Ирена Гарда - Мата Хари. Танец любви и смерти
Ну, разве можно было сопротивляться такому напору? Это же не человек, а форменное цунами! Да и почему бы не выступить перед друзьями милейшего знатока Востока? Судя по всему, он не будет скупиться, и можно будет неплохо заработать. И по поводу имени он прав. Молье несколько раз предлагала ей разные псевдонимы, но она все не удосуживалась подумать над ними серьезно.
Помешивая ложечкой остывший кофе, Маргарета потупила глаза.
– В храме меня звали Мата Хари – «Око дня», то есть «солнце». Вам нравится это имя?
– Очаровательно! – Месье Гиме даже поцеловал кончики сложенных щепотью пальцев. – В нем так и чувствуется аромат Индии.
– Но это малайское имя.
Маргарета напряглась, ожидая, что ее собеседник откажется от «непрофильного» псевдонима, но тот после небольшой паузы махнул рукой.
– Будем считать, что вы мне этого не говорили. Поверьте, мадам, во всем Париже едва ли найдется два десятка людей, которые знают, что Индия и Ост-Индия не одно и то же, а уж этимология вашего имени даже для них останется тайной. Ну так что, договорились? Что вы скажете по поводу тринадцатого марта? Времени еще много. Мы вполне успеем подготовиться, чтобы сделать вечер незабываемым! Договорились, мадам Мата Хари?
Она улыбнулась ему так, что даже мертвые восстали бы из могил.
– Хорошо, месье Гиме. Я принимаю ваше приглашение.
Мягкие губы сибарита чуть дрогнули в улыбке.
– Ну вот и прекрасно… Скажите, пожалуйста, мадам, если не секрет, почему вы приехали в Париж? Почему именно он, а не Вена, Берлин или Прага?
Маргарета медленно огляделась по сторонам. Ну как ему объяснить, что города, как и люди, обладают сексуальностью? С каким-то сразу возникает взаимная влюбленность, а в каком-то чувствуешь себя чужаком всю жизнь. Париж – ее любовь, и с этим ничего поделать невозможно.
За соседним столиком сидели две старушки и, чопорно поглядывая по сторонам, лакомились пирожными и кофе. Одна была одета во все розовое, и сама походила на пирожное, а у второй голубое платье дополнялось такого же цвета шляпкой и ридикюлем. Маргарета встретилась глазами с той, что в розовом, и чуть улыбнулась, но старая дама, занятая разговором с «голубой» приятельницей, не обратила на незнакомку никакого внимания.
У самого края тротуара примостился чистильщик обуви. Его смуглое лицо лучше любого паспорта говорило об арабской крови. Поглядывая по сторонам, он ждал клиента, словно Ромео запропастившуюся Джульетту.
По улице сновало множество разных людей – богатых и бедных, самодовольных и грустных, старых и молодых. Мимо проехал элегантный автомобиль, на заднем сиденье которого раскинулась в непринужденной позе изящно одетая темноволосая дама.
Проследив за взглядом своей собеседницы, Гиме пояснил:
– Это великая актриса Элеонора Дузе. Итальянка, кажется. Вечная соперница нашей Сары Бернар.
Маргарета смущенно потупилась:
– Мне очень стыдно, что я ее не узнала. Извинением может послужить только тот факт, что я недавно приехала в Европу и еще не научилась узнавать знаменитых людей.
– О, мадам, это не так важно. После выступления о вас заговорит весь Париж, и знаменитости сами будут искать встречи с вами. Что касается Дузе, то не хотели бы вы пойти со мной на спектакль «На дне» по пьесе какого-то русского? У меня есть лишний билет на премьеру. Там будет все общество и все стоящие журналисты. Если вы собираетесь и дальше восхищать людей своим искусством, то вам просто необходимо появляться на подобных мероприятиях. Никогда не позволяйте людям о вас забыть – вот лучший рецепт актерского долголетия.
Маргарета порозовела от удовольствия.
– Буду очень признательна.
Болтая о светских пустяках, они допили кофе. Потом прогулялись по Елисейским Полям, разглядывая витрины, словно впервые приехавшие в столицу провинциалы. Маргарета все ждала, когда Гиме начнет с ней заигрывать, но тот был очень мил и корректен, но что-то подсказало молодой женщине, что ей опять не повезло: муж – солдафон, этот, похоже, не интересуется женщинами, Молье, надо отдать ему должное, мужчина хоть куда, но оказался не ее круга. Где же ходит мужчина ее мечты, хотелось бы знать?
