Паулина Гейдж - Дворец грез
— Ту, что случилось? — спросила она.
Я остановилась, сжимая кулаки, грудь моя тяжело вздымалась. «Очень хорошо, — подумала я. — Очень хорошо. Я могу бороться с этим. Я еще могу победить».
— Дисенк, принеси мне врачебную сумку, — приказала я.
Она хотела что-то сказать, но сразу закрыла рот, увидев выражение моего лица, и вышла в другую комнату. Я села в кресло. Вскоре она положила сумку мне на колени.
— Принести тебе поесть? — спросила она, но я покачала головой:
— Нет. Оставь меня.
Оставшись одна, я принялась рыться в своих снадобьях. Я искала фиал с можжевеловым маслом, но не могла найти его. Нахмурившись, я опорожнила сумку, вывалив ее содержимое на стол. Масло ягод дикого можжевельника пропало. Я остановилась, размышляя. Это опасный яд, слишком опасный, чтобы прописывать его иначе, чем в самых малых дозах, и я была уверена, что в моей сумке есть приличный запас. Где же он? Я не вскрывала печать на фиале с момента прибытия в гарем, потому что убиение царственных младенцев во чреве было тяжелейшим преступлением. Может, я вытащила его, чтобы освободить место для чего-то другого? Отдала обратно Гуи? В сильном волнении я не могла вспомнить.
Тогда, может, применить рвотный орех? Я встряхнула глиняный горшочек, где содержалось смертельное средство. Обычно его разматывали и смешивали с пальмовым маслом, чтобы убивать крыс в амбарах, но семена этого маленького дерева были также и сильным слабительным. Слишком сильным. Их сила зависела от случая, и одна и та же доза могла и очистить пациентку, и убить ее. Убить меня. Я быстро побросала фиалы и банки обратно в сумку и захлопнула крышку.
— Дисенк!
Она вбежала, еще явно не понимая, что происходит, но уже одетая и причесанная.
— Я собираюсь к Гуи, — сказала я. — Пойду пешком. Я не хочу брать стражу или носилки, чтобы не было никаких разговоров о моих перемещениях, и ты тоже должна держать это в тайне. Если меня вызовут, скажи посыльному, что я пьяна, или в ванной комнате, или в гостях у соседки, — все, что угодно. Мне все равно, что ты скажешь, но только чтобы никто не узнал, что я покинула гарем. Одолжи мне одно из своих платьев и свои простые сандалии. Дай мне корзину, чтобы у меня было что-то в руках, и тот свой плотный льняной плащ с капюшоном, который ты иногда надеваешь прохладными вечерами. Я знаю, что сейчас начало шему, но никто не заметит, я думаю. Поторапливайся!
Она вытаращила глаза.
— Ту, скажи мне, что происходит? - взмолилась она.
Я подумала немного, потом согласилась. Она моя личная служанка. Все равно рано или поздно она узнает, особенно если мои попытки избавиться от рокового бремени не увенчаются успехом.
— Я беременна, — быстро проговорила я и отвернулась, чтобы не видеть ее реакции. — Принеси мне все, о чем я тебя просила.
Пока я ждала ее, я кое-что попомнила и, склонившись над столом, начала тихо смеяться, потом истерически захохотала. Начался месяц пахон. До моих именин осталось три месяца. Через три месяца мне исполнится шестнадцать лет.
Через час, завернувшись в плащ, одетая в грубое платье служанки и скромные сандалии Дисенк, я, коротко ответив на оклик стражника у ворот гарема, отправилась по дороге вдоль реки. В тростниковой корзине лежала моя врачебная сумка, прикрытая льняной тряпицей. Солнце уже поднялось высоко, и утро было очень душным. Я давно не ходила на такие расстояния, и вскоре у меня заболели ноги, несмотря на регулярные упражнения. Движение на дороге было оживленным: шли слуги, ехали торговцы в тележках, и ослы своими копытами взбивали пелену пыли, я кашляла каждый раз, когда они проходили мимо.
Расстояние до дома Гуи было небольшим, если двигаться по воде, но теперь, когда я шла пешком, среди жары, песка и шума, путь показался мне вечностью. Я натерла волдыри на ногах, потому что сандалии Дисенк были не моего размера, но по крайней мере это мелкое неудобство на какое-то время отвлекло меня от моей огромной беды; и, когда мне опять пришлось посторониться, пропуская очередного нагруженного осла, я мрачно подумала, что, наверное, и недели не протянула бы в Асвате, такой стала неженкой.
Наконец показался входной пилон. Прежде чем пройти под ним, я спустилась по белым ступеням причала и, присев в тени от ладьи, не снимая сандалий, опустила ноги в воду. Блаженство от ощущения прохладной воды было неописуемым, некоторое время я смотрела на сверкающую гладь озера, на пальмы на противоположном берегу, качающиеся на ветру, на скользящие мимо скифы, вспенивающие поверхность воды, и на сердце у меня стало легче. Но хорошее настроение быстро улетучилось. Я поднялась и вошла во владения Гуи.
