Ли Ги Ен - Земля
Дрожа от страха, мать Сун И с трудом продиралась сквозь лесные заросли. Подойдя к чхисентхо, она, не успев еще отдышаться после быстрой ходьбы, опустилась на колени и приготовилась в страстной молитве излить свою душу могущественному Лесному духу. Вдруг неподалеку от нее послышался чей-то кашель. Мать Сун И в испуге и замешательстве быстро поднялась с земли и спряталась за лиственницу.
Немного погодя из темноты выступила чья-то фигура. Когда человек зажег свечу и укрепил ее на камне, мать Сун И, сквозь густые листья, отчетливо различила, что это не кто иной, как… Ко Бен Сан!
Решив притаиться, мать Сун И подумала: «Тебя тоже привела сюда нелегкая жизнь!» Она сгорала от любопытства, что может сказать старый скряга Лесному духу?
И по мере того как она вслушивалась в слова молитвы, изумление ее все возрастало. Многое она видела на своем веку, но чтобы просить Лесного духа послать на землю засуху, — такого еще не бывало! Наоборот, люди всегда молили духов о дожде, о ниспослании живительной небесной влаги.
Было время, когда мать Сун И действовала заодно с Ко Бен Саном и пыталась устроить неприятности Куак Ба Ви. Но дойти до такой подлости, чтобы накликать засуху!.. И возмутительней всего, что Ко Бен Сан кличет беду не только на голову Куак Ба Ви, но и на всю деревню! «Пусть низина, поднятая Куак Ба Ви, сгорит дотла!» Каким нужно быть подлецом, чтобы просить об этом духа! Ведь в этой низине находится и ее поле! Мать Сун И с трудом сдерживала гнев! Ух, как она сейчас ненавидела этого злобного старикашку! Ей так и хотелось выскочить из-за дерева, схватить Ко Бен Сана за шиворот и проучить его так, чтобы впредь он и подумать не посмел пускаться на подобные мерзости! Но ей во-время пришла в голову забавная мысль: а что если выдать себя за духа и разыграть Ко Бен Сана?
И разгоряченное воображение Ко Бен Сана приняло голос матери Сун И за голос Лесного духа. Ему казалось, что этот голос исходит из самой глубины ночных небесных высот.
Чтобы окончательно уверить Ко Бен Сана в том, что Лесной дух витает рядом с ним, мать Сун И, воспользовавшись минутным отсутствием Ко Бен Сана, выплеснула полрюмки сури.
Кому-кому, а матери Сун И хорошо была известна обрядность религиозных церемоний. Она была их непременной участницей в Бэлмаыре. А если церемонии, отличавшиеся особой торжественностью и пышностью, устраивались в волости или в ближайших городах, то и там без нее не обходилось дело. Это доставляло ей немалое удовольствие! Бывало и так, что она плясала вместе с шаманом, выкликала заклинания.
У нее был большой опыт в этой области, и она искусно и уверенно сыграла роль Лесного духа. Правда, она чуть не прыснула со смеха, когда Ко Бен Сан, растерянно топчась на месте, всхлипывая, забормотал: «Премного виноват. Уж ты прости своего неразумного слугу». Чтобы не расхохотаться, ей пришлось зажать рот рукой.
После того как «неразумный слуга» ушел, матери Сун И пришло в голову: а чем она отличается от этого Ко Бен Сана? И она почувствовала вдруг, что начинает дрожать всем телом. Не от страха перед тем, что Лесной дух может покарать ее за озорство… Ей стало жаль себя: ведь и она находится в столь же беспомощном, унизительном положении, как только что обманутый ею Ко Бен Сан. У них общая судьба, одно и то же чувство привело их среди ночи на Северную сопку.
Мать Сун И чувствовала себя соучастницей заговора против односельчан. Значит и она такой же гнусный и подлый человек, как Ко Бен Сан? Впервые за всю жизнь она поставила перед собой такой вопрос. Он так взволновал ее, что она, не помолившись духу, круто повернулась и побежала с сопки вниз.
Только сейчас поняла она, что всю жизнь прожила в мире ложных чувств и представлений, обманывала себя и других. Она поняла, что кто сжился с ложью, кто видит в ней свое спасение, тот, в конце концов, по уши завязнув в этой лжи, обманывает сам себя. И духи его обманывают! Подумав об этом, мать Сун И горько усмехнулась. Ей ясно, отчетливо представились ее собственные заблуждения, и она вдруг ощутила во всем теле необыкновенную усталость.
Теперь она и рада бы подняться с постели, да силы ее были основательно подорваны.
И вот в один из таких дней, когда сомнения раздирали ее, угрызения совести угнетали душу, к матери Сун И неожиданно заглянула Тен Сун Ок.
— Как вы себя чувствуете? Вы уж простите меня, мне бы давно надо было навестить вас. Да никак не могла собраться. Вы плохо выглядите. Что с вами?
Слова Сун Ок дышали теплотой и искренностью. Растроганная ее вниманием, мать Сун И кое-как собрала рассыпавшиеся волосы и присела на постели.
