Иван Фирсов - Гангутское сражение. Морская сила
от волны за островом Гренгам, а там, дай Бог, упредим неприятеля.
Флагман шведов вице-адмирал Шеблад не первую неделю поджидал русские галеры. Весенний набег на шведские берега вызвал переполох в столице. В парламенте в открытую корили моряков: «Где былое величие королевского флота? Даже помощь Великобритании не останавливает русских».
Пятнадцать капитанов чинно расселись в адмиральском салоне.
— Такой момент упустить невозможно, у русских нет ни одного корабля, одни галеры. Сотни наших пушек сметут эти гребные лодки. Наш долг рассчитаться с русскими за Гангут. — Шеблад распахнул балконную дверь. Свежий ветер ворвался в салон, разгоняя клубы табачного дыма. — Добрый ветер от зюйд-веста нам в помощь.
В дверях салона появился вахтенный офицер:
— Господин вице-адмирал, неприятель на норд-осте!
Шеблад обрадовался:
— Господа капитаны, по кораблям, сниматься с якорей, занимать места в линии баталии.
Спустя час с попутным ветром шведская эскадра устремилась к галерам.
Но Голицын упредил шведов. Дозорные вовремя доложили о подъеме парусов у шведов.
— Стало быть, атаковать вздумали с попутным ветром. Нам сие не с руки, против волны и ветра не выгрести, а пушками они сильны. — Голицын поманил капитана: — Ворочаем обратно к шхерам, авось там наша возьмет.
Флагман русских поворотил на обратный курс, а шведы ставили дополнительные паруса, набирая ход.
Тем временем галеры, укрывшись от ветра, рзвер-нулись и построились полукружьем. Голицын приказал поднять сигнал атаки — красный флаг — и передал на галеры:
— Абордажные партии к бою! Атаковать неприятеля по способности с обоих бортов!
На море каждый миг решает многое. Увлекшись погоней, головной тридцатипушечный фрегат шведов слишком поздно заметил ловушку. Мелко сидящие галеры заманили их на камни. То ли не хватило опыта, то ли подвел глазомер шведских капитанов. Фрегаты уже открыли огонь по галерам и одновременно хотели отвернуть, — но напоролись на камни. Крепко сели на мертвый якорь.
Маневренные галеры сквозь картечную завесу бросились на абордаж. Не спасли шведов ни сети против абордажа, ни высокие борта. Вскоре на палубах закипели жаркие схватки.
Проморгал и сам Шеблад. Его линейный корабль тоже запоздал с разворотом. Семьдесят пушек изры-гали огонь на оба борта, но ядра не долетали до галер, а в это время полетел в воду якорь, но только так, разворачиваясь на якорном канате, меняя галс, флагман шведов смог избежать катастрофы. Но тем самым отрезал путь отхода еще двум фрегатам. В считанные минуты галеры охватили смертельным обручем и эти фрегаты, потерявшие свободу маневра… Остальные десятки галер устремились за кораблем Шеблада и его эскадрой. Но здесь свежий ветер и паруса помогли противнику уйти. Шведы бесславно покидали место боя, а их английский партнер спокойно дрейфовал за сотни миль отсюда…
Гренгам и Гангут удивительно совпали — день в день 27 июля так и вошли в скрижали истории одной датой:
«Корабль, на котором находился начальник отряда, и осталъныя мелкие суда успели уйти, хотя с большими повреждениями. Взятые фрегаты были:
34 пушки „Сторфеникс“ — Капитан Штрале.
30 пушек „Венкор“ — Фалкенгрен.
22 пушки „Сискен“ — Штоуден.
18 пушек „Данск-эрн“ — Колее».
На них убито 103, взято 407 человек. У нас в этой битве убито 2 офицера и 80 рядовых, ранено 7 офицеров и 196 рядовых, да опалены огнем 1 офицер и 42 рядовых; всего убитых 82, раненых 246. Эта победа, совершенная в годовщину Гангутской победы, почтена Государем почти такими же почестями, как и Ган-гутская; взятые фрегаты также были введены в столицу с триумфом 8 сентября, и победа изображена на гравюре, суда эти также повелено было хранить вечно, и модель одного из них, «Данск-эрна», сделанная в 1737 году, поныне хранится в нашем Адмиралтействе; на память этой победы также выбита медаль, изображающая битву, с надписью, подобною Гангутской медали: «Прилежание и храбрость превосходит силу»; и наконец, церковь, по завещанию Петра Великого, поныне совершает в этот день благодарственное молебствие за обе эти битвы. Государь благодарил победителей письмом на имя начальника, генерала князя Голицына, ему пожаловал шпагу и трость, осыпанные бриллиантами, и всем участникам медали, офицерам — золотые, нижним чинам — серебряные; за взятые суда выдано призовых денег 8960 рублей. Уведомляя об этой победе своих любимцев, губернаторов и послов при иностранных дворах, Государь говорил в письме князю Меншикову: «Правда, не малая виктория может почесться, потому что при очах господ англичан, которые равно шведов обороняли, как их земля, так и флот».
