Элиф Шафак - Ученик архитектора
Джахану стало жутко: ему показалось, что эта женщина, глаза которой были непроницаемы, словно камни, видит его насквозь. А монахиня, не подозревая о том, что творится у него в душе, продолжала:
– Все обходят стороной дома зачумленных. Кроме воров. Они проникают сюда, не опасаясь заразы, и… – Не договорив, женщина наклонилась над Николой, дала тому напиться из фляжки, которую принесла с собой, и отерла ему лоб тряпицей, смоченной уксусом.
Прикасаясь к больному, она, в отличие от Джахана, не испытывала ни страха, ни брезгливости. Тем временем другая монахиня убрала нечистоты с простыни, которой был застелен тюфяк.
«Неужели эти женщины не боятся смерти?!» – думал Джахан. Вопрос этот вертелся у него на языке, но он не решился задать его монахиням. А вместо этого прошептал:
– Много в городе больных?
– Пока нет, но скоро будет много.
Никола зашелся в приступе кашля. Брызги крови вылетали из его носа и рта. Старшая монахиня, заметив испуганный взгляд Джахана, сказала:
– Вам лучше уйти. Нет смысла оставаться здесь.
Услышав это, Джахан едва подавил вздох облегчения. И поинтересовался:
– Но может, я хоть чем-то могу помочь?
– Молитесь, – последовал ответ.
Джахан направился к дверям, но внезапно остановился.
– Кто это? – спросил он, указав на деревянную фигурку на полу.
– Святой Фома. – Его собеседница устало улыбнулась. – Покровитель плотников, строителей и архитекторов. Он известен еще под именем Фомы Неверующего, ибо имел привычку подвергать все сомнению. Но Господь любил его, несмотря ни на что.
Через два дня Джахан получил весть о смерти Николы. В этом мире, изменчивом и непостоянном, как речной поток, ученик зодчего нечасто встречал людей, достойных доверия; одним из них был мастер Синан, другим – Никола. Ныне оба они оставили земную юдоль.
Между тем чумное поветрие набирало силу. Количество жертв недуга исчислялось уже сотнями. Из Галаты чума перекинулась в Ускюдар, затем в Стамбул и, словно отброшенная гневной рукой, вернулась в Галату. На улицу вновь высыпали толпы озлобленных людей, пытавшихся отыскать виновников страшного бедствия. Обитатели сераля были столь же беззащитны перед моровым поветрием, как и прочие горожане. Чума унесла жизни близнецов-китайцев, ухаживающих за обезьянами. Обезьяны, скучая по ним, вопили и буйствовали. Тарас Сибиряк старался не выходить на улицу, но не из страха перед заразой: ему было стыдно, что он, глубокий старик, все еще жив, в то время как смерть похищает молодых.
Не пощадила чума и Санграма. Этот добрый, мягкосердечный человек, верный слуга сераля, мечтавший когда-нибудь вернуться в свою любимую Индию, испустил последний вздох вдали от родной страны. Следующей жертвой недуга стал Симеон, старый книготорговец из Перы. После его смерти вдова, одураченная всякого рода мошенниками, продала богатейшее собрание книг за бесценок. Редкие фолианты, привезенные в Стамбул со всего мира, покинули родной кров на скрипучих повозках. Некоторые из них оказались впоследствии на полках книжных лавок, другие были утрачены безвозвратно. Симеон, всю жизнь лелеявший одно желание – стать хранителем богатой библиотеки, не смог передать собственное достояние в надежные руки.
Джахан, узнавший о смерти книготорговца с большим опозданием, с ужасом ждал, кого болезнь унесет следующим. По причинам, оставшимся для него неведомыми, сам он не стал добычей чумы, подобно хищной птице накрывшей своими темными крылами города и деревни. Когда поветрие миновало, он посетил христианское кладбище и отыскал могилу Николы. Она располагалась поблизости от святого источника, забившего на месте разрушенной церкви. На могильном камне была высечена надпись:
Здесь лежит прах архитектора Николы,
душа которого вознеслась к небесам,
подобно тем башням, которые он возводил.
Да откроются пред ним врата Царствия Небесного,
где его встретит святой Фома.
* * *
Вернувшись в придворный зверинец, Джахан застал Чоту в одиночестве. Увидев старого друга, слон радостно затрубил, переминаясь с ноги на ногу. Джахан погладил питомца по хоботу и угостил грушами и орехами, которые принес с собой. Раньше Чота почуял бы запах этих лакомств задолго до того, как Джахан появился в дверях сарая. Но к старости слон утратил не только силу, но и обоняние.
