Георгий Гулиа - Сулла
– Знаю.
– Кто тебе сказал? – поразился Сулла.
– Разве войско создано для того, чтобы сидело оно в лагере и жирело от безделья?
– Верно. Не для того.
– Следовательно, великий Сулла, оно уйдет в поход.
– Но когда? – вопросил Сулла.
Буфтомий внимательно поглядел в голубые глаза, которые зажили нынче жизнью радостной и счастливой. И гадатель понял все. У него уже был готов ответ. И все-таки решил ничего не говорить о сроке. Он сказал тихо, как бы про себя:
– Аппиева дорога… Рим… Эсквилинские ворота…
Впервые это было произнесено вслух.
– Что это значит? – чуть не в ужасе прошептал Сулла, хватая Буфтомия за руку.
Гадатель молчал.
– Говори же, – теребил его полководец.
Буфтомий словно бы превратился в столб. Едва шевелил губами. И Сулла с трудом различил такие слова:
– Рим… Рим… Эсквилинские ворота… ворота…
Осторожно отпустил руку гадателя, в глазах которого горел неземной свет: это был свет луны, свет самой большой звезды. О боги, какой это был свет – совершенно неописуемый!..
– Буфтомий, – позвал Сулла тихо-тихо.
Но гадатель вперил свой взор в далекую точку. Он не видел никого, не слышал ничего.
«Что он говорит? – подумал Сулла. – Откуда ему все это известно? И что в нем за сила такая? Не замешаны ли здесь какие-либо соглядатаи?» И тут же признался себе, что про Рим никто и не заикался. Но откуда же взялся этот Рим у гадателя?
Вдруг Буфтомий встрепенулся. Словно бы пришел в себя от непонятного оцепенения. Протер глаза, как после сна, и улыбнулся. На его не по годам морщинистом лице обозначилась широкая, добродушная улыбка.
– Что? – спросил он.
– Ничего, – сказал Сулла, озадаченный слышанным. «Этот гадатель, несомненно, великий человек. Надо его приблизить к себе всеми силами», – решил Сулла. И добавил вслух: – Может, не следует тебе напрягаться, Буфтомий?
– Отчего же, – сказал гадатель, – все прошло, словно летний дождь.
– И ты можешь мне ответствовать?
– Да. Послезавтра.
– Что – послезавтра? – смущенно спросил Сулла.
– Послезавтра – в поход, – сказал гадатель, как о деле совершенно решенном и не подлежащем более обсуждению.
– Это окончательно, Буфтомий?
– Почти. Но завтра вечером я снова все проверю.
Сулла поблагодарил его и вспомнил, что за столиком ждет их прелестная Филенида.
– Значит – послезавтра? – переспросил Сулла.
– Выходит, так.
Сулла задумался. Прикинул в уме кое-что и пришел к выводу, что это и есть тот самый срок, который назначил сам. Но никому об этом не говорил, он и сам раньше не думал об этом!.. Почти то же о Риме. Никто не произносил этого названия в связи с походом. Откуда взял его Буфтомий? Неужели и это наитие? Великое наитие, присущее восточным прорицателям? А что же еще, если не наитие?..
Эпикед расставил ужин на столике. Чин чином. Как в римской вилле. Кто скажет, что все это в лагере.
Сулла начал с вина. Он ласково справился у Филениды, что предпочитает она; чистое вино, вино с водою холодной или вино с водою теплой?
Филенида одарила Суллу одной из тех обворожительных улыбок, которыми владела в совершенстве. Эта улыбка могла бросить к ее ногам даже гиппопотама.
– Разумеется, чистое, – проговорила она. Голос ее звучал звонко и уверенно. – Кто же портит вино водою?
– То есть? – Сулла вопросительно уставился на нее.
– У меня свое правило; не портить вино смесью. Этот ужасный греческий обычай, я уверена, скоро переведется у нас.
– Ого! – обрадовался Сулла. – У Филениды уже есть свое правило?
– И не одно, – поправила его девица.
– Прекрасно! – воскликнул Сулла.
Буфтомий был очень, очень доволен. Он выпил свою чашу и приступил к ветчине, предварительно выжав на нее пару лимонов. Набив рот, он похвалил хлеб, который, по его мнению, был хорошо выпечен из крупчатой муки.
Филенида глотками попивала вино и вовсе не стеснялась своих полуобнаженных ног, от которых Сулла не мог оторвать глаз.
– Да здравствует Филенида! – воскликнул он, осушая чашу.
И не выдержал: порывисто поднялся с места, подошел к ней. Взял за талию и приподнял; она была точно цесарка – нежная, гладкая, легкая. Увел ее подальше в угол, где недавно беседовал с гадателем.
– Я хочу кое-что сказать по секрету, – невнятно пробормотал Сулла.
