Натан Рыбак - Переяславская Рада (Том 1)
Выходит, правда. Знал бы гетман об этом! Нет, скверно устроен мир, если такая не правда творится. Наверно, и сейчас сидят в карете, как голубки, и обнимаются. А гетман где-то там по полкам ездит и глазом не моргнет. Да, в таком деле баба дурит всех одинаково, и гетмана, и простого казака. И, обидясь за гетмана, Спиридон всердцах вгоняет лошадей в канаву так, что карета наклоняется на один бок, потом на другой и, подпрыгнув на кочке, выкатывается на ровную дорогу. «Вот и милуйтесь!» – злобно радуется Спиридон.
Опустив оконце, Крайз высунул голову. Спиридон только покосился.
Лается немец. Пускай лается. Елена онемела в углу кареты. Одна мысль – скорее бы Чигирин! Скорее! Все условлено. Она это сделает вечером. За ночь успеет выбраться из Чигирина. Крайз уж придумает, как. Встречает странно холодный взгляд Крайза, и в душе вдруг снова возникает беспокойство.
Прижимает руку к сердцу. Пальцы нащупывают медальон. В памяти всплывают слова ксендза: «Лучше всыпать в вино».
– Лучше всыпать в вино, – говорит она громко.
И тут же, не обращая внимания на пытливый, удивленный взгляд Крайза, думает: наконец настанет свобода, наконец окончится все, Лентовский повезет ее в Варшаву, о ней, как он сказал, будет говорить вся Речь Посполитая, и Елена даже теперь, сидя в углу кареты, уже слышит эти слова, полные восторга и удивления: «Вот эта отважная женщина убила схизматика Хмеля!»
Поздно ночью карета въезжает в ворота чигиринской резиденции гетмана.
Джура откидывает лесенку у двери кареты, чтобы пани гетмановой удобнее было сойти. Она сразу же спрашивает, не прибыл ли пан гетман. Видимо, обрадованная тем, что его еще нет, быстрыми, легкими шагами подымается на крыльцо и исчезает за высокой дверью.
Елена проходит в опочивальню. Видит в зеркале, озаренном снизу и сверху свечами, свое усталое лицо, замечает темные круги под глазами. Она приказывает принести в опочивальню столик с кушаньями, бутылку мальвазии и два кубка. Когда прислужница приносит все это, она отсылает ее, придвигает столик к кровати и, оставшись в одной рубашке, несколько минут ходит по комнате. Как хочется ей сейчас с кем-нибудь перемолвиться словом! Но вокруг одни стены. Все, что лежит за этими стенами, чуждо и ненавистно ей.
Если там, в келье, беседуя с ксендзом Лентовским, она ощутила какую-то тревогу, и страх цепкими пальцами сжал ее сердце, то теперь этого уже нет.
Нынче суббота. Он обещал приехать в субботу. В крайнем случае, если его задержат, она увидит его в воскресенье утром. Как обычно, он сдержит свое слово. Что и говорить: без нее он мучится. Елена насмешливо улыбается. Пусть помучится теперь. Стоя посреди опочивальни, приложив руку ко лбу, она как будто старается что-то припомнить. Затем идет к постели, откидывает покрывало и, взбив подушки, укладывается на холодных простынях.
Елена лежит на спине, лицом вверх. В подсвечниках горят свечи. Перед глазами отчетливо и удивительно просто возникает все, что произойдет этой ночью. Будет так. Вот он войдет, наклонится над нею, разбудит. Крепко прижмет к груди, скажет:
– Еленка.
Потом будет целовать глаза, лоб, губы... Она скажет:
– Иди, умойся с дороги, Богдан.
Вот он в смежной комнате будет плескаться водой, что-то кричать ей, и пока он там будет умываться, она разольет по кубкам ароматную мальвазию.
Он вернется, сядет на постель рядом с нею, она подаст ему кубок, потом они выпьют, потом он будет целовать ее, потом...
И в этот миг ужас надвигается на нее. Она в страхе закрывает глаза, ибо видит перед собой глаза Богдана и в этих глазах горит зловещий огонь.
Больших усилий стоит Елене возвратить себе спокойствие, хотя бы недолгое, шаткое, но все же спокойствие. Сама не замечая того, она засыпает, побежденная усталостью, но сон ее беспокоен, и она время от времени стонет и вскрикивает.
Сквозь сон слышит Елена чьи-то шаги, голоса, и не сразу открывает глаза.
Вот сейчас он наклонится над ней и она протянет к нему обнаженные руки...
Взглянув, она немеет от страшной догадки, хочет закричать, но только безмолвно открывает рот, – крик застрял где-то в груди.
У постели стоит Лаврин Капуста, а на пороге казаки с пистолями в руках.
***...Спустя день после того, как отвезли в крепость жену гетмана, ночной дозор, объезжая город, нашел в овраге за восточными воротами труп.
