Виктор Поротников - Олег Черниговский: Клубок Сварога
Воеводы в точности исполнили распоряжение своего князя. Они не только не пытались искать ушкуйников, но даже не преследовали разбойные суда, замечая их не однажды. Близ устья Суры русичи разбили стан, вытащив ладьи на берег.
Булгарские послы недоумевали, глядя на действия муромских воевод. Килсар пришёл в сильный гнев, когда русская рать повернула к дому. Кто-то из воевод приказал забрать у послов их корабль, чтобы, по его словам, неповадно было таскаться в Муром с глупыми жалобами.
Булгарские послы были вынуждены добираться до своих земель пешком, терпя многие лишения.
Ода хоть и пожурила Ярослава за подобное обращение с иноземцами, однако не в такой степени, чтобы тот почувствовал свою вину. Она сама была против того, чтобы Ярослав в это лето пропадал где-то на Волге, присмотренная невеста была уже на пути в Муром. Затягивать дело со свадьбой Ода не хотела, поскольку Ярославу было уже тридцать четыре года: пора заводить семью.
Когда пришло известие, что мейсенская невеста добралась со своей свитой до Чернигова, где её встретил Давыд Святославич, Ярослав по совету матери отправился навстречу своей суженой, дабы оказать честь ей и выказать уважение сопровождающим её родственникам. Из Мурома Ярослав, с небольшой дружиной добрался до Рязани, а оттуда выехал к городку Козельску, что лежал в верховьях Оки близ владений Давыда.
В Козельске и состоялась встреча Матильды с наречённым женихом. Матильда была не единственной дочерью маркграфа мейсенского Эккарда, но по словам Оды самой красивой. Ярослав был несколько разочарован, увидев свою невесту: ей было далеко до совершенной красоты Кунигунды. Но и отталкивающего впечатления на него Матильда не произвела.
В отличие от Кунигунды, живой и непосредственной, Матильда была несколько медлительна в словах и движениях. В ней чувствовалась какая-то скованность, она словно стыдилась своего голоса и боялась показаться угловатой. Кроме того, на первый взгляд Матильда выглядела хмурой и замкнутой. Однако в её неразговорчивости была повинна привычка основательно присматриваться к незнакомым людям и новой обстановке. Жизнь в родовом замке своего отца приучила Матильду к повседневной размеренности и к узкому кругу знакомств, где главенствующую роль играли мать, тётка и сестры.
Внешне Матильда очень походила на свою мать Брунгильду, которая сопровождала любимую дочь в этом путешествии. У девушки были довольно пухлые румяные щеки, благодаря высокому круглому лбу и слегка заострённому подбородку лицо её представляло собой овал. В волосах цвета потемневшего сена, наподобие ранней седины были заметны отдельные пряди светло-жёлтого оттенка. Тонкие брови плохо гармонировали с глазами песочного цвета, недостаточно большими для столь широкого лица. К тому же у Матильды был несколько крупноватый нос, который своим основанием у лба как бы разъединял брови и глаза. Не будь этого недостатка, лицо выглядело бы намного красивее. Зато неоспоримым украшением были губы: сочные и полные, яркого цвета и безупречной формы.
Тело у Матильды было плотное, крепкое, но при довольно высоком росте она не выглядела толстой или неуклюжей в своих длинных до пят одеждах.
Ярослав обратил внимание на то, что Матильда и её мать, во-первых, носят только серебряные украшения и, во-вторых, совершенно не говорят по-русски. Зато их очень обрадовало то, что жених свободно изъясняется на немецком.
Ярославу польстило, что брат Давыд при встрече с похвалой отозвался о Матильде.
- В самом соку девица! - с похотливой улыбкой молвил Давыд. - Коль разохотишь ты её в постели, брат, то лет десять сразу с плеч сбросишь. Видишь, какая её мать, статная да пригожая. Не дашь сорок лет. Это потому, что порода у них такая моложавая, кровь здоровая и сочная. Значит, и дети будут крепкие да красивые. Завидую я тебе, брат. - Давыд похлопал Ярослава по плечу. - Экую паву под венец поведёшь!
- Чай, твоя Любомила тоже не дурнушка, - заметил Ярослав.
- Так-то оно так, - согласился Давыд. - Однако ж моей жёнушке нынче тридцать четыре исполнилось, а твоей невесте и восемнадцати нету.
Ярослав без колебаний пригласил брата на свою свадьбу, которая должна была пройти в Муроме. Путешествие из Козельска вдоль Оки вглубь вятских земель, поросших дремучими лесами, более походило на обзор Ярославовых владений, которые он показывал Брунгильде и её дочери. Не только графиня, но и вся немецкая свита были поражены обширностью Руси. Владения же Ярослава, по мнению Брунгильды, в несколько раз превосходят владения её супруга, маркграфа мейсенского. Чем ближе к Мурому продвигалась свита жениха и невесты, тем любезнее становились немцы, воочию убедившись в богатстве и беспредельности земель русского князя.
