Анна Емельянова - Фаворит богов
— Почему же они тебя так любят? Что в тебе есть особенного? — вскинув голову, Агриппина надменно обошла вокруг Германика, словно изучая его.
— Возможно, вы сами когда-нибудь об этом догадаетесь, — хмыкнул он, слегка подавшись вперёд.
Она в изумлении взглянула на него, её щёки вспыхнули от смущения.
— Вот видите, Агриппина... Я оказался недалёк от правды. — Юноша разглядывал её с нескрываемым восхищением.
— Ты уезжаешь, Германик? — печально спросила она.
— Да, — молвил он. — А вы бы хотели, чтобы я остался? Мы могли бы погулять по берегу, и я рассказал бы вам о недавнем походе.
— К сожалению, это невозможно.
— Вы правы. Я не оспариваю приказы Октавиана, а он повелел мне ехать в Рим.
— А в Риме чем ты займёшься?
— Буду ждать новостей из Нолы, как и все подданные, — Германик тяжело вздохнул.
Отступив, Агриппина опустила голову.
— Деду очень худо? — спросила она.
— Он сильный человек и мужественно терпит свои скорби, — отозвался Германик. — Я горжусь тем, что служил ему.
— А я вижу, не зря дед ценит тебя. В твоих речах звучит много благородства, — произнесла Агриппина.
Он слегка поклонился ей:
— В Риме мы непременно должны вновь встретиться, госпожа.
— Мы встретимся, — кивнула она и подняла на него взгляд своих чудесных синих глаз.
— Тогда с вашего позволения я оставлю вас. Меня ждут солдаты, госпожа. Однако прошу вас обратить внимание на то, что если бы мне позволяло время продолжить нашу беседу, я бы предпочёл её продолжить.
— Мы её обязательно продолжим, — улыбнулась Агриппина.
— В Риме, — подчеркнул Германик и, вновь поклонившись, зашагал к лестнице.
Девушка долго провожала его взглядом, чувствуя, как её переполняет волнение, а сердце бешено стучит в груди. Она понимала, что любит Германика и больше всего на свете хочет, чтобы он ответил ей взаимностью.
Между тем, расставшись с ней, Германик присоединился к солдатам, занимавшимся во дворе сборами в путь. После разговора с Октавианом на душе у него было тяжело, и эту тяжесть не смогла облегчить даже встреча с Агриппиной.
Хмурый, погруженный в свои мысли, он нынешним же вечером оставил город, направляясь во главе отрядов в Рим. Вместе с ним отбыл Друз. В Ноле остались лишь наиболее приближённые к Октавиану люди — его родственники, несколько сенаторов и небольшой отряд преторианцев.
ГЛАВА 10
Через четверо суток после отъезда легионов кесарю стало совсем плохо. Он был в твёрдом уме и поэтому ощущал стыд из-за собственного недуга.
Жарким днём, незадолго до заката, он велел рабам оставить его покои.
— Я хочу провести свои последние часы наедине с Ливией, — молвил он, склонив голову жене на колени.
Сидя на его постели, Ливия испытывала одновременно боль и торжество. Её покидал мужчина, за которым она была замужем почти сорок лет, и от этого её переполняла тоска. Но после него на престол взойдёт человек, которого она любила больше всех на свете, а это придавало сил и желание жить дальше.
— Скажи мне, Ливия, нет ли в Ноле беспорядков из-за того, что я тяжело болен? — осведомился он.
— Нет, — пожала плечами Ливия.
— Я боюсь, что подданные поднимут мятеж против Тиберия. Ведь ты будешь его поддерживать мудростью, как поддерживала меня?
— Если он захочет этого.
— Верно, любовь моя... Тиберий похож на тебя, и если он был покорен мне все эти годы, то это вовсе не значит, что, став кесарем, он будет покорен твоей воле. Его душа неудержима, а сердце разбито... Мне жаль его, ведь именно я стал причиной многих его страданий.
— Ты не должен винить себя, — Ливия склонилась к Октавиану. — Благодаря твоему расположению он станет правителем Римской империи.
С трудом подняв руку, Октавиан запустил пальцы в густые локоны жены. Его сухих губ, покрытых потрескавшейся коркой, коснулась лёгкая улыбка.
— Ах, Ливия... Как мне не хочется тебя покидать! — прошептал он. — Но час мой уже близок. Пророчество свершилось. Я почти стал богом... — И он, саркастически усмехнувшись, обвёл взглядом зал.
Над ними слегка трепетал от ветра шёлковый полог постели.
