Клара Фехер - Море
— Вы уже вернулись, господин Кречмар?
— А что же производят на вашем заводе?
— Почему вы не ходите во время воздушной тревоги в убежище?
— Удивительно, господин Каша, у вашего коллеги, господина Кречмара, совсем интеллигентное лицо, его скорее можно принять за адвоката…
Начальник ПВО ежедневно заходил к ним после обеда, требовал воинские документы, интересовался их военной специальностью. В конце концов Ачу надоело.
— Ребята, это к добру не приведет. С завтрашнего дня мы переходим в вечернюю смену. С утра будем спать, а в час дня уйдем из дому.
Так действительно было легче. Днем пытались доставать продукты. Тамаш проявил себя самым ловким. Однажды он принес два килограмма постного сахара. На улице Сенткираи толпа напала на склад магазина Штюмера. Тамаш тоже проник внутрь и узнал, что ночью немцы «обезопасили» шоколадный отдел. В результате их тщательной работы бесследно исчезли целые мешки какао, ящики с сахаром. Но на полу и на полках валялось огромное богатство. Озверевшие от длительного голодания женщины набивали карманы кексом и карамелью. Какой-то мужчина собирал в шляпу ликерное драже. Тамаш подхватил жестяную коробку и только дома решил проверить, что же он принес. Оказался постный сахар. Тибор обычно не вставал с постели. Он читал, слушал радио или предавался размышлениям. Ел принесенный Тамашем сахар, конину, пудинговую муку и клецки «Магги». Выполнял введенные Иштваном Ачем меры предосторожности, а потом укрывался с головой и спал.
Ач тоже редко покидал комнату. Если случалось уходить, то всегда брал с собой портфель. Как правило, он добирался только до проспекта Ракоци и знакомился там с новыми плакатами, объявлениями, приказами. Так, он узнал однажды, что военные документы уже недействительны и надлежит заполнить новые бланки. Неизвестно каким образом, но на следующий день он достал бланки. Их оставалось только заполнить, причем на пишущей машинке. А это оказалось не менее трудной проблемой, чем, скажем, добраться на мотоцикле до Млечного пути и обратно. Но Ач был крайне изумлен и обрадован, когда Тибор тотчас же потребовал поручить это дело ему: он знает одного человека, который имеет пишущую машинку и разрешит ею воспользоваться.
— А он не полюбопытствует, что ты собираешься на ней печатать?
Тибор засмеялся.
— Это самый кроткий и самый деликатный человек на свете. Ему и в голову не придет, чтобы кто-то поставил вместо своей чужую подпись, пусть даже под требованием на тряпку.
Тибор свернул на улицу Пала Дюлаи и только тогда подумал, с каким нетерпением ожидают его, наверное, Тамаш и Пишта. И тут же с отчаянием вспомнил, что документы остались у Сентмарьяи под пишущей машинкой.
Тамаш Перц и Ач действительно набросились на него, как только он переступил порог.
— Есть?
— Нет. Погодите, сейчас все расскажу, дайте только сесть.
Ач с волнением выслушал его рассказ.
Но кто сходит в квартиру Сентмарьяи за удостоверениями? Тибору не в коем случае нельзя появляться здесь. И вообще глупо посылать сейчас за ними мужчину.
Была еще девушка, которая могла согласиться на это дело, и это — Кати.
После недолгого раздумья Ач решил сходить к ней. Но неужто ему опять придется тащить с собой через весь город кассету с радием?
— Ребята, послушайте, портфель я оставляю здесь. Если до утра не вернусь, портфель следует зарыть под шкафом, под неприбитой половицей, а письмо, которое найдете в кармане моего пальто, пошлите по адресу.
— А почему ты можешь не вернуться? — оторопело спросил Тамаш.
— Я говорю это на всякий случай. Человеку положено делать завещание, если он отправляется в такую опасную дорогу: с улицы Пала Дюлаи на улицу Шандора Петефи. Будьте друзьями, обещайте мне это, а я, если найду на обратном пути убитую лошадь, притащу вам сердце на рагу.
Он улыбнулся им с порога, но, как только нырнул в сумерки улицы, улыбка тут же исчезла с его лица. Пожалуй, следовало бы прихватить с собой кассету. Но вдруг его ранят? Или схватят? Нет, он поступил правильно, что оставил кассету дома.
Черт его знает, что сейчас правильно, а что неправильно. Видно, никогда не кончится эта война.