Опустившись на бочонок, Джахан рассказал ему о своем походе на кладбище и о могиле Николы. Слон внимательно слушал, по обыкновению слегка склонив голову. Когда на глазах у Джахана выступили слезы, слон потянулся к нему хоботом и осторожно обнял его. Джахан вновь почувствовал то, что чувствовал всегда, беседуя с Чотой: белый слон понимал каждое его слово.
Вскоре они услышали шаги, и в дверях появился сын Санграма, столь похожий на своего отца и внешне, и характером, что все называли его Санграмом-младшим, хотя он носил совсем другое имя. Когда Джахан смотрел на мальчика, ему казалось, что душа старого индуса нашла себе новое обиталище в этом юном теле, а значит, смерть не властна над людьми. Вслед за Санграмом-младшим в дверь проскользнул Аби, молодой негр, ухаживающий за Чотой.
– Джахан пришел! – радостно воскликнул мальчик. Он был очень привязан к погонщику слона и считал его кем-то вроде родного дядюшки.
– Я-то пришел, а вот где, интересно, пропадал этот бездельник? – проворчал Джахан, указывая на Аби. И тут же обрушился на своего помощника: – Почему ты оставил слона без присмотра? У него коготь сломан. Ты хоть представляешь, какую сильную боль это причиняет несчастному животному? Надо привести ему ноги в порядок и вымыть подошвы. И почему ты развел здесь такую грязь? Когда ты в последний раз подметал пол в сарае?
Аби, бормоча что-то в свое оправдание, схватил метлу и принялся яростно ею размахивать, поднимая облака пыли. Пылинки кружились и танцевали в свете солнечных лучей, проникающих сквозь щели в дощатых стенах. Санграм-младший подошел к Джахану и с тревогой заглянул ему в лицо:
– Ты уже слышал новость?
– Какую новость?
– Насчет Давуда. Он высоко взлетел.
– Что ты имеешь в виду?
– Все только об этом и говорят. Твой друг стал главным придворным строителем.
– Наш Давуд? – выдавил из себя Джахан.
– Ну, теперь он уже не наш. Он теперь вон где! – усмехнулся Санграм и указал на потолок, где в паутине болталась дохлая муха, добыча прожорливого паука.
– Значит… завещание учителя уже вскрыли?
Санграм взглянул на Джахана с нескрываемой жалостью:
– Вскрыли. Ваш учитель выразил желание, чтобы его преемником стал Давуд.
– Что ж… значит, так тому и быть, – пробормотал Джахан.
Он чувствовал, что под ногами у него разверзлась бездна и он стремглав летит туда.
* * *
Несколько дней спустя Кайра, вдова Синана, следуя древней традиции, отпустила на волю нескольких рабов. Первой получила берат[32] Санча.
Джахан всегда подозревал, что необычная наложница, проживающая под крышей ее дома, вызывает у Кайры смешанные чувства. Супруга Синана не могла не испытывать ревности к женщине, разделявшей труды и заботы ее мужа, недоступные пониманию самой Кайры. Но даже если жене Синана и не слишком нравилось, что наложница, переодетая в мужской костюм, работает наравне с мужчинами, она не подавала виду. Джахан не сомневался, что любовь, которую Санча питала к учителю, тоже не осталась тайной для Кайры. Разумеется, это не делало ее отношение к наложнице более приязненным. Между двумя женщинами пролегла пропасть затаенного недоброжелательства, и даже такой опытный строитель, как Синан, не мог навести через эту пропасть мосты. Теперь, когда великий зодчий покинул этот мир, у вдовы не было ни малейшего желания видеть в своем доме Санчу. Тем не менее она вовсе не желала расставаться с ней враждебно. На прощание Кайра не только благословила Санчу, но и осыпала ее дорогими подарками: шелками, тафтой и благовониями. Так, проведя несколько десятилетий в неволе, Санча Гарсия де Эррера, дочь прославленного испанского лекаря, вновь обрела свободу.
Джахан получил от нее письмо, строки которого были исполнены волнения и тревожных предчувствий. В этом письме Санча робко спрашивала, не поможет ли он ей в приготовлениях к отъезду, ибо она даже не представляет, с чего начинать. К Давуду она обратиться не может, говорилось в послании, поскольку тому неведома вся правда о ней. Впрочем, признавалась Санча, временами она и сама уже не понимает, в чем состоит правда и кто она в действительности: ученик архитектора Юсуф или наложница Негриз.
Джахан ответил без промедления.
Моя драгоценная Санча!
Твое письмо доставило мне невыразимую радость и одновременно погрузило меня в пучину отчаяния. Весть о твоем освобождении наполняет мою душу счастьем, весть о твоем отъезде приводит в уныние. В ближайший четверг я приду к тебе и постараюсь помочь. Поверь, у тебя нет повода для тревог и волнений. Не сомневаюсь: перемены, ожидающие тебя в будущем, будут благоприятны, ибо ты давно уже к ним готова.
