Кровь богов (сборник) - Иггульден Конн

Октавиан не ждал, что путешествие вдоль западного побережья Италии взбодрит его и придаст сил. В прошлом плохой моряк, он опасался, что волнение и качка не лучшим образом подействуют на его слабый желудок. Однако капитаны трех галер сделали все возможное, чтобы плавание прошло для императора как можно спокойнее. Две галеры расположились по обе стороны от центральной триремы, защищая ее от ветров и волн. Со своей стороны и боги благословили предприятие хорошей погодой и ясным небом. Двенадцать дней Октавиан провел, часами отдыхая на палубе, а когда боль в пояснице становилась совсем мучительной, его переносили в каюту отдохнуть. Он рассчитывал, что проведет время в размышлениях о предстоящем, о грядущем наследовании и о том, кто примет Рим из его рук.

Однако вид побережья, которым он правил на протяжении десятилетий, и воспоминания из прожитой жизни отвлекали от нынешних забот и погружали в далекое прошлое, навевая мысли об испытаниях юности. Прошлое всегда влечет стариков, он знал это. Возможно, потому, что позади осталось столь многое, а впереди – почти ничего. Дух цеплялся за давно ушедшие годы.

С борта галеры он мельком увидел канал, проложенный его другом Агриппой, умершим более двадцати лет назад. Крохотную щель в побережье давно затянуло илом, и теперь от канала осталась лишь складка на земле, в том месте, где русло достигало водоема. Но Октавиан знал, что канал там, под илом. Мысли его переключились на друзей юности.

Рожденный из чрева земли, Агриппа сражался на море, защищая Октавиана от флота Секста Помпея. Память друга и хорошего человека, по которому он все еще скучал, Октавиан почтил сожжением сладких благовоний в жаровне на палубе. Он стольких пережил: и тех, кого называл друзьями, и врагов. Но теперь наконец смерть и на нем поставила свои безошибочные знаки. Руки постоянно дрожали, и боль, тупая или острая, не оставляла тело, напоминая о себе то в одном месте, то в другом, но никогда не утихая насовсем. Октавиан уже решил, что проживет лишь столько, сколько нужно, чтобы исполнить последний долг – принять мудрое решение относительно наследника.

Продолжая путь, галеры достигли того места к западу от Рима, где Тибр изливается в море и где расположен оживленный порт Остия. Сделать остановку Октавиан не разрешил, зная, что там для него сразу найдется работа: его решения ждали несколько судебных дел. Все это он отставил, сосредоточившись на внуке, судьбу которого предстоит определить. Он вытер пот, заливавший глаза, моргнул, ощутив знакомую резь, и смахнул темные капли, которые, упав на палубу, впитались в сухое дерево. С Ливией Октавиан поделился не всем, что знал. Пересказ дошедших до него слухов грозил обернуться еще одним яростным спором, а он был слишком стар для семейных раздоров, от которых давно устал.

Помимо уже предъявленных Марку обвинений, его подозревали в участии в заговоре с целью захвата власти. Согласно этим слухам, внук императора планировал устроить деду тихий и внезапный уход. В этом заговорщика поддерживала немалая часть сенаторов. Октавиан улыбнулся про себя – полный список заговорщиков лежал у него в сундуке. Для него, императора с пятидесятилетним опытом, все их сделки, договоренности и шушуканья были лишь чуть более опасны, чем детская возня. Слишком много он видел заговоров – столько, что и не упомнить, – и все были подавлены, пресечены на корню. Расскажи он об этом Ливии – она бы не поняла. Его заговоры не заботили вовсе. И уж коль Марк проявил такие решимость и энергию, то это можно лишь приветствовать. По крайней мере, это свидетельство того, что внук хочет заполучить Рим!

Октавиан сердито воззрился на проплывающий мимо берег, золотисто-зеленую землю и воду цвета лазури под килем. Вот Тиберий не стал бы замышлять против него заговор, презрительно подумал он. Добрый, честный Тиберий будет терпеливо ждать заслуженного. Сын Ливии был, без сомнения, очевидным выбором для человека, прожившего почти восемьдесят лет. Проблема заключалась в том, что Октавиан все еще помнил свою юность. Он был тогда другим, готовым ради мести преследовать врага до края света. Тому молодцу Тиберий, скорее всего, наскучил бы до смерти.