– При нем? – удивилась девица, незаметно кивнув в сторону Буфтомия.
– А что?
Они оглянулись: гадатель был занят ужином. Он, казалось, никого и ничего не замечал.
Сулла прильнул к ее устам и очень скоро убедился в том, что они отвечают, причем с великим умением. Это его приободрило. Недавно провозглашенное им правило, согласно которому «палатки – священнее храмов», было уже забыто им.
– Что ты еще умеешь? – прошептал он ей на ухо.
5
Ровно в час утра заиграли трубы. Лагерь всполошился. Строились перед палатками манипулы, центурии. Раздавалась команда во всех концах лагеря. Младшие начальники повторяли приказы старших.
Войску надлежало: разбирать палатки, складывать солдатский скарб, крепить его к походным рогатинам, тщательно проверить оружие. Обозные телеги грузились под наблюдением помощников квестора, выкатывались вперед покрытые льняными грубыми чехлами баллисты и катапульты.
Очень скоро весь лагерь можно было обозреть из конца в конец. Сулла вышел на маленькую, чисто убранную преторию и обратился к войску с речью. А перед этим манипулы и центурии продвинулись – насколько это было возможно – поближе к форуму.
Вот его речь, записанная семейографом:
«Доблестные римские солдаты! Мы находились в этом лагере для того, чтобы, собравшись с силами, отправиться за море, в Малую Азию и привести в чувство императора Понтийской империи Митридата VI Евпатора. Так его именуют полным именем. Я это говорю к тому, чтобы вы знали, кого следует пленить и привезти в Рим в Мамертинскую темницу. Только таким может быть разговор с Митридатом. Обо всем этом – я имею в виду наш поход за море – было условлено с сенатом. Но, как это выяснилось совсем недавно, нам уготовили совсем иную участь, а именно: нас захотели лишить нашей законной славы и законной добычи на полях сражений в Малой Азии. По хитроумному замыслу Мария, туда должны были быть посланы другие войска, а нас с вами – тех из нас, кто не был бы жестоко покаран, – решили обратить в прислужников больших и мелких тиранов. Так задумал их главный тиран Марий. Но мы-то с вами хорошо знаем, что народ наш, никогда не знавший тирании, никогда не приемлет ни одного тирана, под какой бы личиной он ни выступал. Не далее как позавчера нам было сделано наглое предложение. Его нам привезли те два военных трибуна, которых вы справедливо побили камнями, как они и заслужили. Мне кажется, что ответ они получили достойный. И этот ответ несомненно услышан в Риме.
Какова наша цель?
Нам нужно, поскорее встретиться с Митридатом. Я совершенно уверен в одном: он будет в наших руках и вместе с ним – несметные богатства. Эти богатства должны принадлежать римскому народу и, разумеется, его доблестному войску. Кроме того, все войско должно получить такое обеспечение землей, чтобы вы, ваши дети и внуки ваши и правнуки были довольны. Чтобы, вспоминая поход, вы видели перед собой ваши поместья. А иначе к чему этот поход?
Дальше.
Теперь я подхожу не то чтобы к самому главному, – об этом главном я уже сказал, – но к самому важному в настоящее время: мы должны, мы обязаны устранить главное препятствие на нашем пути. Это главное препятствие в Риме. Вот именно туда и должно быть нацелено все наше оружие – тяжелое и легкое. Все наши мысли, все силы наши должны быть направлены на разрушение той плотины, которая поставлена на нашем пути в Малую Азию. Эта преграда не только вполне преодолима, но легко доступна разрушению. Посмотрите, сколь несметны наши силы, сколь многочисленны мы и сколь грозно наше вооружение. Наши сереброкрылые знамена не знают поражений. Подлые политиканы в Риме будут сметены с нашего пути – и нас ждет богатство Митридатова царства.
Итак: впереди Рим. Сметем же подлых тиранов и их главаря Мария. Принесем римскому народу славу и богатство! Приумножим славу наших предков! Победа наша обеспечена! Я верю вам, а вы, надеюсь, верите мне. Вперед, на Рим!»
Сулла кончил. Он говорил с достоинством, являя в каждом слове непреклонную волю. Верили ему солдаты? Да, верили! Доверяли ему начальники войска? Да, доверяли! Верил ли сам Сулла в свои силы? Да, верил! Мог ли он рассчитывать на свое войско, на победу, или его слова были простым самовнушением? Нет, он рассчитывал твердо на свое войско. Тем более что прорицания – частное и официальное – внушали великую надежду. А счастье, как известно, до сих пор ни разу не покидало Суллу.
Какое впечатление произвела его речь на войско, на его начальников? В своих «Воспоминаниях» Сулла утверждал, что все были полны решимости идти на Рим. Иного выхода, утверждал он, не было. Это понимали все, писал он.
