Галина Романова - Иван Берладник. Изгой

    - И пожар тоже, - закивал воротник. - Надысь приходили по наши души ратники. Кричали со стены, чтоб мы ворота отперли. А мы их не пустили. Повоевали они, пожгли, чего успели, да и подались восвояси.

    - Как же это? Русских - русские и не пустили?

    - А зачем? - простодушно улыбнулся воротник. - Они хотели чужого князя сюда посадить, а у нас уже есть свой - ты, Иван Ростиславич!

    Иван улыбнулся в бороду, взмахнул рукой, приветствуя народ, что уже сбегался отовсюду, прослышав о возвращении законного господина.

    - Рад я, что выревцы столь мне преданны! - крикнул он в толпу. - Благодарю за верность! Нынче же велю выставить вам мёда из моих погребов!

    Тем же вечером был пир. Стремясь угодить своим подданным, а также показать себя в выгодном свете, Иван не жалел ничего, почти опустошив погреба. Но пир удался.

    Половцы пришли вовремя - не миновало и трёх седмиц после того, как воротился в свою вотчину Иван, а с заставы донесли о том, что недалече встала орда степняков. Вместе с заставным гонцом прибыл вестник от хана Сартуза - тот велел передать, что сей же час готов выступить в поход.

    Русские стали спешно собираться. Выревский тысяцкий собрал с города и двух его пригородов, Вьяхана и Попаша, ополчение. Всего набралось вместе с княжескими дружинниками почти полторы тысячи пешцев и конников. Сила малая, но за нею стояли половцы. Да была надежда на простой люд - часто бывало, что из тех деревень и городков, мимо которых проходил Берладник, к нему бежали смерды и ремесленники. Если пойти через всю Черниговщину, можно было надеяться, что русское ополчение перевалит за две тысячи.

    Елена те дни не находила себе места. Она была в гостях у Ивана, жила в хоромах, где жила бы его законная жена, если бы князь-изгой был женат. Ей прислуживали холопки, вертелись вокруг боярыни так, как если бы она была здесь владычицей. Она и впрямь в первые же дни взяла в свои руки ведение хозяйства, и одно только тревожило молодую женщину - над сердцем Ивана у неё не было власти. Берладник словно забыл о ней, а встречаясь, приветствовал так холодно-любезно, как любую боярыню. Ах, если бы она знала, что скрывается за его холодностью!

    Перед самым отъездом в тереме царила суета и толкотня. Изяслав Давидич волновался - он отправлялся в поход, чтобы вернуть себе власть. Иван уходил, свой город оставляя. Елене ничего не говорили, и она терялась в догадках. Пробовала подойти с вопросами к мужу, но Изяслав только приобнял, поцеловал в губы и сказал: «Верь мне и молись!» А Иван…

    Повезло, когда она сама этого не ждала. Поднимаясь к себе из поварни, где проверяла, всё ли готово к завтрашнему, она в тёмных тесных переходах терема столкнулась с Иваном. От неожиданности Елена отпрянула и запнулась ногой о приступочку. Иван успел подхватить её за локоть.

    - Почто не спишь, Елена Васильевна? - мягко упрекнул, помогая выпрямиться. - Почто бродишь, да ещё в потёмках?

    - Покоя мне нет, - призналась она, в полутьме силясь разглядеть лицо и моля Бога, чтоб он подольше держал её за локоть.

    - Что ж беспокоишься?

    - Так как же! На войну ведь идёшь!

    - Князь Изяслав зовёт. Я у него воеводой и должен идти…

    - А я? - она вцепилась в него. - А со мной как же?

    - Ты в Выри переждёшь. Места здесь тихие. Хоть и близка степь, а всё же половцы сейчас с нами заодно, тебя не потревожат.

    - Да пусть бы и тревожили! Как мне жить, когда тебя не будет рядом?

    Иван наклонил голову, всматриваясь в лицо Елены. Не померещились ли ему слёзы в её голосе?

    - Да что ты, Елена Васильевна? Что ты?

    - А что? - чуть не в голос всхлипнула она. - Нет моих сил больше! Люб ты мне, Иване! Больше жизни люб! Тебя убьют - и мне не жить…

    - И думать забудь! - натянуто рассмеялся Иван. - Я заговорённый. В скольких боях бывал, а даже ранен ни разу не был. Уцелею и на этот раз!

    - Ты смеёшься, - Елена приникла к нему. - А я о тебе молиться стану… Ждать буду…

    - Ты Изяслава Давидича жди.

    - Не надобен он мне! Только ты! Давно уже только ты! Али сам не чуешь? Али не понимаешь?

    Она сорвалась на крик, и Иван, сторожко оглянувшись, увлёк Елену в боковую каморку. Здесь мрак разгоняло только крошечное оконце, стояли вдоль стен какие-то сундуки, что-то висело на стенах - то ли меха, то ли шубы, то ли ковры. В тесноте не повернуться, и они невольно прижались друг к другу.

