Бетси Шидфар - Абу Нувас
Хотя здесь нет рынка и строго-настрого запрещено выставлять что-нибудь на продажу, людей привлекает эта площадь. Только на Мирбаде можно услышать последние новости, стихи Абу Муаза и других прославленных поэтов. Если повезет, можно и увидеть самого Абу Муаза, он часто приходит на Мирбад со своим поводырем, когда надоедает сидеть у порога дома или когда он хочет, чтобы его новые стихи сразу же стали известны всей Басре.
Глашатаи начинают обход города всегда с Мирбада. Здесь они собираются — и конные, и пешие; самый голосистый из них возглашает приказ наместника у ворот его дворца, а потом они уже расходятся и разъезжаются по всему городу. Почти каждый день людей ожидает новый приказ, и тем более, в нынешнее время, когда в Басре новый наместник.
Подходя к площади, Хасан услышал крик глашатая. «Ну вот, я опоздал! — подумал Хасан, — он уже прочел приказ наместника». Мальчик пустился бежать, чтобы услышать конец, но в это время глашатай стал читать снова:
«О люди Басры, простые и знатные! Повелитель правоверных приказал всем жителям — и мусульманам, и людям писания- явиться в течение трех дней к дому казначейства. Здесь люди наместника будут записывать ваши имена и каждому выдадут по пять дирхемов. Повелитель правоверных награждает вас, зная вашу верность державе. Явиться должны все мужчины начиная от четырнадцати лет, но горе тому, кто попытается получить свою долю дважды».
Толпа зашумела, заглушив последние слова глашатая. Видно было только, как шевелятся его губы. «Да благословит Аллах повелителя правоверных!» — слышал Хасан чей-то визгливый восторженный голос. Множество голосов откликнулось: «Да благословит его Аллах, но за что?» Кто-то выкрикнул: «Даром деньги не дают, берегитесь, люди Басры, как бы вам после вашего ликования не пришлось плакать!» — «Безбожник!» — взвизгнул первый голос, — «получай деньги и благодари того, кто тебе их дает!» — «Молчи, старый осел, или я заткну тебе глотку этой попоной!»
Толпа шумела, волновалась, а глашатай все читал. Наконец, он свернул приказ, тронул поводья коня и отправился на другие улицы, за ним последовали другие глашатаи, а толпа не расходилась. Потом люди хлынули с площади к казначейству, и Хасан мог идти дальше. Он думал: «За что халиф приказал выдать жителям Басры по пять дирхемов? Ведь, как ему говорили, Басра никогда не была верна державе! Здесь скрывались бунтовщики, здесь то и дело вспыхивали мятежи». Наверное, тот, кто предостерегал басрийцев, был прав. Хасан решил, что после того, как выполнит поручение хозяина, обязательно пойдет к казначейству и посмотрит, правда ли, что всем жителям Басры будут выдавать по пять дирхемов.
Вот и дворец наместника. Это самый высокий и роскошный дом в Басре. Он окружен высокой оградой, а у ворот стоят два стражника. Хасан подошел к ним и, обратившись к тому, кто показался ему важнее, сказал, — О господин, мой хозяин Абу Исхак приказал мне отнести наместнику коробку с благовониями.
Стражник нагнулся и стал рассматривать серебряную шкатулку, которую Хасан протянул ему, а потом, переглянувшись с товарищем, сказал:
- Ну что же, если приказал, значит, проходи.
Хасан с опаской прошмыгнул в ворота между стражниками и слышал, как они смеялись и говорили что-то нелестное о наместнике.
Когда Хасан хотел войти в дом, высокий безбородый толстяк преградил ему дорогу. — Что тебе надо, мальчик? — спросил он.
— Я должен передать наместнику коробку с благовониями, — гордо ответил Хасан и показал ее.
— Наместник занят, дай мне коробку, а плату получишь завтра!
Хасан отскочил от протянутой руки толстяка и крикнул, — Ты обманешь меня, как Хузейфа обманул того, кто ему доверился!
Толстяк улыбнулся и сказал:
- Ты, я вижу, умеешь отвечать, у тебя острый язык. Это хорошо, но острая бритва иногда обращается против того, кто ее держит в руках.
Хасан рассердился и решил показать, что он не из тех, над кем можно посмеяться. Зажав крепче коробку с драгоценным благовонием, он, глядя на толстяка, сказал:
Если тебя бранит толстый глупец, погрязший в невежестве,Отвернись от него и не слушай его слов!
Толстяк нахурился и сильно толкнул Хасана, так, что он отлетел далеко от дверей, но стражник, который говорил с Хасаном, крикнул, — Эй, ты, оставь мальчика, пусть он постоит здесь, наместник приказал пропустить его, он хочет, чтобы его борода была черной, как брови у красавицы! Стражники снова засмеялись, а Хасан опять стал у двери.
