На исходе каменного века - Михаил Павлович Маношкин
Клуа оказался орудием, бьющим дичь на расстоянии!
Второго подростка сменил воин с луком из сухой древесины дуба. Он наложил на клуа дротик — уже не игрушечный, из тростинки или орехового прутика, а кленовый, крепкий, с кремневым наконечником, — и с силой натянув тетиву, пустил стрелу. Она мелькнула в воздухе быстрее птицы и впилась в ствол дуба, стоящего в трехстах шагах от стрелка!
Зрители возбужденно зашумели: то, что они увидели, было поразительно. Упругая дубовая палка с тетивой из сухожилий оленя обладала силой, превосходящей возможности человеческой руки. Ни один воин не смог бы метнуть дротик на такое же расстояние!
Лук и стрелы разглядывали долго — с удивлением, недоумением, восхищением. Однако многие опытные воины отнеслись к новому оружию без всякого восторга — в их числе был Гал.
Рослые Люди успешно действовали копьем, дротиком и палицей, они били не птиц, а быков, оленей, лошадей, кабанов. Они метали дротик в цель не менее чем на сто пятьдесят шагов — что для них клуа! Но жизнь побуждала их совершенствовать оружие, усиливающее возможности охотника. Они раскрыли секрет клуа, обнаружили таящуюся в нем силу. Оставалось лишь по готовому образцу сделать себе лук и научиться владеть им. Но Гал разделял сдержанность Грано, Ирги и других мудрых старейшин. Лук таил в себе несправедливость. Человек с клуа в руках получал слишком большие преимущества перед животными, а слишком большие преимущества одних перед другими ведут к злу. Лук внесет беспорядок во Всеобщий закон: слабый начнет убивать сильного, трусливый — смелого. Человеку уже необязательно будет иметь неутомимое сердце и крепкие мускулы, он начнет побеждать животных и себе подобных не силой ума, воли и характера, не благодаря упорству, выносливости и бесстрашию, апосредством дубовой палки и сухожилия оленя. Лук даст людям обилие мяса, но на место древнего закона жизни поставит несправедливость. Вооружившись луком, убивающим на триста шагов, человек перестанет уважать соперника-зверя и превратится в равнодушного убийцу. Нельзя, чтобы у людей была такая безграничная возможность убивать! Безнаказанно убивая других, человек постепенно убивает себя. Лук убьет в нем достоинство, а человек, теряющий достоинство, в конце концов погубит жизнь…
Эти горькие мысли промелькнули и у Грано, и у Ирги, и у других старейшин. Но жизнь есть жизнь, в ней нет ничего неизменного. Да и о чем печалиться-то? Рослые Люди сильны и сплочены между собой, а клуа сделает их еще могущественнее!
Практическим опытом Рослые Люди обменивались не спеша. Каждый мог стать перед племенем и показать то, что, по его мнению, заслуживало внимания, — охотничью накидку, наконечник оригинальной формы, топор из Небесного камня, походную сумку. Однако роды строго обходились с теми, кто действовал самостоятельно, не получив предварительного согласия и одобрения сородичей. Неуспех во время смотра, насмешка племени над неудачником накладывали пятно на репутацию рода, к которому он принадлежал. И наоборот, тот, чья мысль подхватывалась племенем, укреплял престиж рода и приобретал некоторую независимость в родовой, общине, а это придавало обмену опытом особый смысл: люди стремились выделиться из общей массы и тем самым получить для себя какие-нибудь привилегии.
Но вот Великое Учение окончилось, до вечернего костра объявлялся отдых. Все устремились к воде. Озеро освежило людей, подготовило ко второй праздничной ночи.
Вечером ярко вспыхнули костры, запели флейты и ола, гулко заговорил барабан. В круг, освещенный пламенем костров, вступили мужчины. Язык их мускулистых тел был легок и красноречив. Сначала они рассказали об опасностях, окружающих Рослых Людей, и о врагах, замышляющих против них зло. Потом ритм танца изменился, и мужские тела заговорили о силе и сплоченности племени. Пусть злобствуют духи зла — у Рослых Людей крепкие мускулы, смелые сердца, мощные палицы и тяжелые копья, им не страшен враг! У них есть огонь, дающий им тепло, свет и уют, есть хижины, против которых бессильны ливни, ветры и холода, есть женщины, дарящие им любовь, радость и красоту, есть дети, которые, вырастая, становятся мужчинами и женщинами, достойными отцов и матерей; у них есть Синее озеро, куда их привели предки; у них есть солнце, щедро творящее все живое…
Мужчин сменили женщины. Полуобнаженные, стройные, они были воплощением любовной страсти. В их движениях последовательно выражались все ее оттенки — от любовного желания до зачатия и полного успокоения. Они рассказывали, как у них родятся дети, как дети растут, вступают в новый любовный круг.
Пантомимы женщин сопровождались радостными возгласами зрителей. А женщины повествовали уже о том, как они встречают возвращающихся с охоты мужей, отцов, братьев, как жгут костры и готовят пищу, как собирают ягоды и плоды.
Неожиданно барабан загрохотал, и в круг танцующих прыгнул воин в шкуре медведя. Он искусно подражал зверю и самым натуральным образом ревел, оскалив пасть с желтыми клыками. Вся сцена была близка к действительности: стоило сделать несколько десятков шагов в сторону от костров, и человек оказывался во власти ночи, где бродили тигры, леопарды и медведи. Многие из присутствующих встречались с ними.
Барабан и флейты смолкли — звучали одни ола, а медведь все яростнее подступал к женщинам. Племя замерло, наблюдая эту сцену. В тишине испуганно-тревожно стонали ола и потрескивали горящие дрова. Но вот из многих грудей вырвался крик радости: в световой круг вбежал воин с копьем. Медведь взревел и пошел на него; воин не дрогнул перед хищником, он упер конец древка в землю, а острие копья направил медведю в грудь. Он действовал так же, как в горах, защищаясь от пещерного медведя, поступил Гал!
Медведь рычал и упрямо надвигался на воина. Женщины забыли о танце, умолкли даже ола. Собравшиеся затаили дыхание: на глазах у всех совершался поединок человека со зверем. Это был наглядный урок для молодых воинов — как встречать могучего хищника, который не страшится тигра и леопарда.
Медведь пытался достать до охотника лапами — острие копья остановило его, уперлось ему в грудь. Шкура стала сниматься с танцора и повисла на острие копья. Человек победил зверя и бросил его шкуру к ногам женщин! Воин, изображавший медведя, был теперь лишь в набедренном поясе. Его тело блестело от пота.
Потом танцевали гости, а после них в круг вошли Риа, Ае и Туин — женщины из трех племен, подружившиеся между собой. Сам этот факт привлекал к ним общее внимание.
Первой выступила Риа. Она воплощала в себе материнство и любовь. Беременности и роды не лишили ее обаяния, все в ней было полно силы
