Владимир Андриенко - Кувыр-коллегия
Он подсел к нему.
— Привет тебе, дезертир.
— Ты что? — тот поднял на него мутные глаза. — Как ты меня назвал?
— А разве ты не дезертир?
— А ты кто такой? Полицейский? Но здесь тебе не Пруссия! Так что давай иди отсюда, приятель! Здесь не любят ищеек!
— Я не ищейка, господин дезертир. Простите, не имею чести знать вашего имени.
— А я не собираюсь его тебе сообщать!
— А мне и не нужно твоего имени! — Пьетро перешел к делу. — Я не желаю его знать, приятель.
— Тогда чего тебе нудно?
— Я принес тебе богатство.
Дезертир не понял ничего, но уже не стал гнать незнакомца. Упоминание о деньгах успокоило его. В кармане у дезертира не было и ломанного гроша. Он все отдал за выпивку.
— Я нуждаюсь в твоей помощи, — продолжил Мира. — Мое имя слишком тяжело для меня и я решил его сменить. Но не желаю, чтобы оно просто так пропало. И предлагаю тебе пожить под именем Пьетро Мира.
— Я часто менял имена и даже не помню какое из них настоящее, приятель. И потому согласен назваться еще одним именем. Если, конечно, получу за это хоть сотню монет. На меньшее я не согласен.
— Я дам тебе десять тысяч монет, приятель. Золотом.
— Что? Ты сказал 10 тысяч?
— Но имя у меня славное. Я Пьетро Мира. Ты разве не слушал обо мне?
— Нет. Никакого Пьетро Мира я не знаю. А кто ты таткой приятель?
— Я расскажу тебе свою историю.
— И дашь мне 10 тысяч золотом? Я не ослышался?
— Да. Ты получишь мое имя и 10 тысяч золотых талеров. Если конечно не побоишься носить имя Мира.
— А чего мне бояться? С 10 тысячами я ничего и никого бояться не стану. Давай свою историю.
Пьетро стал рассказывать. Незнакомец слушал его со вниманием. И так родился новый Пьетро Мира, который и уехал вместо старого в Италию. Они поселился там и даже стал содержать трактир.
Сам же Пьетро Мира получил от Либмана документы на новое имя, и уехал с ними в Берлин. Его сопровождала Мария Дорио. И с тех пор пути настоящего шута придворной кувыр коллегии были никому не известны…..
Люди Остермана и Франческо Арайя напрасно перевернули всю Митаву. Ни Пьетро ни Марии они не нашли. Банкир Либман был доволен. Последнее слово осталось за ним….
Эпилог
Встреча, спустя много лет
Вдруг арлекин навеки загрустит,
Любуясь сам своим лицом печальным;
Что, если дурень свой дурацкий вид
Так и забудет на лице нормальном?!
Владимир Высоцкий "Маски".
Петербург год спустя, ноябрь 1741 года
Анна Леопольдовна не сумела удержать власть. Остерман просчитался. Он слишком нажал на принцессу Елизавету, принуждая её к замужеству с принцем Людвигом.
Елизавета расплакалась перед гвардейцами и сказала как её сироту обижают и шпыняют все кому не лень. Преображенцы, громадного роста усачи, упали на колени перед ней и просили её вести их на смерть. Они черту рога обломать грозились, но трон цесаревне добыть.
— Веди нас, солнышко красное! Мы всех немцев метлой поганой выметем!
— Свернем всем шею!
— Не стоят они слез твоих, царевна!
— Спасибо вам. Спасибо за то, что помните о батюшке моем и меня сироту не забываете. Я не богата сейчас, ребята, — Елизавета достала кошелек и бросила его на стол. — Вот последние мои 300 рублей. Более ничего не имею. Выпейте за здоровье мое!
— Виват, Лизавета Петровна! — закричали гвардейцы….
Соглядатаи сразу донести про сие Остерману. Он запрыгнул в карету и велел везти себя во дворец. Там он нашел генералиссимуса принца Антона и рассказал ему об опасности.
— Вы думаете, что возможен переворот? — спросил принц.
— Я уверен в этом. Слезы Елизаветы дорого стоят. Я знаю это как никто иной, принц.
— Но что делать? Сообщить генералу Ушакову? Пусть арестует принцессу?
— Вы сошли с ума, принц. Арестовать принцессу? Это вызовет немедленный бунт. Поднимется вся гвардия и вся армия. Стоит выслать Преображенский полк из столицы. Среди них основной заговор гнездиться. Убрав Переображенцев, мы на время успокоим столицу.
— Я подпишу приказ, как генералиссимус и главноначальствующий над войсками….
