ханом.
Отчасти Шахман был прав. Надир-шах и сам чувствовал, что теряет власть над ходом войны, что не все происходит по его воле. Но он все еще верил, что вот-вот явятся с повинной вожди вольных аварских обществ и сам Мухаммад-хан Хунзахский, чтобы молить владыку мира принять их под свою корону. Но вскоре были получены сведения, что кадий Андалала и сыновья Сурхай-хана созывают со всего Дагестана джигитов. Люди к ним стекаются отовсюду.
– О чем они там толкуют? – спросил Надир Сурхай-хана. – Не о том ли, чтобы склонить головы и последовать твоему примеру?
– Мне это неизвестно, – пожал плечами Сурхай, уверенный, что сыновья его заняты вовсе не тем, о чем мечтает Надир.
– Как ты мог управлять таким большим ханством, да еще и Ширваном, – удивлялся Надир-шах, – если тебя не слушаются собственные сыновья?
– Они – мои дети, – сказал Сурхай. – Но в Дагестане свободу и честь чтут не меньше, чем родителей.
– Горе им и тебе, если они что-то замышляют и не поспешат явиться ко мне на службу! – в ярости кричал Надир. – Ты был ханом, Сурхай, и можешь им остаться, если поймешь: чтобы править этим миром, свободу нужно выжигать, как чуму.
Опасаясь, как бы вслед за сыновьями не исчез и сам Сурхай-хан, Надир велел отправить его жену Айшат в Дербент, где ее поместили в новом дворце, рядом с гаремом шаха.
Прощаясь с женой, Сурхай-хан наказал ей блюсти ханское достоинство даже в стане врага и не лить напрасно слез, ибо все совершается по воле всевышнего Аллаха. А на ее немой вопрос отвечал, что слугой Надира никогда не будет, если с ним что-нибудь случится, то сыновья их отомстят шаху за все.
Ночь Надир-шах провел в мучительных сомнениях. Ни утонченные яства, ни ласки прекрасных наложниц, ни вино и кальян не могли отвлечь его от тяжелых мыслей. Он чувствовал себя обманутым напрасными ожиданиями. Ему полегчало лишь к утру, когда он приказал бить палками слугу, допустившего, что его драгоценный щит – свидетельство великих побед Надир-шаха – успел запылиться.
Затем он велел Кайтагскому уцмию отправиться в свои земли и привести в шахское войско тысячу воинов и тысячу семей назначить к переселению в Персию. На этот раз шах посулил каждому такому семейству по буйволу и повозке для домашнего скарба, по быку и корове, по пять овец и по хорошему ковру, а также пропитание и деньги на обзаведение хозяйством в Персии.
Уцмий пообещал, что непременно все исполнит, и отбыл из ставки шаха.
К полудню огромное войско Надир-шаха выступило в сторону Андалала и на следующий день остановилось на плато Турчидаг.
Первым делом у горы Чалда, над каменной грядой у края плато, был возведен шатер падишаха. Он был из черного атласа, опоясан золотой каймой с самоцветами и увенчан знаменем с персидским львом. Рядом расположился красный шатер гарема. Все вместе было огорожено каменным валом, за которым выстроились ряды шахской гвардии.
Отсюда открывался чудесный вид на горы, долины, реки и аулы вольного общества Андалал.
На расстоянии полета стрелы от шатра падишаха начало располагаться войско. По заведенному порядку полки стояли отдельными лагерями, палатки воинов разбивались вокруг шатров их командиров. Вьюки, повозки, орудия – все имело свои определенные места.
Кони, верблюды и мулы были отпущены на богатые пастбища.
К вечеру было занято почти все плато, и в небо начал подниматься дым костров, на которых готовилась пища.
Уже вечерело. Над гористой Андалалской долиной поднималась большая луна и загорались звезды.
– Все, что я вижу, будет моим, – убеждал себя Надир-шах, всматриваясь в тающие в сумерках просторы. – Звезды обещали мне удачу. Они всегда обещают удачу, потому что ими управляет мой звездочет. Добрые небесные знамения – его хлеб. Он кормит меня надеждами на их благоприятное расположение. А я предпочитаю ему верить. Потому они, наверное, и сбываются. Прежний астролог как-то разглядел в небе мое поражение, но когда его посадили в глубокую яму, он сразу увидел мою счастливую звезду. Он все еще там, в яме. Если он не предвидел, что случится с ним самим, то как я могу ему доверять? Он был слишком учен, чтобы понять, что не звезды управляют судьбою владыки, они лишь освещают его победоносный путь.
Но ярче звезд горели на вершинах Андалала сигнальные огни, возвещая народу, что враг уже близок. А на башне аула Шулани – главном дозорном пункте андалалцев – не только пылал большой костер, но и грохотали тревожные барабаны.
Глава 94
В ту же ночь из Андалала снова помчались гонцы, созывая в Андалал всех, кто был готов сразиться с общим врагом. Некоторые из гонцов не достигли обществ, куда направлялись, потому что встретили уже выступившие оттуда отряды воинов со своими предводителями.
Новости в горах разносятся быстро, и о том, что на Турчидаге поднялся шатер Надир-шаха, знали уже многие. А скоро узнали все, потому что гонцы, глашатаи и имамы мечетей без устали взывали к сыновьям гор:
– Эй, славные воины, выходите на битву!
– Кровавый шах уже смотрит на ваши аулы!
– Богатыри, покажите врагам свою силу!
– Спасайте родину, отважные орлы!
– Спешите в Андалал, где Надира кровавого ждет страшная расплата!
– Выходите! Спешите, пока еще не поздно!
– Кто погибнет – тому рай у Аллаха!
– Кто живым вернется – тому вечная слава!
– Да умрет Надир – шайтан коварный!
– Да захлебнутся его шакалы своей кровью!
Кади Пир-Мухаммад с гордостью наблюдал, как с разных сторон тянутся в Андалал всадники на отличных конях, с хорошим оружием и улыбками на лицах. Цвет Дагестана собирался на битву с врагами. Первыми явились воины высокогорной Аварии. Это были лишь первые небольшие отряды.
Прибывшие уверяли, что за ними следуют другие, кто узнал о беде не сразу или не успел собраться. А вскоре начали приходить даже те, кого не ждали, – люди из разоренных шахом обществ. От каждого народа спешили отважные воины, готовые насмерть драться, защищая один для всех Дагестан. Они добирались разными путями, а кто-то оставался в тылу у Надир-шаха, чтобы не давать его полчищам покоя и мешать их снабжению.
Прибывавшие отряды рвались в бой, но Амирасулав – воинский начальник Андалала – сдерживал их пыл и распределял по соседним аулам, где они должны были ждать своего часа.
Под начало Муртазали, кроме его дружины и лакских ополченцев, поступала большая часть подходивших с юга отрядов. Там его хорошо знали как талантливого полководца и не раз ходили с ним в удачные походы.
Среди пришедших было и много кумухцев. Они рассказали, что происходило в ханстве после того, как сыновья Сурхая ушли в Андалал.
Узнав, что отец их жив, но находится во власти Надира, а мать их выслана в Дербент, братья не находили себе места. Понимая, что родители их стали пленниками, хотя и почетными, Муртазали и Мухаммад рвались их спасти и отбить Кумух.
– Так вы только погубите себя и своих воинов, – убеждал их Чупалав.
– Мы должны идти! – горячился Муртазали. – Даже если погибнем.
– Разве этим вы спасете отца и мать? – говорил Чупалав. – Им и так нелегко, а ваша гибель сведет их в могилу.