Четыре плененных фрегата, более сотни пушек на их борту, четыреста пленных привел Голицын в устье Невы.
Петр обнял генерала:
— Виктория славная, а наиглавнейшее, что при очах аглицких свершилась. В один день, как при Ган-гуте. Британцы ведь шведов науськивают, сулят многое, а сами в кусты смотрят.
Но англичане не угомонились, не могли они смириться с утверждением России на Балтике и в Европе. Выслали из Лондона посла Бестужева, а весной 1721 года эскадру Норриса опять хотели направить к шведам. Петр не провоцировал неприятеля, хотя силы у него было достаточно. На Котлинском рейде стояла эскадра, равная неприятельской, — двадцать семь линейных кораблей, двенадцать фрегатов, два бомбардирских корабля, на них две тысячи двести орудий. На стапелях верфей достраивались еще около десятка линейных кораблей.
Весной на Балтику двинулась вновь эскадра Норриса, но король Швеции уже как-то с сомнением посматривал на британский флот. За два года, после подписания договора о союзе с королем Георгом, английская эскадра ни разу не вступила в схватку с русскими кораблями. К тому же Франция отказала в деньгах королю Фридриху.
На Аландских островах появились посланцы Швеции. В этот раз они не жеманились:
— Король желает продолжить переговоры с царем Петром.
Узнав о намерениях Фридриха, Петр сказал как отрубил:
— Я предлагал Карлу два раза мир со своей стороны: сперва по нужде, а потом из великодушия. Но он оба раза отказался. Теперь пусть же шведы заключат со мной мир по принуждению, для них постыдный.
Наученный коварством шведов в прошлом, царь не ограничился словесами. На стапелях Петербургского адмиралтейства стояли готовые к спуску на воду три линейных корабля — «Святой Андрей», «Фри-демакер», «Святая Екатерина». Лед на Неве отливал синевой, ледоход начнется через месяц.
— Рубить лед под берегом, — распорядился царь, — готовить проруби, спускать корабли. Неча ждать ледохода.
Иноземные послы в столице покачивали головами:
— Царь готовится к новым походам.
Через две недели в европейских столицах газеты сообщили, что русские не думают прекращать войну.
Первые донесения о начале переговоров с шведами в Ништадте, на западном берегу Финляндии, настораживали.
Шведские уполномоченные уже поджидали Остер-мана и сразу задали вопрос:
— На каких условиях царь намерен мириться с королем?
— На тех же, что мы обговорили раньше на Алан-дах, — невозмутимо ответил Остерман.
— Об аландских условиях не может быть и речи, — высокопарно отвечали шведы, — тогда у Швеции было четыре врага, а теперь только вы, русские.
Остерман хладнокровно ответил:
— Во все время войны союзники мало помогали России, да и вам, шведам, нечего рассчитывать на англичан. Они вас подведут. В прошлую кампанию Норрис не помешал нам разорять ваши берега.
Шведы промолчали, но потом спросили:
— Какие будут ваши условия?
— Как и прежде, его величество оставляет все отвоеванное, кроме Финляндии.
— Тому не бывать! — воскликнули шведы. — Если Лифляндию и Выборг оставить за Россией, нам остается погибнуть от голода! Мы скорее отрубим себе руки, чем согласимся на такое зло!
— Его величество царь Петр без Лифляндии и Выборга мир не заключит, — твердо ответил Ос-терман.
В Ништадте шли переговоры, а в Петербург приехал уговаривать царя французский посол Кампредон.
— Его величество король Фридрих желает с вами перемирия, чтобы начать мирные переговоры.
— О перемирии и речи быть не может, — ответил царь французу, — сии фокусы нам ведомы. Или мир, или война.
Котлинский рейд еще был во льду, когда царь распорядился Апраксину:
— Отправляй-ка, Федор Матвеевич, галерный флот из Гельсингфорса к берегам Швеции на севере, эскадру Ревельскую отсылай в крейсерство к Борнхольму. Ежели Норрис объявится, отойти ей к Ревелю. Я нынче в Ригу отъеду.
Двадцать первый год продолжалась схватка с северным соседом. Первые десять лет шведы свободно разгуливали по Европе, держа в страхе попеременно Саксонию и Речь Посполитую, Данию, Пруссию, Гол-штинию. В эти годы русские люди сооружали верфи, строили суда, исподволь на берегах Финского залива создавался приморский плацдарм России. На море впервые затрепетали на ветру Андреевские флаги, шведам так и не удалось отвадить россиян от моря.
