Сергей Жоголь - Пращуры русичей
– Ну, что решил? Скоро он нас заметит. Пропустим, или, переймём? – продолжил светловолосый.
Лет сорока, с перебитым носом, спутник Лейва нервно постукивал пальцами по рукоятке чекана19.
– Берём его, – наконец произнёс Лейв и слез с коня.
Светловолосый с ухмылкой покачал головой и ловко соскочил на землю. Второй спутник пожилого варяга – молодой кучерявый парень с расплющенным носом и густыми бровями, тоже спешился. Он покусывал губу и похлопывал себя по ляжкам. Очевидно, азарт светловолосого передался и ему.
– Притащите дерево, – Лейв указал на лежавшую поодаль поваленную берёзку. – Киньте на дорогу, чтобы не объехал. Как остановится, вяжем. Только не убивать. Посмотрим сперва кто такой.
Спутники Лейва спрятали коней в кустах и побежали за деревцем.
– Зачем он нам? – посланник конунга Ингельда, которого так запугал Лучезар, смотрел на Лейва с осуждением. – Пусть едет, у нас и без него есть дела.
Он остался сидеть в седле и не двинулся с места.
– Ты бы, не лез, человече, – выдавил Лейв. – О своих делах помни, а в наши, не лезь. Раз спешит, значит не прохлаждаться едет. Может гонец. Обожди в кусточках. От тебя-то, я вижу, проку не будет. Надей, справа зайдёшь!
Последние слова были обращены к кучерявому. Парень кивнул и нырнул за корягу. По его повадкам было видно, что в таких засадах он не новичок. Светловолосый тем временем подыскал дубину, срубил с неё пару ненужных сучков и тоже спрятался в кустах.
Он ехал уже несколько часов. Стригунок, утомлённый ещё во время пахоты, покрылся соляной коркой, с губ текла пена. «Не загнать бы», – Даньша потянул поводья и пустил коня медленной рысью. Дорога пролегала через поросший разнотравьем луг, круто забирала вправо, исчезая за густыми кустами орешника. Даньша ещё раз потянул поводья, жеребец замедлил бег и, чуть было, не налетел на поваленный ствол. Появившийся откуда ни возьмись незнакомец, преградил дорогу и встал на пути, выставив перед собой копьё. Даньша резко дёрнул узду. Стригунок встал на дыбы, замахав в воздухе передними копытами. За спиной что-то треснуло. Всадник обернулся и в самый последний момент увернулся от дубины. Удар достался коню. Стригунок опустился на передние ноги, дёрнул крупом и попытался лягнуть нападавшего. Даньша подлетел и, чтобы не упасть, сам соскочил на землю. Первый из нападавших, пожилой мужчина, отбросил копьё, схватил коня за узду и повис всем телом, из кустов выскочил третий, размахивая кистенём. Даньша вытащил нож, собираясь дорого продать жизнь. Пока первый усмирял коня, двое других наступали с обеих сторон. Один из них: кривоносый мужик лет сорока со светлыми с рыжиной волосами, подхватил дубину, которую накануне выронил, уворачиваясь от копыт Стригунка. Он сделал ложный замах, скакнул в сторону и без замаха ударил. Даньша еле успел отскочить, оказавшись в опасной близости от третьего. Тот уже взмахнул кистенём.
– А ну стой, Надей! Погоди! – заорал пожилой незнакомец.
Парень с кистенём отпрянул: кучерявый, мордастый, лишь года на два постарше Даньши.
– Э-э-э! Голяш! И тебя касается! – закричал пожилой светловолосому, снова замахнувшемуся дубиной.
– Чего ждать-то? – разбойник зло сплюнул, но оружие опустил.
Только сейчас Даньша заметил четвёртого. Шагах в тридцати, из-за дерева с опаской выглядывал худой усатый мужик в кожаной куртке и высокой шапке. Даньша стоял на полусогнутых, выставив вперёд руку с ножом. Пожилой подошёл ближе, ведя Стригунка под уздцы:
– Никуда он теперь не денется. Без коня далеко не убежит…
Говоривший застыл на полуслове и в ужасе попятился.
«Этого не может быть. Тот же нос, губы», – Лейв не верил своим глазам. – Нас к конунгу послал, а сам… Да нет. Как бы он успел?“. Оба подручных: Надей и Голяш (так звали светловолосого) были готовы ринуться в бой, но без разрешения Лейва не решались. „Глаза сверкают, руки дрожат, понятное дело, напуган. Нет, точно не он, да и выглядит моложе. Хотя лицо…». Молодой всадник, остановленный на дороге, как две капли воды, был похож на княжича Лучезара.
