Рыцарь золотого веера - Алан Савадж
— Как самоуверенны эти народы и их папа, — заметил Иеясу.
— Действительно, мой господин. Но практичны.
— А теперь, ты говоришь, испанцы проникают в эти места? Как это может быть?
— Новый папа отменил указание своего предшественника. Как вы знаете, они, во всяком случае, уже давно обосновались на Разбойничьих островах. Испанцев боятся все, мой господин. Даже, я бы сказал, ваш англичанин. Это китайцы Европы. — Он улыбнулся, заметив нахмуренные брови Иеясу. — Они богаче всех, мой господин. И лучше всех вооружены.
Иеясу кивнул.
— Очевидно, нам нужно быть осторожными с испанцами, Тоётоми но-Хидеёри. Возможно, они захотят высадиться на наши берега завоевателями, а не просителями.
— Но разве мы не сможем отбросить их обратно в море, как сделали когда-то с монголами?
— Без сомнения, — согласился Иеясу. — И всё же будет лучше для всех нас, если мы позабудем о наших противоречиях и объединимся для отпора внешней угрозе. Я долго размышлял над этим, Тоётоми но-Хидеёри. Я любил твоего отца, как родного брата. Его сестра была моей женой большую часть моей жизни. И я всегда любил тебя, как сына. Разве не твоя сестра — супруга сёгуна? Наши семьи должны быть союзниками, Тоётоми но-Хидеёри, а не противниками.
— Ваши слова для меня — как первые цветы на весенней вишне, мой господин.
— Я рад, что ты так думаешь. Между нами есть только одна преграда — недоверие, испытываемое твоей матерью ко мне.
— Мой господин, я уверяю вас…
— Заверения ничего не стоят, принц Хидеёри, если за ними не следуют дела. К счастью, я нашёл путь, который положит конец нашим разногласиям. Навсегда.
Хидеёри ждал с вежливым вниманием.
— Моя дорогая жена, — продолжал Иеясу, — твоя родная тётушка, столько лет делившая со мной брачное ложе, ушла из нашего мира.
— Я слышал об этом, мой господин, и очень опечален. — Но глаза юноши оставались настороже.
— И теперь я старый, одинокий человек, принц Хидеёри. На мне — груз проблем целой империи, неизбежные интриги и ненависть, окружающие тех, кто стоит у руля. И из этих проблем самая серьёзная — противоречие между нашими семействами. Если бы их устранить, если бы принцесса Ёдогими согласилась бы занять место в моей постели…
— Мой господин?…
— В качестве жены, Хидеёри. Я бы оказал ей величайшие почести, которые только возможны в этом мире.
— Вы хотите, чтобы моя мать вышла за вас замуж, принц Иеясу?
Иеясу поднял голову:
— Тебе это кажется смешным?
Молодой человек улыбнулся.
— Мой господин, я нахожу смешной мысль о реакции моей матери на ваше предложение. Асаи Ёдогими замужем за Токугавой но-Иеясу? Извините меня, мой господин. — Он рассмеялся.
В комнате вдруг стало так тихо, что даже визгливый, немного нервный смех юноши вскоре оборвался. Глаза всех присутствующих были обращены на Иеясу.
Принц улыбнулся:
— Как ты говоришь, принц Хидеёри, смешное предложение. Но, по крайней мере, пока мы вместе смеёмся, драться мы не будем. Я должен подумать о других, лучших способах оставаться в хорошем настроении.
Два мальчика медленно и осторожно раздевали принца. На них самих оставались лишь кимоно с уже развязанными поясами. Это был их долг — быть готовыми ко всему, что пожелает от них господин. Но сегодня он был задумчив, сам завернулся в ночное кимоно и завязал пояс. Он жестом отослал юношей, и в комнату вошли Хидетада и Косукэ но-Сукэ.
— Удачный вечер, отец мой, — заметил сёгун, садясь на возвышении.
— И всё же мой господин не выглядит довольным, — возразил Сукэ, садясь на коленях ступенькой ниже.
Иеясу хлопнул в ладоши, и мальчики внесли зелёный чай.
— Все эти годы мне представляли мальчишку недоумком. А он не глупей меня.
— Но он всё ещё мальчишка, — отозвался Хидетада.
— И это беспокоит меня больше всего. Ему сейчас восемнадцать. В его возрасте я сражался вместе с Одой Нобунагой и Тоётоми Хидеёси у Окехадзамы. И никто из нас не сомневался, что мы доберёмся до Киото. Но они боялись меня уже тогда именно потому, что мне было восемнадцать, а им — лет на десять больше. У меня была молодость, энергия… И у меня было время.
— Значит, мой господин… — начал Сукэ.
Иеясу взмахом руки отослал мальчиков из комнаты.
— Только война, другого выхода нет. И это твоя война, Хидетада. Судьба твоя и твоих детей зависит от тебя.
— Я знаю, отец мой. Если бы нам удалось выманить Тоётоми из их крепости…
— Этого мы никогда не сделаем, не давая заверений в их безопасности.
— Но осаждать Осаку, мой господин, — покачал головой Сукэ. — Это огромное дело.
— К которому мы должны приготовиться. И даже больше чем к этому. Мы должны подготовить предлог, и такой, что, даже если осада затянется на месяцы или годы, поддерживающие нас даймио не потеряли бы веры в правое дело. Тоётоми должны быть не правы.
— Да, мой господин, — отозвался, нахмурившись, Сукэ.
— И мы должны быть вооружены не хуже их. Они ищут пушки.
— Португальцы ничего им не дадут, — презрительно бросил Хидетада.
— Не будь чересчур самоуверенным, сын мой. Священники хорошо знают о твоей ненависти к ним и предпочтут Хидеёри в качестве правителя Японии. Во всяком случае, голова мальчишки занята сейчас другим. Мы должны опередить его в отношении испанцев. Сукэ, я хочу, чтобы ты отправился к Андзину Миуре.
— Мой господин?…
— Он уже достаточно долго пробыл в опале. Ему можно доверять, и он знает этих европейцев.
— И он так же горд, как все европейцы. Кимура докладывает мне, что тот проводит много времени в размышлениях и улыбается только своим детям.
— Он злится, ведь ему кажется, что я лишил его своей благосклонности. Напомни ему: то, что он до сих пор живёт и процветает, — тоже проявление моего доброго отношения. И передай, что у него есть возможность снова оказаться в зените. Ему нужно будет отправиться на Разбойничьи острова, чтобы встретиться там с испанцами.
— Вы отпускаете Андзина Миуру из Японии, мой господин?
— Он вернётся, — ответил Иеясу. — Он улыбается своей жене и детям, как говорит Кимура. А они ведь останутся здесь. Кроме того, на Западе его никто и ничто не ждёт.
— Вы доверите ему дипломатическую миссию? — спросил Хидетада. — Человеку, который уже однажды подвёл вас своей вспыльчивостью и романтическими устремлениями? Такие качества не для дипломата. А теперь под вопросом даже его храбрость.
— Только не для меня, мой сын. И сейчас он стал старше, умнее. Кто знает, может быть, ему удастся убедить и голландцев прибыть сюда.
— Голландцы, — бросил зло Хидетада. — Испанцы. Португальцы. Меня огорчает, отец мой,
