Ирена Гарда - Мата Хари. Танец любви и смерти
Месье Гиме предупредил, что среди гостей будет несколько газетчиков, так что завтра о ее выступлении будет судачить весть Париж. Она еще завоюет теплое местечко под солнцем!
Гиме как в воду смотрел: не следующее утро безвестная голландская танцовщица проснулась знаменитой. Маргарета полдня просидела в ночной рубашке на постели, вырезая из кипы газет, принесенной Анной, восторженные отзывы о «восточной красавице» и вклеивая их в альбом. Потом приехал месье Гиме, и они отправились завтракать к «Максиму», где распили бутылочку «Вдовы Клико» за успешный старт ее карьеры.
– Вот увидите, моя дорогая, вас скоро завалят драгоценностями, – пророчествовал ее покровитель. – Французы умеют ценить женскую красоту, а вы такой розан, что даже покойник при виде вашего танца восстанет из могилы.
– Нет уж, давайте без крайностей, – усмехнулась «леди» МакЛеод. – Будет достаточно, если он просто перепишет завещание в мою пользу.
– А вы циничны, мой ангел, – поцеловал ее руку Гиме, – и этим мне нравитесь.
– Если бы ангел посидел с мое без единого сантима за душой, он бы тоже стал циником, – смеясь, парировала она.
Гиме шутливо погрозил ей пальцем.
– Никому не говорите, моя прелесть, что вы были бедны. Это так прозаично, что сразу же разрушит всю сказку.
– А я и не говорю, – надменно вздернула нос Маргарета. – Но мне кажется, что нет смысла скрывать свое парижское прошлое от человека, который собирается оплачивать мое проживание в «Гранд-отеле».
– Стены тоже имеют уши, – не сдавался собеседник, – а вы скоро будете знаменитостью, и поклонники будут лезть к вам из всех щелей. Пардон, мадам!
– Приму к сведению, – кивнула Маргарета, разглядывая мужчину, который направлялся к их столику. Его мужественное лицо с кайзеровскими усиками улыбалось, а глаза перебегали с ее лица на лицо ее спутника и обратно.
Гиме обернулся и тоже расцвел в улыбке.
– Альфред! Рад тебя видеть! Дорогая Ма… Мата Хари, позволь представить тебе господина Киперта – богатого землевладельца и мужа очаровательной жены. Альфред, это наша новая звезда, Мата Хари. Ты, наверно, уже читал о ее выступлении в газетах.
Смеющиеся глаза мужчины остановились на ее лице, внимательно изучая каждую черточку.
– Вы очаровательны, мадам. Разумеется, я слышал о вашем феерическом выступлении и, как всякий мужчина, мечтал лично познакомиться с прелестной танцовщицей из далекой Индии. Вы еще красивее, чем я себе представлял…
– Альфред, имей совесть, дама пришла со мной, – постучал пальцем по столу Гиме. – Это нечестно! Я ничего не могу противопоставить твоему обаянию.
– С печалью умолкаю, – картинно вздохнул Киперт. – Мое благородство меня погубит. Хотя, боюсь, что раньше меня замучает душка Аполлинер. Я уже давно обещал пообедать с ним в ресторане на Эйфелевой башне и боюсь, что всю трапезу он будет опять возмущаться ее видом. Будь его воля, он бы, не задумываясь, разобрал ее на металлолом. Если бы я был французом, то с удовольствием составил бы ему компанию в этом благородном начинании. Эта неуклюжая махина уже пятнадцать лет портит облик города и, похоже, будет стоять здесь вечно. Хотя, возможно, в ней что-то есть…
– Возможно, тебя больше привлекает не сама башня, а опыты генерала Феррье с беспроволочным телеграфом? Видишь ли, Мата, наш очаровательный собеседник не только богач, но еще и представитель немецкой армии, из-за которой наша бедная страна лишилась Эльзаса и Лотарингии. Впрочем, обструкция Альберту не грозит, даже если он по примеру Герострата спалит эйфелевское творение. Когда он в форме, то ни одна женщина не может устоять перед его чарами.
При упоминании об армии Маргарета вздрогнула, как полковая лошадь при звуке трубы. Кинув на собеседника быстрый оценивающий взгляд, она томно поинтересовалась, лениво ковыряя ложечкой мороженое.
– И зачем же вы идете в тот ресторан, если один вид башни оскорбляет ваши чувства?
– Отвечу словами Мопассана, которому задали аналогичный вопрос. Знаете, что он ответил? «Это единственное место в Париже, откуда ее не видно»… Но я злоупотребил вашим вниманием. Пойду разыскивать Гийома. Одна надежда, что он в последний момент передумает, и мы отправимся куда-нибудь в более приличное место. Хотя, должен признать, в этой перевернутой корзине для бумаг неплохо готовят… Счастливо оставаться! Мадам, рад был познакомиться с вами.