— Да так, ничего особенного. Прихворнула малость… У вас и так нет ни минуты свободной, а вы еще больных навещаете! — сразу смягчилась мать Сун И, и голос ее дрогнул. Ее радовало сочувствие Сун Ок, что та первая наведалась к ней.
— Лежите, лежите! — приятно звенел чистый грудной голос Сун Ок. — Зачем вы встаете?
— Вы не беспокойтесь за меня. Я и так думала подняться в эти дни. Уж слишком залежалась… — Впервые за долгое время на лице матери Сун И проступила улыбка. — Вот сюда, поближе присаживайтесь, — радушно приглашала она, торопливо прибирая постель. — Извините, что такой беспорядок в комнате.
— Спасибо, мне и здесь хорошо… Я к вам вот за чем. Дело прошлое; может, вы и забыли о нем. А меня до сих пор совесть мучает. Наговорила я вам тогда из-за пустяков всяких дерзостей. А вы ведь постарше меня. Уж извините меня… Несносный у меня характер… я порой и родной матери могу нагрубить!
— Да и я — то хороша! Так разволновалась из-за дочки, что уж и сдержать себя не могла! Ведь и я вас обидела из-за пустяков.
— В том-то и дело! Ну, да ничего. Бывает, что и в родных семьях ссорятся. А тут все-таки чужие люди. Я, правда, отходчива, быстро забываю обиду!
— А как же иначе? Не хватало еще, чтобы мы из-за чепухи всю жизнь счеты друг с другом сводили!
— Ну, конечно! Добро, было б что-нибудь серьезное. Тогда не грех и поссориться, и побороться! А если мы из-за каких-то глупостей начнем друг на друга дуться, — нас вся деревня на смех поднимет! Я вас вот о чем попрошу: захаживайте-ка почаще к нам. А если найдется свободное время, — помогите нашей молодежи в их женсоюзной работе! Да и Сун И не препятствуйте заниматься общественными делами. Правда, вечерние занятия она теперь посещает аккуратно.
— Молодежи помочь? Да что я в этом смыслю? — смущенно отнекивалась мать Сун И. — Разве что посмотреть зайду, как только поправлюсь.
— Ну, и мы не больше смыслим. Да ведь сейчас время такое: смыслишь — не смыслишь, а работать кому-нибудь надо! Мы все должны жить теперь единой жизнью.
— Спасибо, что навестили меня, — тепло проговорила хозяйка. — Мне бы самой нужно было к вам наведаться…
— Что вы, что вы! Это я давно уж должна была бы побывать у вас. Даже если б и не было между нами этой глупой ссоры. Мне вот, — Сун Ок доверительно наклонилась к матери Сун И, — поручили работу в женсоюзе. А что я в этом понимаю? Вот и вертись тут как хочешь. Иногда кажется: зря мучаюсь, впустую трачу время! Ничего будто и не делаешь, а времени не хватает.
— Оно и понятно! Работы-то, наверно, невпроворот! Да к тому же и дома своего у вас нет: ютитесь в чужом сарае. И поженились совсем недавно. Жизнь-то заново приходится строить.
Сун Ок и мать Сун И разговаривали так, как будто они никогда и не ссорились. Прошло всего несколько минут, а они уж успели стать близкими, задушевными друзьями.
— Ничего, хоть живем тесно, а гостям всегда рады. Заходите же к нам!
— Зайду, зайду. Обязательно зайду!
— Засиделась я у вас. Пора и честь знать.
— Да куда же торопитесь, посидите еще немного!
Но Сун Ок не стала задерживаться. А мать Сун И после ее ухода почувствовала себя словно преображенной. Болезнь с нее как рукой сняло.
5Получив ссуду в Крестьянском банке, члены бригады использовали ее каждый по своей надобности. Один приобрел теленка, другой запасся продуктами: кукуруза еще не созрела, и многие крестьяне нуждались в продовольствии.
В Бэлмаыре шла уже третья прополка.
Пак Чем Ди, получив пятьсот вон ссуды, накупил себе продуктов и удобрения.
Он вышел в поле пахать участок под гречиху. Настроение у него было радостное. Вспомнилось, что в этом году у него будет богатый урожай риса, и песня сама полилась у него из груди. Зычным голосом Пак Чем Дм запел:
Ирра-а, ирра-а, ирра-а!Эй, шевелись-ка, мой вол!Быстро вспахал свое поле яИ скороспелую высеялВ поле чумизу — пять тве[75].Буйно растут, наливаютсяСтебли и к солнышку тянутсяДнем, а ночами — к луне…Вот уж колосья тяжелые,Налитые, золотистыеГоловы клонят над грядами…Сколько сниму урожая я?Восемью пять — так достанетсяМне сорок семов всего.Труд свой в чумизу я вкладывалИ государству любимомуСдам я налог; остального жеНа год мне хватит с лихвой!..Ирра-а, ирра-а, ирра-а!..Вол мой, левее держи!
Он пел с таким вдохновением, так громко рокотал его густой бас, что прохожие невольно останавливались, прислушиваясь к прекрасной мелодии народной песни.