    - Понимаю, Оленя, - голос дрогнул, произнося её имя, и Елена задохнулась от промелькнувшей в нём нежности. - Не слепой я и не глухой. Всё вижу. А только Изяслав Давидич твой муж. Как же ты от мужа-то?…

    - Сердцу не прикажешь, Иванушка, - пролепетала она, слабея в его объятиях. - Ты мне люб. За тобой - хоть на край света! И Чернигова мне не нужно, коли тебя не будет рядом, да и самого Киева.

    - Негоже так говорить-то, - попытался возразить Иван. Разум боролся с чувствами - молодое сильное женское тело было так сладко ощущать в объятиях, что сердце спорило с языком и голос звучал неубедительно. - Не должны мы… Изяслав Давидич - благодетель мой. Без него не было бы у меня ни Выря, ни жизни самой… ни тебя…

    Слово вырвалось - и все речи тут же забылись. Губы потянулись к губам, руки обвились вокруг шеи, совсем рядом с сердцем застучало другое сердце, и Иван ощупью сорвал со стены то ли шубу, то ли шкуру, опуская на пол свою драгоценную ношу.

    Они прощались на другое утро. Денёк выдался пасмурный, несколько раз принимался и переставал дождик, старики по приметам говорили, что дело может кончиться удачей, а может и провалом.

    Изяслав и Иван уже сидели в сёдлах, когда на крыльцо вышла Елена. Она оделась скромно, словно уже была вдовою, и лишь отсутствие траурного корзна говорило, что её муж ещё жив. Но глаза княгини покраснели от слез, и она беспрестанно кусала припухшие губы. Ломая пальцы, Елена не сводила глаз с отъезжающих.

    Изяслав Давидич, зная, что его жена сейчас разрыдается - на рассвете она вбежала к нему в ложницу, выла и каталась по полу, - только махнул ей рукой и крикнул что-то бодрое. Елена кивнула. Горящие глаза её уже нашли другого всадника - и не отрывались от него больше ни на миг.

    Изяслав обернулся, ища, кого высматривает княгиня, - и увидел взгляд Берладника. Иван смотрел на его жену. Смотрел так, что старый князь всё понял… Понял, но не захотел верить. Ибо впереди ждали бои и походы и негоже перед таким важным делом отягощать голову и сердце лишними мыслями.

    Шли к Чернигову прямым путём - сперва до Десны, потом по её противоположному берегу. Ещё когда полки проходили мимо Путивля, княживший в Новгороде-Северском Святослав Всеволодич, оставив в городе большую часть дружины, прискакал к стрыю с вестью о половецком выходе.

    Святослав Ольжич забеспокоился и стал просить подмоги. Всеволодович отправил в Киев своего старшего сына, Владимира. Отроку едва исполнилось тринадцать, это было его первое княжеское поручение. В Вышгороде его встретил второй Ростиславич - Рюрик. Уверенный, что Владимир готов остаться у него в заложниках верности черниговских князей, Ростислав Мстиславич тут же снарядил полки в помощь Ольжичам. Киевскую дружину послал с воеводой Ярославом Заставичем, из князей отправил Владимира Андреевича, до сих пор болезненно переживающего свою неудачу под Вырем, и галицкую дружину во главе с Тудором Елчичем. Галичане с некоторых пор были в ополчении великого князя, ибо Ростислав Мстиславич был в числе тех, кто стоял против Ивана Берладника, и Ярослав Галицкий, раскинув мозгами, решил, что, пока звенигородский изгой жив и на свободе, галичане будут за ним охотиться.

    Без особых сложностей дойдя до Стенянич, где переправились через Десну, полки Изяслава Давидича задержались в пригородах Чернигова, ибо, пройдя столько вёрст, половцы не смогли отказать себе в удовольствии поживиться русским добром. Небольшими отрядами в сто-двести сабель они рассыпались по окрестностям, жгли, разрушали и грабили. Выревцы не отставали, мстя за летний разгром. В довершение ко всему пошли дожди, и всё равно пришлось бы задержаться. Но эта задержка дорого обошлась. Ибо когда половцев наконец собрали и двинулись на Чернигов, внезапно стало ясно, что под городом собраны немалые силы, а с низовьев Десны, от её устья, движутся ещё полки на подмогу.

    - С таким врагом биться мы не можем, - покачал головой Изяслав Давидич. - Надо уходить, пока не поздно.

    - Как - уходить? - не выдержал Иван. - После того, как столько пройдено? После того, как уже показались стены Чернигова?

    - Да, уходить, ибо молод ты ещё, чтобы спорить! Да и в походе сем я главный и моё слово - закон. Или ты уже забыл, кто я и кто ты? - сверкнул глазами Изяслав.