Удивительно, но в день выступления перед гостями месье Гиме она совершенно не волновалась, хотя до этого ей не приходилось выступать на настоящей сцене, если не считать любительского спектакля на Яве. Когда она зашла в библиотеку музея, то ахнула, прижав кончики наманикюренных пальцев к щекам. Это действительно было нечто фантастическое! Месье Гиме не кривил душой, когда обещал переделать музей в храм. Со всех сторон на нее глядели скульптуры с раскосыми глазами, колонны, поддерживающие балкон, увиты цветами, а за темным парчовым занавесом спрятался небольшой оркестр. Везде, как и в особняке Киреевской, горели свечи, и их мягкое мерцание не могло прогнать тени, скопившиеся по углам небольшого зала. Откуда-то сверху лился яркий свет, выхватывающий из полумрака фигуру танцующего Шивы – гордость коллекции месье Гиме. Маргарета смутно помнила, как он сказал, что статуе грозного бога почти тысяча лет, и молодая женщина долго стояла перед ней, вглядываясь в бесстрастное лицо Шивы. Как знать, не совершает ли она святотатство, рядясь в тряпки и изображая из себя храмовую девадаси? Не отомстит ли ей небо за такое кощунство?
Как и многие люди, Маргарета не столько верила в Бога, сколько опасалась Дьявола. Жизнь среди ост-индийцев, поклонявшихся целому сонму различных духов, развила ее боязнь происков потусторонних сил. Ее слуги на Яве по каждому поводу обращались к разным мистическим покровителям, и она тоже старалась без надобности не обижать никого из тех, кто мог повлиять на ее судьбу. Но то были просто духи, а многорукий Шива – бог, причем не из самых терпеливых.
Потом, несколько лет спустя, сидя в камере смертников, она часто вспоминала вечер в музее и каждый раз мучилась вопросом: была ли она права в своих опасениях или нет?
Маргарету позвали готовиться к выходу, и «храмовая танцовщица с Дальнего Востока», махнув рукой на суеверные страхи, пошла на зов.
Четыре девушки, изображавшие ее свиту, уже ждали в соседнем зале, отведенном под гримерную. Замотанные в черные одежды, напоминающие то ли тогу, то ли сари, они выглядели таинственно и зловеще, точно ядовитые змеи.
Скинув платье, Маргарета при помощи Анны переоделась в белый с вышивкой лиф и цветастый саронг, обмотанный на талии лентами. Ее точеные руки украсили браслеты, издававшие при каждом движении мелодичный перезвон. Завершила преображение голландки в восточную красавицу диадема тонкой работы.
Девушка оглядела себя в высокое зеркало – от украшений в волосах до босых ступней с ярко-красными ногтями. Аккуратно лежащие на плечах косы придавали ей флер невинности, контрастировавший с кроваво-красной губной помадой и ярким гримом.
Заглянул хозяин музея, восхищенно поцеловал кончики пальцев и удалился в зал. Пришла пора и актрисам отправиться на сцену. Накинув на голову покрывала, они друг за другом вышли в короткий коридор и тихо зашлепали босыми ногами по навощенному паркету.
Удивительно, как быстро Маргарет освоилась со своим артистическим образом. Сейчас она с удивлением вспоминала, как тряслась в истерике перед первым выступлением и стеснялась своего обнаженного тела. Какое ханжество! Готовясь выйти на сцену, она любовно оглядела свои руки, от которых мужчины приходили в восторг. Во время танца они жили своей жизнью, опутывая, словно змеи, непривыкшие к подобным зрелищам мужские души.
Заиграла музыка, и ее спутницы черными птицами выпорхнули на сцену, разойдясь по сторонам, чтобы освободить место ей, дочери то ли магараджи, то ли английского офицера. Маргарета уже с трудом помнила, какие сказки рассказывала своим поклонникам, а вскоре перестала даже пытаться их запоминать. Если Индия в глазах европейцев – пряная сказка, то она будет Шахерезадой, рассказывающей им еженощно новые байки.
Выпорхнув на сцену, она на мгновение замерла, простирая к Шиве руки, а затем двинулась по самому ее краю, периодически склоняясь так, чтобы зрителям была видна ложбинка между грудей. Жалобно пела флейта, тихо рокотали барабаны, плакали струны… Сменялись откровенные позы, маня и обещая. Покрывала падали одно за другим, обнажая прекрасное тело… Ни одна, даже самая раскованная девчонка из кабаре, не позволила бы себе ничего похожего, но при этом танец Мата Хари считался великим искусством, и никому в голову не приходила мысль крикнуть: «А король-то (королева) голый!»
Талант Маргареты заключался не только в умении красиво подать свое тело. Она чувствовала напряжение, висящее в воздухе, и интуитивно управляла им, не давая перехлестнуться через край. Вот упало первое покрывало, и ему эхом прозвучал вздох зала. Господи Всеблагой, какие же мужчины все-таки… первобытные, что ли? Она приняла позу чоука, присев с широко разведенными коленями, и накал страстей подскочил еще на порядок. О! Сбылась еще одна ее мечта! Она была Цирцеей, превращавшей мужчин в свиней, и они разве что не хрюкали в темноте, глядя на ее понемногу обнажавшееся тело.