Смысл жизни
Кати Андраш видела своего жениха перед рождественскими праздниками и с тех пор не получала от него никаких известий. А между тем она его ждала, очень ждала. Хотя бы на минутку забежал к ней. и если ничего не принесет, то пусть вместо рождественского подарка скажет ей несколько ободряющих слов. Ач не пришел и на Новый год, не явился, чтоб пожелать ей счастья в новом году. Не случилась ли с ним какая беда? Может, угнали куда-нибудь на запад? Пишта не такой парень. Он убежит даже Из запломбированного вагона, спрыгнет с мчащегося скорого поезда и вернется к ней. А что, если он ранен? Или… о, боже упаси, даже думать об этом страшно!
А ей так много хотелось бы сказать Пиште! Ходят всякие слухи. В убежище болтают, будто немцы заминировали мосты. Все до единого: и красивый кружевной мост Эржебет, и напоминающий изящную арку гордый Цепной мост, и мост Ференца Йожефа у горы Геллерт, — все наши уникальные сокровища. Рассказывают также, будто все подвалы загрузят боеприпасами и на каждой крыше поставят зенитное орудие. И, прежде чем убраться восвояси, обольют бензином и подожгут все дома. Но этому трудно поверить — где им взять столько бензина? Поговаривают и о том, будто каждое утро на Дунайскую набережную сгоняют евреев и дезертиров, выстраивают в шеренги, ставят лицом к воде и расстреливают всех подряд. В ночь под Новый год прошел слух, будто русские присылали своих парламентеров. Обещали якобы войскам беспрепятственный уход из города, перемирие, щадить мирное население, но немцы вместо того, чтобы на коленях благодарить, зверски убили парламентеров. Об этом рассказывал в убежище один учитель-пенсионер, и поскольку он некогда преподавал историю, то тут же припомнил о военных обычаях и о том, что даже готтентоты и полинезийские дикари не убивали парламентеров — никто, кроме нацистов. Но за это они еще поплатятся. Тяжелая артиллерия за одни сутки уничтожит город, да так, что от него и следа не останется, А мы и слова сказать не можем. Там, где убивают парламентеров, ни о каком международном праве не может быть и речи.
С тех пор прошло немало времени, и дома все еще не разрушены русской тяжелой артиллерией, но Кати и Агнеш очень тревожит этот слух. Ведь не так трудно поверить, что нацисты способны убить парламентеров. Правда, Кати убеждена, что даже и в таком случае русские не станут мстить городу. Агнеш спорит с ней: а почему бы им не мстить? Если нилашистам наплевать на Будапешт, почему же они должны щадить его?
Ох, почему же не приходит Пишта, почему не объяснит ей, где правда, а где ложь. Да и здесь, в шляпном ателье, столько перемен! В ночь под рождество исчезла госпожа Галфаи. Когда она уехала, никто не видел. Она увезла с собой и платья свои и ящик с деньгами и драгоценностями, оставила только неготовые шляпы, гладильные доски, тяжелые утюги, старые швейные машины и напуганных девушек. Барышня Амалия сообщила эту весть со злорадной усмешкой. Госпожа Галфаи уехала на запад, военное предприятие больше не существует, все увольняются и могут уходить по домам. И, поскольку девушки ни в тот день, ни на следующий не проявляли никакого желания уезжать, она решила уведомить об этом начальника ПВО.
В момент ее прихода начальник стирал белье в старом, облупившемся тазу.
— Вам следовало бы жениться, — сказала почтенная Амалия и лукаво улыбнулась. — Стирка дело не мужское.
— Верно. Что вам угодно? — спросил он с натянутой вежливостью.
Барышня Амалия уселась на стул. Начальник, насупив брови, наблюдал, как мнутся повешенные на спинку стула брюки.
— Дорогой господин начальник, мне очень неприятно, но долг патриотки обязывает… — и Амалия, прижав руки к груди, громко вздохнула. Но начальник ПВО, не поднимая головы, продолжал усердно отжимать свои тряпки. — Может быть, не все они еврейки, но по крайней мере половина… Лучше бы вы потребовали у них документы прежде, чем облава… я… это мой долг…
— Ладно. Сегодня же освободите мастерскую, перебирайтесь в общее убежище. А об остальном не беспокойтесь.
В тот же день начальник ПВО навестил Кати Андраш. Их беседа продолжалась примерно полчаса. Когда начальник ушел, Кати объявила в мастерской осадное положение. Был избран штаб из трех человек. Того, кто не подчинялся распоряжениям штаба, немедленно удаляли из мастерской. Военное предприятие и впредь будет существовать, только немного сбавит темп работы. Подвальный коридор возле дровяных складов забаррикадируют. У кого документы не в порядке, переберется туда и будет сидеть там безвылазно до тех пор, пока не кончится война. Несколько человек, чье положение не столь опасно, будут добывать продовольствие, ходить за водой и предупреждать остальных, если нагрянет облава…