Он взял ее руку и поднес к губам, затем легко поднялся и пошел, непринужденно лавируя между столиками.
– Странный человек, – кивнул ему в спину Гиме. – Немец, а говорит по-французски лучше некоторых парижан. Впрочем, в нашем «Вавилоне-на-Сене» кого только нет: итальянцы, немцы, русские, англичане…
– …и одна индийская танцовщица, – закончила его фразу Маргарета.
– И одна очаровательная индийская танцовщица, – согласно кивнул мужчина. – Как ты смотришь на то, чтобы съездить со мной на скачки? Там ты сможешь познакомиться с теми немногими мужскими особями, которые еще не успели пасть к точеным ножкам Мата Хари. На скачках собирается весь цвет Парижа. Уверен, ты скоро станешь его украшением.
– У меня нет подходящего платья, – тут же отозвалась Маргарета, пользовавшаяся любым предлогом выпросить себе очередной шедевр портновского искусства.
– У тебя их целый шкаф, – не поддался на вымогательство Гиме. – Но я готов профинансировать покупку еще одного. В конце концов, живем один раз, а женщины так падки до туалетов…
Она ничего не ответила и только тихо рассмеялась, глядя куда-то в пространство. Если даже не интересующиеся женщинами представители противоположного пола готовы выложить ради нее кругленькую сумму, что же тогда говорить об остальных мужчинах?
Любовь и деньги
Париж – Берлин, 1906 год
Гиме оказался пророком. Популярность Маты Хари росла как снежный ком. Газеты наперебой пели ей дифирамбы. «Трокадеро» не раз предоставлял ей свою сцену. Хозяйки аристократических салонов разве только не дрались за право пригласить к себе загадочную красавицу, поразившую Париж не только изысканными манерами и смелыми танцами, но и окружавшей ее таинственностью.
А Маргарета, вместо того чтобы радоваться обрушившейся на нее славе, сходила с ума по Альфреду Киперту. Когда по Парижу поползли первые слухи о ее романе с немцем, я был поражен до глубины души. Неужели во всей Франции не нашлось галла, который затмил бы чванливого пруссака в прекрасных глазах нашей красавицы? Париж открыл Мата Хари миру, и она была нашим достоянием. Мата Хари оскорбила во мне гражданина, и возмущение ее «предательством» странным образом превратилось в оскорбление меня как мужчины. Я ревновал ее не как гражданин, а как отвергнутый любовник. Но что я мог тогда предложить мировой знаменитости? Квартирку в мансарде на шестом этаже и маленькую зарплату, которой не хватило бы ей даже на шелковые чулки?
Забавно, но ее роман по прихоти рока подтолкнул меня на скорое продвижение по карьерной лестнице.
Мне казалось, что Маргарета по-своему любила этого сухощавого немца, и я в какой-то момент испугался, как бы она не развела его с женой и не выскочила за немецкого плейбоя замуж. Не ставя начальство в известность, я попросил берлинских информаторов держать меня в курсе дел Мата Хари, и парни старались вовсю, так что передо мной еженедельно ложилась на стол информация, когда она ест, спит и принимает гостей. Я был уверен, что когда-нибудь она пожалеет, что предпочла немца французам… Когда-нибудь пожалеет…
Появление Маргареты в сопровождении верного Гиме на ипподроме Лоншан произвело форменный фурор. Розыгрыш Гран-при Парижа, лошади, жокеи и прочая суета тут же отошли на второй план. Дамы, стараясь не выказывать своей заинтересованности, внимательно изучали знаменитую «индуску», запоминая фасон ее платья и прическу, а мужчины изобретали предлоги, чтобы подойди к Гиме и быть представленными очаровательной баядерке.
Спутник Маргареты не успевал отвечать на поклоны и знакомить спутницу с разодетой по последней моде элитой Парижа. Ведь давно известно, что на скачках лошади – не главное.
– Месье Нелидов, русский посол… Месье Менье, его шоколад так же неподражаем, как и твои танцы… А вот и Альфред! Я же говорил, что в мундире он великолепен!
Действительно, светло-синий мундир Второго Вестфальского полка с белой отделкой и красными обшлагами на доломане не просто шел, а «бежал» к темным глазам немца. Светло-синие чакчиры с белыми лампасами плотно облегали стройные ноги мужчины и уходили в черные сапоги с белой отделкой и кисточками. Маргарет поняла, что пропала. Военная форма всегда действовала на нее, как валерьянка на мартовскую кошку, а тут еще и то, что пряталось под одеждой, было выше всяческих похвал. Еще в прошлый раз она отметила спортивную фигуру немца и сейчас просто залюбовалась, с какой мужской грацией он склонился к ее руке.