Через обширную сеть доносчиков и клиентов Октавиан распространил слух, что проведет отпуск на вилле к югу от Рима. Об истинном пункте назначения он не сказал никому, кроме Ливии. Даже три капитана галер узнали о маршруте уже в пути, готовясь войти в Остию. Сенаторы, вознамерившиеся вырвать власть из рук императора, потеряли его из виду на несколько решающих недель, убаюканные известием о том, что старик отдыхает на прекрасной вилле. Октавиан сжал перила галеры и с удивлением посмотрел на руки – даже это усиление откликнулось болью в костяшках пальцев. Он не желал жить стариком, но эту последнюю битву намерен был довести до конца. Зажмурившись от солнца, Октавиан вознес безмолвную молитву духу Юлия Цезаря – чтобы кровная линия продолжилась зримо и беспрерывно, как золотая нить в глине.

Октавиан знал, что Ливия уже подозревает правду, но не видел в этом стыда. Он был первым в Риме, принцепсом величайшего в мире города. И решение о том, кто придет за ним, предстояло принять ему одному.

Октавиан знал, что если Марк явит ему хоть какое-то свидетельство присутствия в нем римского достоинства, то все будет устроено так, что Тиберия без шума убьют, а бразды правления империей получит Марк. Октавиан был обязан Риму всем – это он знал. И он сделает для города наилучший выбор, даже если это будет стоить ему брака, мира и покоя или оставшихся дней.

Галеры достигли пролива между побережьем и островом Искья – отсюда до Планасии оставалось не более дня пути. Марк Постум находился в тамошней тюрьме почти три месяца. Вполне достаточно для молодого человека, чтобы подумать о своей разгульной жизни и определиться с тем, на что употребить свои таланты.

В каюту Октавиан отправился пораньше, зная, что ему сильно повезет, если удастся поспать хоть немного, когда галеры встанут на якорь под защитой острова и начнут покачиваться в тошнотворном ритме волн. Некоторых это успокаивало, но Октавиану качка обещала только одно: провести ночь в компании с ведром.

Пришла ночь. Ворочаясь с боку на бок и обливаясь потом, он промучился до полного восхода луны, затмившей блеском звезды. Уже в препаршивом настроении, Октавиан призвал рабов и велел обмыть его, переодеть в чистое и вынести на палубу, где он с жадностью глотнул теплого воздуха. По его приказу вахтенный отправился будить людей в темноте.

Несмотря на неурочный час, никто не обронил и слова жалобы – его воля была здесь законом. Работая слаженно, римские солдаты быстро подняли якоря. В трюмах под главной палубой растолкали и напоили водой гребцов, и они взялись за огромные весла, которые знали не хуже, чем свои пять пальцев, пропихнули их наружу и опустили в черную воду. В ожидании приказа люди разминали ноющие мышцы, перемигивались в темноте и отправляли в рот пригоршни сушеного мяса и фруктов – для поддержания сил и духа.

Держась поближе одна к другой, три галеры прорезали темные воды. На палубе зоркие мальчишки всматривались в ночь, чтобы не пропустить белую пену: ее появление указывало на то, что они слишком сблизились со скалами. К тому времени, когда взошло солнце, вдалеке уже виднелась Планасия и справа от нее Эльба. День выдался ясный, с легким ветерком, и Октавиан вдруг почувствовал, что все-таки устал. Посему он вернулся в каюту и некоторое время спал, пока капитаны вели галеры к крошечной бухте острова, крепость которого служила тюрьмой его внуку.

Глава 2

Марк смотрел на доску для латрункули с белыми и черными камешками с тщательно отработанным выражением добродушной скуки. Статус единственного узника на крохотном островке давал немного преимуществ, но одно из них заключалось в том, что шести стражникам просто не для кого было выслуживаться. Будь на острове другие заключенные, желательно более низкого положения, тюремщики могли бы исполнять свои роли с бо́льшим усердием. Марку понадобилось лишь несколько недель, чтобы мягко напомнить им о том, что он вполне может встать во главе империи уже в ближайшее время и тогда свое жалованье они будут получать от него. Не будь это так легко и просто, он, пожалуй, с удовольствием понаблюдал бы за тем, как они обдумывают ситуацию и приходят к правильному заключению. Люди, посланные охранять полузабытую тюрьму на каком-то клочке суши, были, скорее всего, не лучшими воинами из тех, кем располагал Рим. И уж определенно, не самыми богатыми. Несколькими расчетливо брошенными намеками и напоминаниями Марк без особого труда навел их на ту простую мысль, что, возможно, им следует получше обращаться с узником, в руках которого в один прекрасный день могут оказаться их судьбы.