Но выполнить своей угрозы принц Антон не смог. В ночь с 24 на 25 ноября 1741года Елизавета в окружении Воронцовых и Шуваловых подкатила к казармам Преображенского полка. Настроена она была решительно:
— Солдаты! Славное воинство российское! Я дочь Петра Великого пришла к вам и прошу вас о помощи! На троне русском выродки Брауншвейгские! Им ничто русское не дорого! Сколь терпеть сие? Я не жажду власти императорской, но токмо я способна Россию спасти! И я выступаю сейчас ко дворцу. Кто со мной?
Солдаты заревели:
— Виват императрица Елизавета Петровна!
— Веди нас на врагов!
— Веди матушка! Всех врагов троих изведем!
И они отправились свергать Брауншвейгское семейство. Подле Адмиралтейства Елизавета вышла из саней и приказала отправить несколько человек для ареста Остермана, дабы он какой пакости выкинуть не смог.
Подле дворца правительницы России солдаты остановили отряд Елизаветы. Но, узнав, принцессу офицеры и солдаты сложили свое оружие к её ногам.
— Спасибо вам, верные мои солдаты, — произнесла принцесса. — Но возьмите назад свое оружие. Не хочу вас лишать его. Берите и идите за мной. Я иду царствовать и вас никогда не позабуду.
В покоях правительницы Елизавета сама сдернула одеяло с Анны Леопольдовны.
— Вставай, сестрица. Вставай. Твое правление закончилось.
— Что? — вскочила та. — Что? Это вы? Но…
— Я сестрица. Пришла за своей короной. Меня русские люди желают видеть императрицей, и я их воле подчинилась. Так что извини, сестрица. Но тебе, и сыну твоему, освободить трон придется.
— Но вы мне обещали, что не посягнете на трон, — взмолилась Анна.
— Что делать, коли нация желает меня, а тебя и сына твоего не желает?
— Что будет со мной? — спросила свергнутая правительница.
— Пока в доме моем на поле Марсовом тебя и мужа твоего держать станут. А затем видно будет.
Утром был провозглашен манифест о воцарении новой императрицы Елизаветы Петровны. Народ радовался и кричал "ура". Гвардия и армия ликовали. Пииты Тредиаковский и Ломоносов слагали в честь дочери Петра Великого хвалебные оды.
Рядом с новой императрицей стояли новые придворные светила Алексей Разумовский, Воронцов, братья Шуваловы. Это они придут на смену Бирону, Остерману, Левенвольде. Но будут ли они лучше? Как оказалось нет. Это были те же временщики, которым было мало дела до судеб России. Думали они только о себе и ничем от курляндцев Анны Ивановны не отличались….
Прошли годы, и отшумело царствование императрицы Елизаветы Петровны, которая правила Российской империей целых 20 лет.
В январе 1761 года Елизавета Петровна умерла, отставив трон империи Российской, своему племяннику Петру, сыну Анны Петровны и герцога Голштинского, который вступил на трон под именем императора Петра III.
Но долго просидеть на русском троне ему не было суждено. В 1762 году последовал новый гвардейский переворот, Петр был арестован, на трон взошла его жена Екатерина, под именем самодержавной императрицы Екатерины II…
Митава, 1764 год.
Старому герцогу доложили, о том, что его желает видеть пожилой иностранец. Бирон посмотрел на камергера и спросил:
— Но свое имя он вам назвал?
— Нет, ваша светлость.
— Но тогда зачем вы явились беспокоить меня из-за какого-то пожилого иностранца? Я не могу вас понять Брискойн.
— Я хотел оказать этому человеку, хотя он одет как дворянин, но он сказал, что вы ему будете рады, если еще не забыли старых друзей.
— Что? — старый герцог удивился. — Старых друзей? Но остались ли у меня друзья? После того как я 22 года провел в ссылке в России, у меня нет друзей. Император Петр III, когда взошел на трон, вызволил меня из ссылки и вернул меня в Курляндию. Ведь титула герцога меня никто не лишал. Императрица Екатерина Алексеевна, свергла своего мужа, но ко мне осталась благосклонна.
— Так вы желаете видеть этого иностранца, ваша светлость? — камергеру надоело брюзжание старика, который уже много раз рассказывал о своей ссылке.
— Веди его ко мне, — согласился Бирон.
И вскоре в кабинет герцога Курляндии вошел пожилой высокий человек в добротном, но скромном кафтане. Он слегка поклонился герцогу. Бирон не узнал его.
— Рад вас приветствовать, незнакомец. Я герцог Эрнест Иоганн Бирон. А кто вы?
— Ты не узнал меня, Эрнест? — улыбнулся незнакомец.
Бирон всмотрелся в лицо пришедшего и не смог его узнать.
— Нет, сударь. Простите, но я слишком долго прожил в ссылке и мало кого могу вспомнить из прошлой жизни.
— Я твой друг, Эрнест. Вернее был таковым много лет назад. Я Пьетро Мира, бывший шут придворной кувыр коллегии Анны Ивановны.