— Каким же останусь я в истории, в летописях, в воспоминаниях моих современников? Кем люди будут считать Октавиана? Тираном, восстановившим царскую власть в Риме после долгих столетий республики? Воином, водившим за собой легионы и присоединившим к Римской империи огромные территории? Человеком, подававшим своим поведением пример простоты и скромности? Заботливым мужем, отцом, дедом? Не знаю... Не мне думать обо всём этом. Но я думаю. Ибо я никогда не оставался равнодушным к тому, что говорили обо мне люди. Юлий усыновил меня. Он счёт меня достойным принять от него власть, а затем даровать её моим потомкам. Нынче мне пришла пора воспользоваться этим правом. — Крепко зажмурившись, он умолк.
По щекам Ливии потекли слёзы. Она прожила с Октавианом много лет вместе и познала с ним счастье. Поэтому замечая, что с каждым произнесённым словом он всё больше слабеет, она чувствовала скорбь. Ливия читала в выражении его лица странное, необъяснимое удовлетворение.
Вдруг он снова посмотрел на неё.
— Известно ли тебе, что именно в этой спальне умер мой отец Октавиан? — спросил он.
— Нет, — едва слышно произнесла Ливия.
— Но это так, любовь моя. И сегодня мне придётся последовать за ним отсюда, — он соединил свои дрожащие пальцы с тонкими пальцами Ливии и произнёс: — Живи, любовь моя! Не забывай о том, как хорошо нам было вместе.
Склонив голову набок, Октавиан вновь закрыл глаза, на сей раз — навсегда. Его рука бессильно обмякла в крепкой руке Ливии. Жизнь самого великого из римских кесарей закончилась.
Ложе обступили рабы, испуганно и недоумённо взирая на тело государя. Они ждали приказов от его жены, которая, ещё не веря в то, что он мёртв, сидела на его постели.
Сильный порыв ветра, ворвавшийся в опочивальню, взметнул огни факелов и затушил масляные лампы. Медленно поднявшись с кровати, Ливия спустилась по ступенькам и остановилась. Её большие глаза лихорадочно блестели. Обхватив голову, она рухнула на пол и громко завыла. Голос её эхом отразился от высоких каменных стен.
Двери в зал распахнулись. На пороге возникли стражники, Вебуллен и несколько знатных вельмож из окружения кесаря. Увидев мёртвое тело Октавиана, распластанное на ложе, взволнованных рабов и воющую от горя Ливию, они сразу же всё поняли. Октавиана больше не было на этом свете.
Вебуллен первым подбежал к вдове кесаря и обнял её за плечи. Прижавшись к его груди, она истерически зарыдала.
— Нужно разыскать Тиберия! — крикнул он вельможам.
Те растерялись. Тогда он велел преторианцам исполнить долг перед новым правителем и немедленно присягнуть ему на верность. Преторианцы не могли уклониться от этого.
Они нашли Тиберия сидящим на подоконнике в галерее и в одиночестве, в раздумьях проводившим время. На нём была не подпоясанная туника и сандалии. Услышав грохот нескольких десятков ног в галерее, он повернулся к приближающимся солдатам.
— Что случилось? — спросил Тиберий, заметив, как мрачны были лица у солдат.
Выступив вперёд, их командир отвесил поклон:
— Ave Caesar! — торжественно сказал он.
— Ave Caesar! — повторили за ним остальные.
Тиберий в недоумении взглянул на них, но тут же совладал со своими эмоциями.
— Слава Риму, — прошептал он и, встав с подоконника, высоко поднял голову.
Свершилось то, что было предначертано ему ещё до рождения. Он стал кесарем. Он — верховный правитель Римской империи. Власть над смертными, право казнить или дарить милости, могущество, невиданное прежде никому из земных царей, — всё это теперь перешло ему, человеку, которого презирали за надменность, пороки и жестокость.
Что ж! Если Октавиан был любимым кесарем, то он, Тиберий будет нелюбимым! Отныне в его руках сосредоточены нити, благодаря которым можно вершить людские судьбы. Тиберий Кесарь Август. Он давно решил, что именно под таким именем взойдёт на престол. А его прежнее имя — Тиберий Клавдий Нерон останется в прошлом. Начиналась новая эра: эра Тиберия.
ГЛАВА 11
В Риме уже неделю царила жара. Зной был обычным явлением для этого времени года, но сейчас он сделался настолько сильным, что от него страдали все без исключения.
Из-за жаркой погоды окна большой библиотеки в доме Антонии были открыты не только днём, но и ночью. Сидя, поджав ноги, на широком каменном подоконнике, её сын Клавдий увлечённо читал «Историю Римской Республики». Он водил грязным пальцем вдоль строчек. Перед ним лежало несколько дощечек, свитков и книг со старыми летописями.