Иоанн III Великий. Ч.1 и Ч.2 - Людмила Ивановна Гордеева
Сам город располагался на возвышенности, Боровицком холме, и представлял собой по форме неправильный треугольник в двадцать восемь гектаров, который с двух сторон омывали реки — широкая полноводная Москва и маленькая Неглинка. С третьей стороны вдоль стены был прорыт ров, заполненный водой. Сразу же за ним начиналась Троицкая площадь, получившая своё прозвание по расположенному на ней Троицкому храму. Нередко именовали её и Торговой, ибо вся она была застроена торговыми рядами и лавками. Крепость закрывалась на несколько прочных железных ворот, расположенных в башнях Никольской, Фроловской, Тимофеевской, Боровицкой и Троицкой. Город был хорошо укреплён, и взять его можно было лишь хитростью или изменой. Именно этим способом захватили Москву татары при Дмитрии Донском.
Московские бояре колебались, поддерживая то одну, то другую сторону, ибо всегда есть люди, недовольные существующей властью. Однако в результате они всё же дружно встали за Василия Дмитриевича — сына своего покойного государя. Ибо вступив в их город, дядя привёл за собой близких ему звенигородских удельных бояр, оттеснив местных. Да и жаден был сверх всякой меры, хапал вместе со своей роднёй и приближёнными всё, что под руку попадёт. Это вызывало недовольство и перемену настроения местных жителей. Побросав свои дома и хозяйство, они толпами повалили в Коломну, куда был сослан их законный государь. Юрий был вынужден оставить Москву. Но вражда претендентов на московский престол на этом не завершилась, междоусобица затянулась более чем на двадцать лет.
После смерти князя Юрия Звенигородского оппозицию возглавил его сын Дмитрий по прозвищу Шемяка. В 1446 году великий князь Московский Василий по обычаю предков поехал с сыновьями на богомолье в Троице-Сергиеву обитель. Изменники сообщили о том Шемяке и его стороннику — другому двоюродному брату Василия князю Ивану Андреевичу Можайскому.
Поводом к этой очередной схватке послужило пленение великого князя московского Василия Васильевича в бою с казанскими татарами, которые отпустили его за обещание большого выкупа. Называли цифру в двести тысяч рублей, что равнялось тысяче пудов серебра. Враги распустили слух, что смещение Василия облегчит выкуп, поможет уменьшить это непосильное для страны бремя.
Ночью 12 февраля подкупленные Шемякой изменники-москвичи тайно открыли ворота крепости, и звенигородские князья со своим полком тихо вошли внутрь; вломились в великокняжеский дворец, взяли в плен мать Василия Васильевича Софью Витовтовну и жену Марию Ярославну, арестовали верных ему бояр, захватили казну великокняжескую. Тут же Иван Можайский с войском отправился к Троице-Сергиеву монастырю, в который вошёл без препятствия, ибо ворота его были открыты для богомольцев к вечерней службе. Разобравшись в чём дело, охрана и верные Василию бояре, сопровождавшие его в путешествии, вступили в неравную борьбу. Поднялся шум, кричал перепуганный люд. Бывшему здесь же в монастыре митрополиту Ионе не сразу удалось остановить кровопролитие. Великий князь заперся в Троицком храме.
Пока шли переговоры, пока малодушный Василий Васильевич клялся из-за церковных дверей в том, что никогда не выйдет из монастыря, пострижётся здесь, только бы не лишали его живота, упрекал в измене тех, кто давал ему клятву верности, митрополит успел перемолвиться с настоятелем, тот что-то шепнул неприметному монаху. Последний подошёл к боярину Ивану Ивановичу Ряполовскому, и они вдвоём, незаметно отделившись от толпы, прошли в митрополичьи палаты, где в тот момент находились дети великого князя — семилетний наследник Иван и его младший брат Юрий. Их моментально переодели в простые неброские одежды и повели столь же сложной системой переходов, как и в московских дворах, в одну из башен мощной оборонной стены монастыря.
И теперь ещё Иоанн помнил, как спускались они вниз по тесной лестнице в какой-то подвал и потом шли вслед за монахом с зажжёнными свечами по уложенному камнем переходу. Его, Ивана, крепко держал за руку сам князь Иван Иванович Ряполовский — крепкий, здоровый и молодой ещё тогда мужчина, брата вёл, а порой и нёс на руках его слуга. Они остановились наконец перед небольшой, неприметной дверью. Монах, что-то сдвинув, открыл её, и они вошли в небольшой храм. С внутренней стороны дверь была прикрыта большой иконой, так что человек несведущий не мог бы и заподозрить за ней ничего необычного.
Они оказались в скромном монастырском подворье с несколькими деревянными кельями и хозяйственными постройками, с маленькой конюшней, из которой доносилось пофыркивание лошадей. Бывший в часовне инок и глазом не моргнул — поклонился нежданным гостям. Князь тихим голосом отдал несколько распоряжений, и уже через несколько минут дети с Ряполовским сели в запряжённый возок, которым правил всё тот же сопровождавший их монах. Слуга скакал за ними верхом.
Детей отвезли в село Боярово, принадлежавшее князю, а затем в Муром — город хорошо укреплённый и верный великому князю Московскому Василию Васильевичу. Вскоре сюда явились братья Ряполовского Семён и Дмитрий, многие другие верные сторонники свергнутого великого князя. В это время Шемяка учинил над пленником расправу: 16 февраля 1446 года он ослепил Василия Васильевича и отправил его в ссылку в Углич. Отныне отец Иоанна Васильевича получил в народе прозвище «Тёмный».
Граждане Московского княжества пришли в ужас от совершенного злодеяния, многие бояре московские бежали в Литву на службу к великому князю Литовскому Казимиру, другие — в древний Муром, где собирались сторонники опального Василия Тёмного. Некоторые же из бояр сразу поехали в Углич, чтобы находиться рядом со своим несчастным слепым господином.
Естественно, Шемяка затребовал детей, ставших знаменем его противников, в Москву, но братья Ряполовские и не думали выдавать самозванцу своё сокровище. Лишь после того как в дело вмешался митрополит Иона, и Шемяка поклялся не причинить детям зла, а также освободить их отца, они были отправлены к родителям в «западню», в Углич. Шемяка нарушил клятву и не освободил ни их, ни отца.
За время недолгого правления своей злобой, жадностью и несправедливостью новый властитель вызвал всеобщую нелюбовь народную. Не случайно выражение «Шемякин суд», как суд неправедный, стало тогда на Руси нарицательным.
А Ряполовские продолжали собирать сторонников, чтобы свергнуть Дмитрия. К ним присоединялись всё новые и новые московские бояре. Шемяка стал уже бояться и собственной тени
