Мишель Ловрик - Книга из человеческой кожи

Если монахини не находились на людях в церкви или трапезной, где чувствовали себя в относительной безопасности, то сидели по своим кельям, боясь в одиночку выходить на улицы. Во время встреч накоротке у фонтана criada и samba Рафаэлы рассказывали Жозефе о том, что происходит. А уж она пересказывала новости мне, не забывая информировать sambas Маргариты и Розиты.

Была организована тайная встреча. При этом мы отрядили Хавьеру отвлечь vicaria выдумкой об индейце, которого она якобы заметила в дальнем углу монастырского сада.

В мою келью проскользнула сначала Маргарита, а за ней – и Розита. За ними, одна за другой, последовали служанки. У нас просто не было времени, чтобы горевать о своей утрате или посыпать голову пеплом из-за того, что мы не сумели распознать исходящую от vicaria смертельную угрозу. Монахини, служанки и рабыни говорили прямо и решительно, как равные. Новые сведения передавались быстрым шепотом, как вспышки ружейной перестрелки.

От идеи направить к епископу criada или samba быстро отказались, сочтя ее нерациональной, как и предложение шепотом сообщить правду духовнику во время исповеди. Сестра Лорета пользовалась полным доверием клириков. Никто не поверит жутким россказням цветной служанки или анонимному доносу на исповеди, особенно если речь идет о столь нежелательных вещах, поскольку это выставит епископа и его священников в неблагоприятном свете. Получится, что они долгие годы пребывали в полном неведении относительно происходящего в монастыре, да еще и сделали непростительную ошибку в своем выборе vicaria.

– Разоблачить Ведьму должна будешь именно ты, Марчелла. Тебе известна вся история, от начала и до конца. Vicaria пыталась проделать то же самое с тобой. Ты – благородного происхождения. Тебе поверят, – пояснила свою точку зрения Розита. – Но не раньше, чем priora окажется в безопасности и сможет подтвердить твой рассказ. Сейчас положение Ведьмы очень прочное. И перед тем, как разоблачить ее, мы должны получить неопровержимые доказательства.

– А пока я пытаюсь установить, чем именно была отравлена Madré Моника, – подхватила Маргарита.

– Но если Madré Моника не…

Жозефа перебила Эрменгильду:

– А что все вы будете делать, чтобы защитить мою госпожу?

Моя samba посмотрела на меня круглыми от страха глазами.

– Ведь вы наверняка станете следующей жертвой, мадам, и сами знаете это, верно?

Доктор Санто Альдобрандини

Хэмиш Гилфитер оказался ангелом в обличье прожженного Дельца. Под предлогом встречи с Мингуилло он дал надежду и повод для радости всем нам – Джанни, Анне и мне.

– После того как моя дорогая женушка умерла у меня на Руках, я сразу же приехал сюда, чтобы своими глазами посмотреть, что можно сделать для Марчеллы, – пояснил он. – Об этом просила меня и моя Сара. Она готова была часами слушать мои рассказы об этой девочке. Она сказала: «Хэмиш, когда меня не станет, ты должен позаботиться о ком-нибудь еще». Это были ее собственные слова. – Лицо мистера Гилфитера помрачнело.

Мне не нужно было предупреждать его о том, кто такой Мингуилло. Марчелла рассказала ему обо всем, включая смерть Пьеро Зена. Хэмиш Гилфитер согласился на переговоры с Мингуилло только для того, чтобы самому взглянуть в глаза своему врагу и попытаться выудить у него полезные сведения. Что же касается последних событий, когда Амалия подошла к тому краю, из-за которого не возвращаются, то Хэмиш Гилфитер уже сделал собственные выводы.

– Я видел портрет девушки в том мрачном большом доме, – пробормотал он, смахивая слезу с глаз. – Бедная красивая глупышка! Я могу понять, для чего она понадобилась ему… У китайцев даже есть на этот счет одна поговорка. «Уродливая лягушка мечтает пожрать плоть прекрасного лебедя». Но что заставило ее выйти за него замуж? Или ее мать сознательно уложила дочь в кровать этого негодяя? Вы обратили внимание, как нервно это чудовище постукивает ногой по полу? А его рыхлая кожа, осыпающаяся хлопьями, и его совершенно безумный взгляд? Если бы мою дочь принесли таким вот образом в жертву, я бы перерезал мерзавцу глотку собственными руками.

Для меня Амалия по-прежнему оставалась больным вопросом, поэтому я поспешил сменить тему.

– И каковы же ваши дальнейшие планы, синьор Гилфитер? – осведомился я.

Теперь торговец намеревался отправиться на запад, в Испанию. Там у него была назначена встреча с доверенным посыльным, который совершал регулярные вояжи в Перу. Этот же посланец позаботится и о том, чтобы «любые письма, которые вы сочтете нужным написать», попали в руки Фернандо, а уже он, с помощью волшебных башмаков, передаст их Марчелле.