***
В эту весну Даньша встретил семнадцатое лето. Крепкий и ловкий отроду, парень поднабрался сил с тех пор как умер отец, и мальчик поселился в доме его брата – кузнеца Валдая. С детских лет, приученный к труду, паренёк набирался опыта, да постигал всякую науку. Отца своего парень помнил хорошо. Молчалив и необщителен был Даньшин родитель. Пока два-три раза у него не спросишь, да не переспросишь, он слова не скажет. Хоть и угрюмый, да не сварливый. Видимо за то и прозвали его в народе Нелюдом. Подходило уж больно прозвище. Зато вот лицом и статью Нелюда природа не обошла. Многие девки да бабы на него заглядывались, да только впустую.
– Холодный он, точно ледышка, – говорили. – Счастья подле него никому не будет.
Холоден был Даньшин отец, да и помер от холода. Зимой за дровами в лес ушёл и не вернулся. Труп окоченелый в лесу нашли. А в чём причина, что домой не пришёл, так люди и не поняли.
А вот о матери своей Даньша и вовсе ничего не знал.
– Померла она, когда тебя рожала, – отвечал хмурый папаша, когда сынишка уж сильно его доставал. Вот и весь сказ.
После отцовой смерти жизнь Даньшина как-то веселей потекла. У кузнеца двое сынов, да две девки, так что и Даньше место нашлось. Никого не потеснил. Сам Валдай, нечета брату, весёлый мужик, хоть и жёсткий. Приёмыша от детей родных не ничем отличал, ни лаской, ни тумаком отцовским. Словом, всё честь по чести. Рос парень, не зная ни забот, как и все росли. Вот только о своих родителях так ничего и не знал до нужного часу.
Но всему своё время.
Как-то раз, подслушал Даньша бабские пересуды. Мол, молчун-молчун, а Даньшина мать-то у Нелюда не первая жена была. Вторую-то он так, без любви в дом привёл, а вот та, первая… Даньша навострил уши. Обидно ему стало, что о матери его так говорят. Бабы продолжали заливаться соловьями. Не всё понял парень, понял лишь, что грустил отец по той первой жене, оттого и руки на себя наложил. А вот что с ней стало? Куда подевалась?
И засела с тех пор в душе заноза. Долго он смурой ходил, всё из рук валилось, ни одно дело не спорилось. Кузнец по первой бранился, а потом понял, что не так, да и рассказал парню всю правду. Чай не маленький уже – двенадцать годков исполнилось.
– Невеей её звали, полюбовницу бати твоего. Мы тогда с соседями враждовали, с куршами. Отец твой из похода её привёл, полонянкой. Красивая баба была, хоть и дикая. Посилились они вдвоём в маленьком домишке, на самом отшибе, да так и жили, держась особняком. Жили парою, пока не народился у них младенец.
Даньша слушал дядьку с раскрытым ртом.
Не любили Невею люди, чужая и есть чужая, да ещё с таким мужем, от которого и слова не вытянешь. Да и она сама никого не жаловала. На всех как на зверей смотрела. А как родила ребёнка, так она не только на соседей, но и на мужа озлобилась. Лишь мальчика своего любила, души в нём не чаяла, баловала как могла. На мужа кричит, всем попрекает, а тот, молчун он и есть молчун, ни слова в ответ, всё терпел.
– Отец-то твой мне одному признался, что непростого роду та Невея была. Ну, я, да ладно. Тебе тоже скажу, – с важным видом сообщил Валдай. – Из племенной знати она, дочка княжья. Потому-то видно и не жилось ей средь люда простого. Ну, а потом пропала она, исчезла враз вместе с ребёнком. В ту пору в поселении дружинники новгородские останавливались. Может они Невею умыкнули, а может сама сбежала к куршам своим.
На этом кузнец и закончил свой рассказ.
– А про мать-то мою скажи. Она-то кто была? – дрожащим голоском пролепетал Даньша.
– А что мать? Простая девка. Вон там дом их стоял, – кузнец указал на оголённый пустырь. – Сгорела их хата, вместе со всей семьёй. Мать твоя только и выжила. Нелюд её из пламени бездыханную вытащил, так она к нему и привязалась. Другой бы глядишь прогнал, а этот молчит и молчит. Потом забрюхатела она, а при родах померла. Вот вы вдвоём и остались. Отцу твоему до тебя дел-то мало было. Он всё по Невее пропавшей печалился, до тех пор пока в лесу не сгинул, тут-то мы тебя к себе и забрали.
Такая вот история.
4
– Вы кто? – парень с испугом глядел на Лейва и его людей. – Дорогу дайте! Чего я вам сделал?
«И голос не похож», – варяг и вздохнул с облегчением.
Видя, что напавшие на него люди в раздумьях, Даньша дёрнулся к коню, но Лейв преградил дорогу:
– Не спеши. Иль, горит?
Голяш и Надей тут же шагнули вперёд, но Лейв глянул на них строго:
– Расскажи, кто таков, да куда спешишь, может и отпустим.
Даньша видя, что деваться некуда, опустил нож. Он тяжело дышал, руки тряслись:
– Коня отдайте. Не мой он.
– Украл?
Даньша вспыхнул:
– Да, ты, что? Старостин это жеребец, он сам мне его дал, чтобы я в город ехал, князя предупредить.
