Валерий Поволяев - Атаман
Хотя, с другой стороны, на «Лейтенанте Дыдымове» оркестр был, поблескивал начищенной медью, теперь уже невооружейным глазом можно было видеть, как оркестранты, подчиняясь команде капельмейстера, берут на изготовку трубы.
— Как видите, Григорий Михайлович, кроме пороха этот неуклюжий «карась» привез и «музыки слащавые звуки»...
— А ты поэт, однако. — Семенов усмехнулся.
Похоже, духовики вот-вот грянут марш.
Словно в подтверждение слов Таскина с «утюжка» донеслась музыка.
— А вдруг это обман, маскировка для отвода глаз, — взгляд атамана был недоверчивым, — чтобы усыпить нашу бдительность... А?
— Но ведь играют, — Таскин вытянул шею, — играют атаманский марш.
Семенов прислушался, наклонил голову.
— Верно. Но это еще ничего не значит.
Атаман как в роду глядел: оркестр оборвал атаманский марш на полуфразе, затем, чтобы не молчать, затянул какой-то другой марш, ни Семенову, ни Таскину не ведомый, — видимо, из новых, родившихся во владивостокских ресторанах в прошедшую зиму.
Семенов внимательно посмотрел на собеседника.
— Ну и что я говорил?
Вместо ответа Таскин развел руки в стороны.
— Цыганщина какая-то.
— Ну что ж, будем играть в игру, которую нам предлагают братья Меркуловы, — сказал атаман, — а там посмотрим, кто быстрее к бабе под юбку заберется.
Через полминуты незнакомая мелодия перестала звучать, вместо нее оркестр вновь заиграл атаманский марш.
— Чехарда-а. Таскин осуждающе покачал головой.
— Это называется «встреча по-меркуловски».
Атаманский марш вновь умолк на самой высокой ноте, на смену ему пришла незнакомая мелодия.
— Одного не пойму — неужели они осмелятся стрелять по иностранному судну, тем более — японскому? — Атаман поднес бинокль к глазам, хотя все уже было хорошо видно и без цейсовской оптики. — Ведь на Дальнем же Востоке под каждым кустом сидит по японцу, вооруженному «арисаками», ежели что — они же камня на камне не оставят... Нет, не пойму.
— Дуракам закон не писан, — пожал плечами Таскин.
— Если только.
На нос «утюжка» выскочил матрос-сигнальщик и начал семафорить флажками.
— Ну-ка, чего он там передает? — обеспокоенно спросил атаман. — Кто у нас специалист по флажковой болтовне?
— Есть и такие.
Напрасно Таскин сказал это атаману — людей, знающих флажковый язык, в штабе Семенова не нашлось, но был такой среди японцев.
Сигнальщик все продолжал и продолжал семафорить. Сам «Лейтенант» уже перестал располовинивать тяжелым плугом воду, шел тихо, с каким-то покорным, вызвавшим у атамана неожиданное удовлетворение видом.
Японец — коричневолицый, скуластый, с удлиненным лысым черепом, на японца совсем не похожий — в сигналах разбирался слабо, но тем не менее понял, что передает «Лейтенант Дыдымов».
— Вас, господин генерал, приглашают пересесть на этот корабль, — сказал он Семенову.
— Вона! Приглашают! — Голос у атамана зазвенел. — Ты, Таскин, когда-нибудь сталкивался с такой наглостью, а? Приглашать могу я как старший по воинскому званию, но не меня... Пересесть в этот ботинок, фр-р-р! Спасибо большое, господа Меркуловы, спасибо от всего сердца! — Семенов по-птичьи похлопал себя руками по бокам. — Да на палубе этого таза ни одного генерала нет. Ты, япона-мать, передать ответ сможешь?
— Попробую, — невозмутимо отозвался коричневолицый сигнальщик, доставая из-за пояса флажки.
Семенов невольно подумал о том, что этот совсем еще не старый человек, вполне возможно, где-нибудь в девятьсот четвертом году воевал в этих водах с эскадрой адмирала Макарова и на его счету, вероятно, есть русские жизни, но разбираться в ощущениях было некогда. Атаман цепко ухватил японца за плечо:
— Значит, так. Передай следующее. Вернее, спроси... Кто старший воинский начальник на «Лейтенанте Дыдымове»?
Кожа на лбу японца пошла лесенкой, он показал атаману неровные крупные зубы и старательно заработал флажками.
Ответ вызвал недоумение не только у атамана и окружающих его людей — вызвал недоумение даже у самого японца — какой-то полковник... Фамилию его сигнальщик «Лейтенанта Дыдымова» передал по буквам три раза: «Вах».