Однако радужное настроение было омрачено бедою, когда добрались до Рязани. Город и все окрестные села были полны людей, бежавших из Мурома и ближней к нему округи. Выяснилось, что несколько дней тому назад на Муром напали в неисчислимом множестве булгары. Привёл их Килсар, который таким образом отомстил Ярославу за неуважение к послам булгарского кагана.
Очевидцы рассказывали, что булгары сожгли Муром дотла. Множество русичей было захвачено в полон, немало их погибло от огня и вражеских мечей. Булгары спалили ближние к Мурому боярские усадьбы и деревни зависимых смердов.
К счастью, Ода и Хильда успели выбраться из горящего Мурома и добрались до Рязани. Она, как и Муром, стояла на Оке. Муромчане бежали из своего обречённого города в большинстве своём по реке: кто в лодке, кто в насаде, кто на плоту…
Ода, натерпевшаяся страху и насмотревшаяся на бесчинства булгар, настаивала на отмщении.
- Вы сможете настигнуть булгар, ибо обременённые добычей они не могут двигаться быстро, - говорила она Давыду и Ярославу. - Отпускать их безнаказанными нельзя. Такая удача легко сподвигнет булгар на новый набег в будущем.
Ярослав, может, и возразил бы матери, если бы не уцелевшие муромские бояре, которые лишились всего имущества и теперь жаждали мести. Вся старшая дружина проголосовала за то, чтобы настигнуть булгар и рассчитаться с ними сполна. Идти наперекор дружине Ярослав не осмелился, к тому же Давыд изъявил готовность выступить вместе с братом.
Графине Брунгильде было сказано, что свадьба непременно состоится, но чуть позднее, и не в Муроме, а в Рязани. Немцы, волею судьбы занесённые в самую глубь Руси и ещё вчера полагавшие, что столь обширная держава хотя бы с востока недоступна для вражеских вторжений, ныне не знали, что и думать, глядя на множество измученных и оборванных людей. Вид этих несчастных производил на немцев впечатление, будто постигшая русичей беда с низовьев Оки скоро докатится и до Рязани.
Ода спокойным голосом, в котором, однако, звучали металлические нотки, постаралась успокоить графиню и её приближенных. Она уверила Брунгильду, что булгары не дойдут до Рязани и скоро будут разбиты русичами. В подтверждение слов Оды начался набор ратников в полк, и день спустя войско двух князей покинуло Рязань, держа путь к Мурому.
Давыд и Ярослав настигли булгар близ устья Оки. Однако они не только не разбили дерзкого врага, но сами еле унесли ноги от храбрых воинов булгарского кагана, которыми предводительствовал опытный Килсар.
Глава двадцать вторая. ПОЛЬСКИЙ УЗЕЛ.
Смерть Болеслава Смелого, который умер изгнанником при дворе венгерского короля Ласло, казалось бы, избавила нынешнего польского князя Владислава Германа от извечной угрозы из Венгрии. То, что старший брат до последнего дня своей жизни точил на него меч, было ему хорошо известно.
Ненамного пережила Болеслава женя Германа Юдифь, дочь чешского князя Братислава. Юдифь была столь слабого здоровья, что все рождённые ею дети умирали во младенчестве. Каким-то чудом выжил последний ребёнок, которого отец назвал в честь брата Болеславом. Юдифь же умерла на второй день после родов.
Герман сам страдал многими недугами от неумеренного образа жизни. Оставшись с младенцем на руках, он взял в жены сестру германского короля Юдиту-Марию, к тому времени овдовевшую.
Супругом Юдиты-Марии был знаменитый Шаламон, правивший венграми до тех пор, пока его не лишили трона двоюродные братья Геза и Ласло. Шаламон до последнего часа надеялся отвоевать венгерский трон для своих потомков, но так и умер в Германии изгнанником. Юдита-Мария вышла замуж за польского князя не по любви, но уступая желанию брата, который был другом Владислава и не желал, чтобы тот уходил из-под его влияния. Больше всего Генрих опасался, как бы поляки не подыскали своему князю супругу на Руси или в Венгрии.
За полтора года до женитьбы на сестре германского короля Герман вызвал из Венгрии вдову Болеслава с сыном Мешко, которому в ту пору было семнадцать лет. Этим своим шагом польский князь хотел примириться с вдовой брата и своим племянником, дабы тот, возмужав, более не считал своего дядю врагом. В окружении Германа были люди, которые подталкивали его к браку с Вышеславой, матерью Мешко. Многим из польских магнатов хотелось, чтобы польский князь, как его отец и старший брат, искал бы сближения с Русью, а не с Германией. Герман, и раньше относившийся к Вышеславе с большой симпатией, пообещал, что если его сын от Юдифи умрёт, то он назначит своим преемником Мешко. Ребёнок и впрямь был очень слабого здоровья.