Она так и осталась приотворенной, так что Хасан издали видел все, что происходит внутри. За дверью был портик с высокими колоннами, которые окружали внутренний двор, вымощенный гладкими каменными плитами. Прямо напротив Хасана находилось возвышение, покрытое богатыми коврами. На мягких подушках сидел грузный широкоплечий человек в черном кафтане, расшитом золотым шитьем, и в черной чалме. «Как ворон», подумал Хасан, всмотревшись в смуглое лицо с хрящеватым носом, похожим на клюв. Вокруг человека сидело еще несколько одетых в черное, а по бокам возвышения стояли стражники. Справа стоял «саййаф», палач с обнаженным мечом, без чалмы; его бритая голова блестела от пота, блестела его раскрытая грудь, заросшая густыми волосами. Перед возвышением на коленях стоял человек. Его руки были стянуты короткими цепями за спиной, а размотанное полотнице чалмы было затянуто вокруг шеи.
Хасан прижался к стене, стараясь остаться незамеченным. Какое-то щекочущее чувство, — страх, смешанный с острым любопытством, — держало его на месте. Толстяк, оставив мальчика, проскользнул внутрь, а Хасан прислушался.
Человек в черном кафтане, наверное, наместник, обращаясь к закованному, говорил: «Повелитель правоверных приказал мне лишить тебя жизни, клянусь Аллахом, я выполню его приказ, хотя ты утверждаешь, что не совершал никакого проступка. Но до меня дошло, что ты еретик и занимаешься измышлениями, и придумываешь сам предания, на основе которых наши судьи судят мусульман. Поэтому я не буду щадить тебя».
Тут вмешался один из сидевших рядом с наместником: «Абу-ль-Авджа, мы знаем, что до сих пор ты славился праведностью. Покайся, и, может быть, Аллах пошлет тебе милость». Человек, стоящий на коленях, молчал, Хасан слышал только его хриплое дыхание, видно, ему сильно стянули горло чалмой. Тогда наместник крикнул:
— Эй, саййяф!
Палач не торопясь подошел к приговоренному, бросил перед ним заскорузлый кожаный коврик и встал рядом, опершись на меч.
Тут стоящий на коленях человек заговорил:
— Клянусь Аллахом, вы можете убить меня, но это вам не поможет. Я записал четыре тысячи хадисов, передаваемых со слов пророка и его сподвижников, и эти хадисы теперь знает каждый. Но на самом деле они придуманы мной, чтобы хотя бы немного ограничить ваши притеснения. Я сделал запретным для вас то, что было дозволенным, и разрешил то, что было запретным. Вы будете поститься в дни разговения, пока не иссохнете, и разговляться в дни поста, пока не лопнете от жира, будьте прокляты вы и ваша алчность!
Наместник сделал знак саййяфу, и тот взмахнул тяжелым мечом. Хасан не заметил, как опустился меч, он увидел только струю крови, бившую на ковер. Человек упал, а его голова откатилась в сторону.
— Эй, люди, приведите в порядок двор! — крикнул кто-то. Вбежали невольники наместника, одетые в грубошерстные кафтаны. Они унесли тело человека, а один из них, положив в мешок голову казненного, бросил этот мешок перед наместником. Другие тем временем взяли пропитанный кровью кожаный коврик, засыпали песком двор, потом подмели его, и плиты заблестели, как прежде.
Наместник, погладив бороду, подозвал к себе толстяка и что-то шепнул ему. Тот утвердительно кивнул головой. Потом посмотрел на приотворенную дверь и, увидев, что Хасан не двинулся с места, поманил его. Мальчик переступил порог и направился к возвышению. Он инстинктивно обогнул то место, где только что убили человека, и подошел к Хайсаму ибн Муавии.
Посмотрев на белолицего, чисто одетого мальчика, наместник улыбнулся и спросил:
— Это тебя прислал торговец благовониями?
— Да, эмир, он приказал передать тебе вот эту шкатулку. В ней находится лучшая галлия, какая есть в Басре, а шкатулка изготовлена искусным мастером. Она украшена жемчужиной, отобранной среди многих, и яхонтами, цвет которых ярче крови.
— Ты красноречив, — одобрительно сказал наместник. — Ты из арабов или новообращенных мавали?
— Мой отец араб, родом из Дамаска.
— Подойди, — милостиво промолвил наместник, — и покажи благовония, которые прислал твой хозяин.
Хасан протянул Хайсаму шкатулку и нажал на жемчужину. Набрав пригоршню драгоценной мази, наместник поднес руку к бороде. Волосы заблестели, борода, казалось, стала еще чернее, а наместник понюхал ладонь и одобрительно промычал, — Неплохо, получай свою плату.