Целую неделю я каждый день приносил новые письма Хэмишу Гилфитеру в его гостиницу в Риальто, потому что как можно было вместить в одном письме все, что я хотел сказать Марчелле? Однажды я уже попытался вложить все свои чувства в один-единственный поцелуй.

Частенько Хэмиша Гилфитера не оказывалось у себя. Когда же я поинтересовался у владельца гостиницы, где тот пропадает ответом мне послужила улыбка и лукавое подмигивание.

– Он очень интересуется венецианским искусством, наш шотландский торговец, – намекнул он.

В следующий раз я поинтересовался у Хэмиша Гилфитера, зажила ли рука Сесилии Корнаро. Я не видел художницу с тех самых пор, как разъединил ей пальцы.

– В высшей степени удовлетворительно! Она сама не скажет вам об этом, но она вам очень благодарна. – На скулах торговца выступил неяркий румянец. – У нее доброе сердце. Знаете, что она все-таки приехала в Эдинбург, когда моя жена умирала? Правда, было уже слишком поздно писать портрет, который мне так хотелось оставить на память о ней. Но, когда моя бедная Сара скончалась, она сидела и часами слушала о моих страданиях и горе. Она говорит, что ей нравится шотландский акцент.

Дорожные сундуки Хэмиша Гилфитера отправились обратно в Шотландию, набитые муранским стеклом, завернутым в венецианское кружево. Он с мрачным видом сообщил мне, что Мингуилло отправляет ему вслед большую партию «Слез святой Розы», несмотря на его протесты. Я же, в свою очередь, немедленно и подробно проинформировал его об убийственной природе этой жидкости.

– Даже если бы я не услышал подтверждения от вас, то все равно заподозрил бы нечто подобное, – прорычал он. – Можете быть спокойны: немедленно по прибытии я уничтожу дьявольское снадобье.

Без Хэмиша Гилфитера Венеция, казалось, опустела. Он оставил для меня записку, написанную на безупречном итальянском: «У меня нет ни малейшего сомнения в том, что в один прекрасный день я увижу вас в Арекипе, и смею надеяться, что под руку вы будете держать нашу дорогую Марчеллу».

Я стал работать еще усерднее, так что у меня совсем не оставалось времени на сон. Мне хотелось купить Марчелле платье с шелковыми рукавами.

Марчелла Фазан

Я исповедалась в своей обычной манере, кратко и без особых затей. Духовник отпустил меня с легким покаянием: он явно не имел понятия о драме, которая разыгрывалась по нашу сторону решетки. Затем я быстро пересекла двор и скользнула внутрь sala de profundis, сознавая, что нахожусь под постоянным наблюдением Шакалов.

Я присоединилась к группе испуганных монахинь, дрожащими голосами поющих «Salve Regina misericordiae»[167] вокруг тела Рафаэлы.

Моя подруга лежала на деревянном катафалке, в каждом из четырех углов которого горело по большой свече. Рафаэла выглядела незнакомкой в полном монашеском облачении: в реальной жизни она старательно избегала надевать его. Пожалуй, только увидев ее в черно-белом строгом платье, я смогла убедить себя, что она действительно умерла. Любящие служанки положили у ее висков белые розы, и их аромат смешивался с запахом горящих свечей.

А вокруг нее висели старые портреты умерших монахинь. Монахиню нельзя рисовать при жизни. Кажется, еще сто лет тому назад, в Венеции, мне об этом сказала Сесилия Корнаро. А мы с Рафаэлей только посмеялись над этим обычаем. И вдруг я осознала всю невыносимую горькую правоту этого утверждения.

Я захватила с собой бумагу и пастельные краски. Я не боялась, что Шакалы попробуют остановить меня: в этот день даже им должно было хватить нашей боли и страдания. Я много раз рисовала лицо Рафаэлы, но еще никогда вот так, когда оно выглядело неподвижным и печальным, почти уродливым от удивления, как будто она не ожидала, что vicaria внезапно прибегнет к насилию и застанет ее врасплох. Одна глазница у нее почернела, окруженная синими и багровыми тенями. Та часть головы, которой vicaria ударила ее о край ванны, опухла, что было заметно даже под вуалью. Эрменгильда не стала прикрывать рану цветами. Прислонив костыль к стене подле двери, я дрожащими руками разложила свои материалы. После того как я зарисовала в мельчайших подробностях каждую из ран Рафаэлы, Розита и Маргарита незаметно поставили свои подписи под рисунком, подтверждая полное его сходство с оригиналом. И тогда я начала рисовать Рафаэлу такой, какой знала ее.