Привратник у пилона спросил мое имя. Я никак не могла обойти его, но он, казалось, совершенно не заинтересовался моим странным видом, пропустив меня с почтительным поклоном. Пустынный сад был пропитан тягучей, приятной тишиной, что всегда окутывала поместье Мастера, и таким же тихим был внешний двор; я миновала заросли деревьев, открыла калитку и, пройдя по горячим, ослепительно белым плитам, остановилась между величественными колоннами.
Здесь тоже не было людей, и галерея просматривалась до самого конца. Задняя дверь, выходившая в залитый солнцем зеленый сад, была открыта. Изразцовый пол поблескивал. Скинув шерстяной плат Дисенк и ее грязные, запыленные сандалии, я отряхнула ноги и решительно направилась прямо в кабинет Гуи. Дверь была закрыта, но изнутри доносился его ровный и монотонный голос, он что-то диктовал. Любовь и странная печаль всколыхнулись во мне, мне захотелось снова забраться к нему на колени, как ребенок, и прижаться к теплой груди. Я постучала, и раздраженный голос ответил мне:
— Войдите!
Я вошла. Гуи сидел за столом, и Ани с дощечкой на коленях примостился на полу у его ног. Увидев меня, он быстро поднялся и поклонился. Гуи тоже встал.
— О боги, Ту, я едва узнал тебя! Что случилось?
Я прошла вперед и опустилась в кресло.
— Гуи, Ани, — устало приветствовала я их. — Я очень хочу пить. Нет ли здесь нива?
Гуи кивнул, и писец снова поклонился, рассеянно улыбнулся мне и вышел. Гуи взял с полки кувшин, налил бокал и подал мне. Я выпила, благодарно улыбнувшись.
— Я шла пешком из гарема, — сказала я и, вытерев губы, поставила бокал на стол. — Никто, кроме Дисенк, не знает, что я здесь, и мне нельзя оставаться долго. Мне нужна твоя помощь, Гуи. Я беременна.
Повисло долгое молчание. Гуи, собравшийся было снова сесть за стол, замер. Его бледное лицо постепенно приняло каменное выражение, только большие красные глаза казались живыми. Потом он наконец сел в кресло.
— Ты уверена?
— Да.
Снова возникла неловкая пауза, он сложил пирамидкой свои тонкие пальцы и задумчиво потер подбородок. Я едва не расплакалась, ожидая его реакции. «О Гуи, будь милосердным, — умоляла я про себя. — Посочувствуй мне, встань, обними меня, скажи, что ты все исправишь, потому что любишь меня!» Но эти ухоженные пальцы продолжали свои медленные движения, и он продолжал хладнокровно рассматривать меня. Наконец он вздохнул и развел руками.
— Я возлагал на тебя большие надежды, Ту, — просто сказал он. — Я очень разочарован. Как ты могла допустить, чтобы это случилось?
Я сглотнула, чувствуя себя совершенно раздавленной его словами.
— Я все делала для того, чтобы это предотвратить, Мастер, — ответила я. — Я не забывала использовать шипы акации. Но боги Фаюма могущественны, и в своем страхе я оскорбила их непочтением. Какие предосторожности могут противостоять такой силе?
— Что за вздор ты несешь? — резко оборвал он меня. — Ты была неосторожна, вот и все. Теперь придется расплачиваться за последствия. — Его тон был холоден, гнев и боль закипели во мне.
— Это не моя вина, — горячо возразила я. — Ты думаешь, я хотела подвергать свое положение при дворе такой опасности? Что толку в твоих обвинениях, Гуи? Мне нужна твоя помощь. Помоги мне!
— И как, ты полагаешь, я должен это сделать?
Его официальный тон, его равнодушие больно ранили меня.
— Представь, что я твоя пациентка, — сказала я. — Сегодня утром я открыла свою сумку, надеясь найти масло ягод дикого можжевельника. И не нашла его. Если ты не хочешь помочь мне избавиться от этого ребенка, тогда дай мне хотя бы еще масла!
— Ты сама вернула мне масло, потому что не пользовалась им, — возразил он в том же тоне. — Мне кажется, ты сама портишь себе жизнь, Ту. Нет, я не дам тебе больше масла.
Я вскочила:
— Гуи, ты не шутишь? Во имя богов, дай мне масла или помоги чем-то еще! Я не хочу этого ребенка! Я скорее умру!
Он в один миг оказался рядом со мной, схватил меня за плечи своими сильными руками и вплотную приблизил ко мне лицо. Его глаза горели.
— Ты упрямый ребенок! — выкрикнул он мне в лицо. — Масло диких ягод можжевельника — это яд! То количество, что необходимо для прерывания беременности, может убить тебя! Ты говоришь, что тебе в любом случае лучше умереть, но это просто глупые слова!