Один из дозорных, подсвечивая факелом, наклонился над убитым и присвистнул от удивления:
– Эге, хлопцы, да то ж гетманский казначей!
Есаул приказал доставить убитого в курень.
Чуть свет есаул поспешил в гетманскую канцелярию.
– Беда, пан полковник, – доложил он Капусте, – ночью нашли убитым гетманского казначея.
Впервые за много дней Капуста растерялся. Почувствовал: что-то важное выскользнуло у него из рук. Поехал в курень, поглядел на мертвого Крайза, – тот лежал на земле, накрытый рядном. Есаул откинул рядно, указал пальцем:
– Видите, стреляли ему в затылок. Злое умышление, как на ладони.
Возвращаясь в канцелярию, Капуста остановил коня у дома Выговского.
Псы рычали на цепях. Слуга, выглянув в калитку, бросился отворять. На крыльце стоял сам хозяин, приветливо улыбаясь.
– А я только с хутора вернулся, – заговорил Выговский, – писцы оповестили, что ты прибыл.
Пропустил Капусту вперед. Прошли через длинные сени, Выговский откинул тяжелую бархатную завесу, впустил гостя в большую залу. На парчовой скатерти, покрывавшей стол до самого пола, играли лучи солнца.
– Не слыхал еще новостей наших? – спросил Капуста, скользнув взглядом по картинам, развешанным на стенах.
– Про гетманшу слыхал, – спокойно ответил Выговский и спросил:
– Поснедаем?
Он дважды хлопнул в ладони, и на пороге вырос джура:
– Подать сюда горелки! Может, ты вино будешь пить?
Капуста безразлично пожал плечами.
– Вина! – приказал Выговский. – Вот тебе и гетманша! Что же там сталось? – спросил, щуря глаз, словно ему мешал солнечный свет. Но солнце как раз светило в глаза Капусте, и Капуста отметил про себя, что спокойствие хозяина деланное.
Закуривая трубку, Капуста проговорил:
– Пани гетманова, видать, плохо кончит, Иван. Дорога у нее одна – на виселицу.
– А на вид смирная была, – покачал головой Выговский. – Никогда бы не подумал, что на худое способна. Вот негодница! А как же гетман? Что он?
– Приказал взять под стражу и учинить розыск.
Выговский не сказал на это ни слова, разглядывал ровно подстриженные ногти. Он хорошо знал, что значит «учинить розыск»...
Джура внес кушанья. Поставил вино, пододвинул тарелки, вилки и вышел.
Выговский положил Капусте на тарелку колбасы, налил вина. Подняв кубок и заглядывая в него, Капуста сказал:
– Собиралась подсыпать гетману отравы в вино...
– А, чтоб тебя! – развел руками Выговский. – Говоришь так, словно и я собираюсь с тобой такое сделать. Давай, Лаврин, поменяемся кубками.
– Что ж, давай, – согласился Капуста.
Они обменялись кубками. Выговский засмеялся. Нехотя жевал жареную колбасу, краем глаза ловил выражение лица Капусты. Кто его знает, что у него там на душе, что в мыслях? Если бы на то воля генерального писаря, то сперва надо было бы спровадить в пекло Капусту, а уж потом... Его мысль прервали слова Капусты:
– Недалеко видят паны из Варшавы да ихние иезуиты. Смотрели бы лучше у себя дома...
Выговский тихо спросил:
– А как же ты дознался об этом, Лаврин?
– Добрые люди предупредили, Иван.
Ковыряя вилкой колбасу, Выговский возмущался:
– В какое время задумали! А?! Ты понимаешь, Лаврин? Перед самым походом. Хитро задумали, хитро.
– Крайза нашли нынче в яме, за восточными воротами, – вдруг сказал Капуста, поглядев в глаза Выговскому. – Убит выстрелом в затылок.
Выговский откинулся на спинку кресла. Тоненько звякнул вилкой по тарелке.
– Крайза? – переспросил глухим голосом.
– Его.
– Что ты нынче, Лаврин, все меня такими новостями угощаешь?
– Каждую новость понять можно. Терпение и настойчивость. Лучшего способа для этого и не ищи.
– Мне этот совет ни к чему, эти дела не сведаю. Вот дай мне универсал какой-нибудь написать или там грамоту панам сенаторам, так, чтобы у них под ребрами зачесалось, – это сделаю и сделаю как надо.
– Пойду, Иван.
– Что ж так торопишься, Лаврин? Не поел, не отдохнул, наговорил такого, что голова кругом пошла, и бросаешь одного? Я тут один, без вас, закрутился. Гетман когда будет?
– Приказал тебе в Корсунь ехать. А когда сам сюда – неизвестно. Бывай здоров.
Снова, как учтивый хозяин, генеральный писарь пропустил вперед Капусту, откинув завесу, чтобы гостю удобнее было пройти. Бросив через плечо взгляд на Выговского, Капуста сказал:
