Анатолий Соловьев - Сокровища Аттилы
Диор не испытал ни малейшей радости оттого, что остался жив, лишь подумал, что Тайный Совет, возможно, не скоро дождется его. Это было далеко не худшее из возможных наказаний. Но когда он выходил из шатра, то встретился взглядом с похотливо ухмыляющимся длинноруким Ульгеном, и сердце его сжалось.
Прощание с Заренкой было тягостным. Она сказала, что отныне всегда будет иметь при себе острый кинжал, и если кто осмелится коснуться ее, она убьет себя.
Уже в дороге Ябгу зловеще сказал:
— Великий, уподобленный богам Верховный правитель, к ногам которого я бессчетно припадаю, велел передать тебе третье условие! Твоя жена и ребенок будут отданы на поругание Ульгену и только после казнены, если с моей тысячей случится что–то плохое.
Диор промолчал и лишь внимательно осматривал луг, по которому они проезжали в поисках травы цикуты.
На привалах преданный Ратмир утешал приунывшего побратима:
— Рано или поздно, друже, выход найдем. Аттила умен, но ведь не умнее же нас двоих!
Утром следующего дня дорога пошла по болотистой низине, заросшей густым разнотравьем. Диор показал Ратмиру невысокое растение с вершиной из десятка розовых соцветий.
— Вот цикута.
Ратмир, вглядевшись, сказал, что это растение ему знакомо, на его родине оно тоже растет, и называют его кикиморник болотный. Им пользуются, если хотят наслать на человека необоримый сон, от которого можно и не проснуться. Еще говорят, что соком этой травы обмазывают себя, чтобы сделаться невидимым и творить зло добрым людям.
У вечерних костров воины Ябгу с любопытством посматривали на Диора, будучи наслышаны о нем как о силаче и колдуне. Среди воинов давно уже ходили разговоры, что советник Аттилы властвует над духами ночи чэрнэ, и те указывают ему, где следует искать клады. Не раз шепотом передавались рассказы, как таинственные голоса звали советника и он улетал к ним, превращаясь в птицу. Диор не был бы столь знаменит, будь он только силачом, или храбрецом, или даже магом, ибо тех и других среди гуннов столько, сколько трав на лугу, но мысль о несметных сокровищах, коими, возможно, владеет этот человек, разжигала алчное воображение воинов.
Ябгу, за короткое время превратившийся из простолюдина в знатного, умом не отличался от своих воинов. Поэтому не было ничего удивительного в том, что однажды он осторожно спросил у Диора, много ли еще осталось сокровищ там, где он раздобыл золотое кресло.
— Много, — помолчав, отозвался советник.
У костра тысячника они были вдвоем. Ябгу воровато оглянулся, спросил:
— Где?
— Это тайна Аттилы, — сурово отозвался Диор. — Разве не при тебе Богоравный объявил, что, если я разглашу его секреты, он уничтожит мою жену и ребенка? А если любимец богов узнает, что ты у меня выпытывал? — возвысил он голос.
Ябгу перепугался, его смуглое лицо посерело, он зашипел, чтобы советник не говорил так громко.
— Почему? — простодушно удивился Диор. — Ты хочешь что–то скрыть от Богоравного?
— Не от повелителя, а от чужих ушей! — сообразил, как выкрутиться, Ябгу.
В последующие дни Ябгу не приставал к советнику с расспросами, но по его виду было ясно, что тысячник что–то усиленно обдумывает.
2
Они прибыли на бывшую стоянку, где еще сохранились коновязи, навесы, шалаши и капище тысячи Карабура. Вновь были разосланы дозоры. На день пути вокруг не было ни единой живой души. Возможно, по этой причине в здешних лесах появилось много диких зверей.
Прощаясь, Аттила предупредил Ябгу, чтобы тот сам осмотрел руины сторожевой башни и приемного зала дворца и убедился, что их не пытались разобрать, равно как и обрушившийся вход в потайную долину.
Прошлой осенью воины Карабура несколько дней ломали могучие стены дворца, хороня под обломками железную дверь и потайной люк. Сейчас на месте бывшего приемного зала высилась гора огромных камней, среди которых обитало множество змей, и хоть была уже поздняя осень, но дни стояли теплые, солнечные, гады не впали в спячку, а продолжали ползать по завалу. Вход в потайную долину преграждала рухнувшая скала. Сдвинуть ее не сумела бы и тысяча воинов.
— Что за ней? — спросил Ябгу, показав на упавшую скалу.
— Обиталище злых духов, — ответил Диор.
Ябгу зло засопел и покосился на него узкими горячими глазами. В его взгляде светилась ненависть.
Вскоре Диор и Ратмир отправились на охоту. Они проехали вдоль гряды скал, пробрались через лес в лощину поминального храма. Здесь они оставили лошадей и пошли вдоль ручья к тому месту возле кольцевого хребта, где ручей раздваивался. Здесь Диор показал Ратмиру скрытый в кустарнике потайной водоток.
— Задержишь дыхание, нырнешь в ручей и окажешься в расселине, — объяснил он Ратмиру. — Из нее попадешь в долину, о которой я тебе рассказывал. Если есть на земле место, которое христиане назвали бы раем, то оно здесь и нигде больше!
— За нами следят! — вдруг шепнул Ратмир.
И тотчас в лесу тревожно застрекотала сорока. На опушке леса ветки кустарника осторожно шевельнулись. Но густая листва скрывала преследователей. Диор поднял лук, который держал наготове, и послал туда стрелу. То же сделал и Ратмир. Стрелы, пробив листву, исчезли в чаще. Послышался тихий вскрик, поспешно удаляющиеся шаги. Не вызывало сомнения, что следили за ними люди Ябгу. Но кто их послал — сам Ябгу или это поручение Аттилы?
Еще в пути Диор обратил внимание на тихого, молчаливого помощника Ябгу по имени Джизах. Вспыльчивый Ябгу, избивавший своих воинов плеткой, кричавший на сотников, с Джизахом был весьма почтителен и никогда не повышал на него голоса. Джизах ведал хозяйственными делами тысячи — продовольствием, лечением воинов и лошадей, ремонтом сбруи, сбережением запасов и добычи.
Рябое лицо его всегда выглядело озабоченным. Но изредка Диор замечал брошенный на него Джизахом мимолетный, пронизывающий взгляд, словно тот исподтишка следил за ним. Молчаливость — признак скрытности.
Возвратившись из лощины поминального храма, Диор отправился посмотреть, где Джизах. Тот находился под своим навесом, осматривая запасные седла, войлочные потники, кожаные подпруги. Он быстро глянул на Диора и опустил глаза.
— Где твои люди? — обратился к нему советник.
— Десять на охоте, пятеро готовят пищу, коваль и лекарь возле лошадей, — настороженно отозвался тот.
— Не много ли отправил на охоту?
— Ябгу велел кормить воинов сытно. Еще мы сушим мясо. Надо делать запасы. Разве ты не знаешь, что наступила зима?
— Нынешняя зима будет теплая, птицы не улетают из этих мест, кормятся на озерах, — возразил Диор.
Вечером он вновь навестил Джизаха. Его люди уже вернулись с охоты и, усевшись вокруг закопченного котла, дружно хлебали густую шурпу, черпая ее глиняными чашками. У одного из охотников, коротконогого, с облысевшей головой и редкой бороденкой, на левой руке багровела глубокая царапина. Заметив взгляд Диора, лысый воин попытался спрятать раненую руку, но сделал это столь неловко, что локтем выбил чашку из рук соседа, отчего тому на штаны пролилась горячая шурпа. Сосед вскочил, гневно зарычав, и с маху опустил кулак на лысую голову охотника. Завязалась драка. От костров к ним поспешили зеваки, радуясь развлечению. Драчунов разняли. Лысый, хлюпая разбитым в кровь носом, попытался скрыться. Диор остановил его и спросил, откуда у него царапина.
— Ха! Скакал, за сучок задел! Вот откуда! — испуганно прокричал тот, глаза его беспокойно бегали.
— В каком месте ты охотился? — поинтересовался Диор.
— Ойя, откуда я помню! Долго лошадь погонял, по сторонам не глядел!
— Это было в лесу?
— Ха, зачем в лесу, на равнине!
— Откуда там появился сучок?
К ним вперевалку спешил Джизах. Быстро приблизившись, он строго велел воину удалиться и загадочно сказал Диору:
— Не старайся узнать сверх того, что этот человек скажет. Тем самым спасешь себе жизнь!
Намек был более чем ясный. Если Диор начнет выяснять, по чьему приказу следят за ним, его вынуждены будут убить.
3
А дни стояли непривычно теплые, почти летние, и, чего уже не случалось много лет, на равнине бурно шли в рост травы, на озерах жировали не улетевшие на юг птицы. Их беспокойный гомон еще издали слышали Диор и Ратмир, направляясь к озеру, где росла особенно сочная цикута.
Они не спеша удалялись от стана, и теплый ветер нежил их лица. Сытые кони шли бодро, весело пофыркивая.
— Ярило уже высоко поднялся, — сказал Ратмир и, прищурившись, глянул на солнце. — У нас скоро женщины изображение Матери–роженицы начнут лепить. Трава в рост пошла — украшают ворота зелеными ветками, варят зелье наговорное, мажут им ворота и гонят через них скотину на пастбище! Хорошо у нас, славно!
