Галина Романова - Иван Берладник. Изгой
- Дождались! - зло сплёвывали сквозь зубы воеводы. - Не иначе, как по наши души!
Это было так. Андрей Жирославич вовремя поспел в Киев и донёс до князя Ростислава весть о берладском нападении. Великий князь по матери помянул Ивана, без коего, по его разумению, тут не обошлось, и послал двух своих воевод, Якуна и Юрия Нежировича, разогнать находников. Они погрузили полки в насады и, спеша изо всех сил, свалились на берладников, как снег на голову.
Те засуетились, перетаскивая в свои ладьи награбленное добро и сгоняя полон, но успели-таки отвалить от пристаней прежде, чем киевские войска настигли их в Олешье.
Погоня была долгой. Тяжелогружёные берладские насады не могли похвастаться скоростью, а кидать в море добычу - об этом никто не мог и помыслить. Киевские ладьи легко обогнали берладские насады, отрезав им путь в устье Дуная, где те могли затеряться среди бесчисленных островов и проток, и вынудили грести дальше к югу. С большим трудом, не бросая весел всю ночь, берладники кое-как сумели обойти погоню и пристать к берегу.
Усталые, многие с застарелыми ранами, берладники побросали ладьи и пешим ходом, гоня полон и волоча в обозе добро, двинулись к Серету. Судьба забросила их на земли Болгарского Царства, куда ватаги часто ходили в набег. Поэтому остатки войска могли надеяться на то, что успеют добраться до своих.
Кияне настигли их недалеко от города Дорогичина. Две конные дружины стали обходить берладников с боков, отрезая от ближайшей реки и города, где те могли бы укрыться за стенами, и находникам пришлось принять бой.
Бились крепко - одни пришли мстить и стремились как можно скорее покончить с врагом, другие отстаивали свою жизнь. Сцеплялись намертво, чуть ли не зубами вгрызались, но выстоять против закованной в броню княжеской дружины берладники не смогли. Слишком у многих не было доспехов, слишком многие сражались самодельными копьями, а то и носили бесполезные в сече луки.
Тимоха Попович с рычанием рубился топором в самой гуще. Он стоял в первых рядах, и не один уже киянин нашёл свою смерть от его ударов. Высокий, плечистый, с горящими глазами и звериным рыком на устах, он пугал одним своим видом. Подле него собрались немногие ратники из его ватаги - те, кто оставался в живых. Справа - Юрко Домажирич, слева, чуть в стороне, - Мошка. Из десятка дружинников, которых отпустил в Берлад князь Иван, рядом с Мошкой оставалось всего трое.
Рать берладников была рассеяна ещё в начале боя, ибо, когда крепко прижало, каждый воевода стал сам за себя. Киянам оставалось лишь окружить и разбить ватаги поодиночке. Тимоха продолжал сражаться, не зная и не видя, что творится вокруг, пока Юрко не заорал ему в ухо:
- Уходить! Уходить надоть! Не то все поляжем!
- Беги… Ты, - на двух замахах, стоивших жизни двум киянам, ответил Тимоха.
Но всё же повернул остатки своей ватаги прочь из гущи схватки. И, возможно, им удалось бы уйти, но на пути встали закованные в броню ратники и впереди - витязь на соловом коне.
Якуна вынесла в середину боя горячка сечи. Рядом шла верная дружина, и боярин не боялся ничего. Он не дрогнул, когда перед ним вырос мужик с топором - на щит принял первый, самый страшный удар топора, отмахнулся мечом, сводя второй удар на нет, и ткнул лезвием.
Тимоха не сразу заметил рану - ударил топором ещё дважды, пока руки не дрогнули, сами собой разжимаясь от внезапно подкатившей слабости. Не веря себе, глянул вниз, увидел, что в животе, там, где чуть-чуть разошлись пластинки чешуйчатого греческого панциря, зияет дыра, откуда хлещет кровь, вскинул изумлённый взгляд - и осел.
Юрко Домажирич еле успел подхватить тело ватажного атамана, прогибаясь под его тяжестью. Ещё в начале боя он добыл себе коня и сейчас, не обращая внимания на то, что творилось вокруг, хлестнул его по крупу, спеша выскочить из сечи.
Бежал не он один. Бежали многие берладники, спасая свою жизнь. Большинство из них были зарублены погнавшимися за беглецами дружинниками. Лишь сотни две успели спрятаться в зарослях и под покровом ночи, бросив добро, пустились в бесславный обратный путь - в Берлад.
2Далеко в вятичских дремучих лесах затерялся городок Козельск. Стоял он на высоком обрывистом берегу речки, небольшой посад - в отдалении, ибо вблизи городских стен не было места для изоб. Вилась по круче узкая дорога, влезая на крепостной холм.