— Вах, вах, вах, — на кавказский манер закрутил головой атаман, — большой человек, видать, этот Вах. — Он звучно втянул воздух, ноздри у него гневно раздулись, Семенов рубанул рукой воздух, будто шашкой, — вспомнил, как когда-то на германском фронте разваливал пополам немцев, рубил как капусту, — в следующий миг лицо его сморщилось: показалось, что здешний морской воздух — затхлый, в нем много гнилой вони, и надо спешно перебираться в чистое место... Что это за запах? Запах того, что происходит сейчас? Или того, что происходило раньше, вчера, позавчера — гнилой дух, витавший над берегом, был сорван утренним ветром и принесен сюда? Тьфу!
Семенов, продолжая гневно раздувать ноздри, покрутил головой:
— Вах, вах, вах!
На «Лейтенанте Дыдымове» вновь засемафорил сигнальщик.
Атаман в очередной раз тряхнул стоявшего рядом японца за рукав:
— Узнай, чего он хочет?
Японец покорно зашуршал, захлопал флажками.
— То, что и раньше, — сказал он. — Чтобы вы пересели на крейсер береговой охраны.
— Зачем?
Японец поскреб пальцами коричневое лицо и вновь захлопал флажками.
— Чтобы вместе плыть на этом корабле во Владивосток, — медленно произнес он, прочитав ответ. — Там вас будет встречать почетный караул, а также население и армия.
Атаман, продолжая округлять ноздри, покрутил головой — жест выражал то ли восхищение, то ли досаду, японец не понял и вопросительно поднял брови.
— А вот это — ловушка, — произнес Таскин.
— Ну-ка, братец, — Семенов вновь дернул японца за рукав, — предложи-ка этому, с грузинской фамилией... явиться ко мне для доклада. Сюда, на «Киодо-Мару».
Сигнальщик на «Лейтенанте Дыдымове» молчал, издали хорошо была видна его немая фигурка, затянутая в черную форму.
— Чего это он? — насмешливо пробормотал Семенов. — Приступ желудочной боли, что ли, скрутил? Или пукнул прилюдно? Ну-ка, братка, — он снова тряхнул японца, — повтори-ка текст, раз они там собрались такие непонятливые.
По-птичьи клюнув тяжелой головой, японец опять начал кромсать флажками воздух.
В ответ — снова молчание.
— Не приплывет этот Вах сюда, ни за что не приплывет, — убежденно проговорил Таскин. — Это ловушка... даже не ловушка, а хрен знает что — изобретение очень примитивного мозга. Похоже, нас хотят заманить на ату керосинку, а там, под прикрытием пушек, арестовать.
— Дудки! — Семенов выкинул перед собой фигу, повертел ею из стороны в сторону. — Дудки!
Лицо его покраснело, напряглось, в натуженной нездоровой красноте этой возникли белые пятна. Около глаз образовались старческие морщины, густая плетенка. Семенов спрятал фиги в карман и повернулся к Таскину:
— Поднимись к капитану. Мы уходим отсюда.
— Куда?
— К Русскому острову.
Когда под кормой «Киодо-Мару» взвихрился белый пенистый бугор и шхуна начала отворачивать в сторону от «Лейтенанта Дыдымова», командир крейсера, смущенно рдея щеками — ему еще никогда не доводилось выполнять жандармские функции, — предложил фон Ваху насмешливым голосом:
— Может, господин полковник, вслед ударим из пушек? Пару снарядов всадим в корму, повеселим японцев, а заодно и господина атамана... Я так полагаю, мы встречали генерал-лейтенанта Семенова?
— Вы слишком много полагаете, лейтенант!
— А что, давайте шлепнем, господин полковник... А? Под вашу ответственность.
Странное дело, взгляд, который фон Вах бросил на командира «Лейтенанта Дыдымова», ничего, кроме усталости, не выражал.
Когда по курсу «Киодо-Мару» замаячил Русский остров — неровный, с угрюмыми толстыми стенами бастионов, — к шхуне устремился шустрый, окрашенный в белый адмиральский цвет катер.
Штаб Семенова и сам атаман с палубы не уходили, продолжали стоять там, дышали соленым воздухом. Глаза у Таскина были влажные, он, не стесняясь, промокнул их платком.
Атаман заметил это, подумал, что вид у него тоже такой же, как и у верного Таскина, прижал рукою расстроенно дергающиеся усы и неожиданно залихватски, будто купец, собирающийся выкрасть из богатых хоромов красивую девицу, подмигнул.
— Прошу прощения, не сдержался, — пробормотал Таскин смущенно, — но такая слабость простительна. — Он снова приложил платок к глазам, озабоченно шмыгнул носом и оглянулся на сильно уменьшившийся и теперь похожий на точку, застывшую среди огромного серого пространства, «утюжок». — А они нам вдогонку не пальнут?
— Не пальнут, — уверенно произнес Семенов, — а если пальнут, то до берега вряд ли дотянут, японцы их потопят. Командир этой береговой галоши, надо полагать, все знает и глупостей делать не будет.