Несколько седмиц назад сюда, в самую распутицу, добрались остатки дружины бывшего Киевского князя Изяслава Давидича с берладниками Ивана. Встретив в Гомеле княгиню, Изяслав пошёл в Козельск, бывший родиной Елены, которая происходила из старых вятичских князей.
Долго держалась у вятичей своя знать. Все прочие мелкие князьки давно забыли о своём достоинстве и служили Рюриковичам боярами и воеводами, и только в малых городках Вятичей оставались ещё те, кто звал себя князьями старого времени. Одним из таких был князь Ходота, правивший в Рязани. Но его вместе с сыном казнил Владимир Мономах. С тех пор вятичские князьки жили тихо-мирно, в дела большой Руси не совались и помаленьку мельчали.
Елену приняли в Козельске радушно. Старый отец обрадовался встрече с дочерью и её мужем. Ради Изяслава Давидича решили устроить охоту на кабанов, но бывший великий князь отказался. К чему это веселье, когда свербит в душе боль о потерянном княжении. Потому от забавы он отказался.
Что до Ивана, то князь-изгой, в очередной раз всё потеряв, впал в какое-то спокойное удовлетворение жизнью. Он радовался всему - и малому городцу на высоком крутом берегу, который с налёту не взять даже огромному числу воинов, и охоте на кабанов, и даже тому, что они сидят здесь уже несколько дней и можно забыть труды и походы.
На самом деле он ждал. Не будь тут Изяслава Давидича, с коим связала его судьба и коий единственный на всей Руси, кажется, относился к нему с добром - сыновья Юрия Долгорукого не в счёт, ибо Андрей слишком занят своими делами, как и Глеб, Борис недавно помер, Ярослав болен, а у Мстислава полно хлопот с непокорным Новгородом, - будь он один, давно бы подался в Берлад или куда ещё прочь с Руси. Но пока Изяслав Давидич не принял решения, Иван жил в своё удовольствие, отлично понимая, что рано или поздно сытому спокойному житью настанет конец. И он охотился, пировал с дружиной, пел мужицкие песни и пил брагу, не гнушаясь заходить и в дома простых жителей Козельска.
Тем временем Изяслав Давидич осаждал старого князя Василия Козелю:
- Подмога нам требуется! Вороги меня с родной земли согнали, дочерь твою счастья лишили. Ей ли, красавице, скитаться без приюта? Мы, воины, нам такое привычно. А как она? Должен я свой удел воротить, ибо без земли какой же я князь?
- Худо без угла, понимаю, - кивал князь Василий. - А только мёртвому в земле ещё хуже. Ежели охота, оставайся тут. Не в Козельске, так в соседнем граде сядешь. Глушь у нас тут, это верно. Но и тишина. А как придёт пора, на моё место переберёшься. Я уже стар…
«Я тоже стар!» - хотел было крикнуть князь Изяслав, но вовремя прикусил язык. У него молодая жена. О старости говорить нельзя.
- Не по мне это, - покачал он вместо того головой. - Вон Иванко может остаться - ему тут по нраву пришлось.
- Да, Ивана Ростиславича, кажется, простой люд полюбить успел… А верно ли сказывали, что он тоже княжьего рода?
- Верно. Ярослав Владимиркович Галицкий ему брат двухродный. Владимирко отца его убил, а потом и на сына охоту устроил. И сыну завещал Ивана хоть на дне моря достать и изничтожить. Он тоже изгой, как и я. Но давно уже по свету шатается. Поди забыл, каково это - к уделу своему прикипеть…
- Да, - соглашался князь Василий. - Уж ежели душа человеку дана беспокойная и судьба лихая, то не видать ему спокойной старости на своей одрине…
- А я того всем сердцем желаю. Чернигов - моя вотчина. У сыновца моего юного есть своя земля, у брата двухродного - тоже есть. У прочих князей нашего рода города с пригородками и только я один… Помоги, кинь клич по Вятичской земле. Авось соберём войско да и…
- Клич я кинуть могу, - пожал плечами князь Василий. - Да только вряд ли кто отзовётся. Мы, вятичи, народ упрямый и вольностями своими дорожим. А встать на чью-то сторону - значит, утратить вольность. Мы вам, князьям, дань платим - большего от нас не ждите!
Он отвернулся, умолк. Изяслав Давидич вдруг вспомнил, как четырнадцать лет назад он с братом Владимиром собирал вятичских князей, как вручал им дары и просил выследить и убить двухродного брата Святослава Ольжича. Вятичи тогда отказались наотрез - дескать, тут наша земля и ваши законы нам не писаны. Охота его ловить - сами бродите по нашим лесам. А мы пальцем не шевельнём. Вспомнилось и ещё более давнее - изгнанный из Чернигова Мономахом, именно в вятичских непроходимых лесах нашёл приют Олег Святославич…
