Владимир Шигин - Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв
Из последних сил Сверчков стал сползать с бизань-мачты, чтобы пробраться к одному ему ведомым садам и нарвать там цветов для своей жены. Взгляд лейтенанта был бессмыслен, лицо белое, почти покойницкое. Сверчкова спасли матросы: сразу же несколько человек кинулись к лейтенанту и силой удержали его от верной гибели. Вскоре Сверчков впал в забытье, и его привязали к мачте. Незадолго до полуночи, совсем окоченев на ветру, потерял сознание и свалился с мачты в воду мичман Аникеев. Лишь легкий всплеск волны сопроводил его конец. А затем было видение. Никто из сохранивших еще полное сознание не мог в точности позднее сказать, было оно явью или нет.
Внезапно из мглы прямо на «Ингерманланд» выскочил маленький лоцбот. Отчаянно кренясь на крутой волне, он приблизился к плававшему обломку грот-мачты и ловко снял державшихся за него людей. Обойдя вокруг корабля, но не решившись приблизиться к нему из-за большого наката, лоцбот так же внезапно растворился во тьме.
Ночная картина была ужасной. Море вдруг, словно празднуя свою победу над посланцами суши, покрылось каким-то дьявольским фосфорическим светом. Сам корабль полыхал зловещими синими огнями, всплески волн разбрасывали по воздуху горящие снопы брызг-искр.
А люди все гибли. Вот затрещал и лопнул поддерживавший бизань-мачту толстый канат-штаг, и все спасавшиеся на нем тотчас исчезли в волнах. Лишь бился запутавшийся в снастях и повисший вниз головой неизвестный матрос, но скоро затих и он.
Ближе к утру люди начали умирать уже десятками. Смыло за борт строителя корабля Ершова. Умер от истощения и мальчик Ваня Терентьев, ехавший держать экзамен в столичное штурманское училище. Одним за другим погибли мичман Николай Головачев и сын создателя корабля мичман Левкий Ершов. Сорвался с мачты и камнем ушел ко дну отчаянный смельчак мичман Володя Греве, не потерявший до последней минуты ни присутствия духа, ни бодрости. Погиб мичман Александр Сухов. Страшная смерть ждала и майора ластового экипажа Зубова, находившегося на «Ингерманланде» в качестве пассажира. Попав в водоворот, он был в одно мгновение буквально растерзан волнами. Не суждено было выжить и старику-полковнику Борисову. Потеряв дочерей, он лишился рассудка. Приставая к людям, несчастный то и дело принимался доказывать, что его дочери уже давно дома. Затем начинал звать их, вглядываясь в волны. Рыдания его сменял внезапный безумный смех. Перед рассветом старик сообщил окружающим, что дочери позвали его к себе.
— Вон они! — говорил он, глядя невидящими глазами куда-то вдаль. — Я вижу их! Они стали русалками! Как прекрасны они, мои доченьки! Я здесь, мои милые! Я иду к вам!
Оттолкнув пытавшихся схватить его, полковник Борисов смело шагнул в бездну…
Оставшихся в живых на юте возглавил лейтенант Александр Шигорин. Подле него сгруппировались мичманы Половцев, Левин, Рененкампф и комиссар Андреев, матросы. Несмотря на почти безвыходное положение, Шигорин даже организовал погребение погибших, насколько это было возможно. Под его руководством приступили к сооружению плотов. Первый плот при спуске за борт тут же разбило со всеми людьми, но второй плот все же удалось спустить. На нем нашли приют человек пятнадцать.
Плот быстро понесло вдаль, и вскоре он затерялся в волнах. Люди на нем уцелели. Через некоторое время их подобрало проходившее мимо торговое судно, которое и доставило русских моряков в Копенгаген. Оттуда после отдыха и лечения они были переправлены в Кронштадт.
Тем же, кто оставался еще на обломках корабля повезло гораздо меньше. Дрожа в ознобе, ингерманландцы тесно жались друг к другу. Все понимали, что до следующей ночи им не дожить. Корабль хоть и медленно, но неумолимо погружался, сил не оставалось вовсе…
* * *И снова парус! На этот раз он показался незадолго до полудня. Это был небольшой грузовой тендер, с трудом лавировавший против ветра. С «Ингерманланда» при виде его уже никто не кричал. Люди лишь еле слышно шептали молитвы.
Поравнявшись с бушпритом корабля, тендер прошел под нос «Ингерманланда». Тендер был мал, на палубе его находилось не более пяти матросов, а на рострах стояла лишь одна шлюпка-скорлупка. Наверное, по этой причине оставшиеся в живых ингерманландцы не очень-то надеялись, что столь утлое суденышко станет их спасать. Ведь куда более крупные суда старались даже не приближаться к тонущему кораблю. Но опасения русских моряков на этот раз оказались напрасны — крохотный тендер вел себя совершенно иначе, чем другие. С его палубы матросы кричали ингерманландцам что-то подбадривающее, размахивая в знак приветствия шейными платками. Лишь рулевой тендера оставался невозмутим. Сжимая в руках румпель, он уверенно правил своим суденышком. Раздалась команда капитана — и на палубе тендера засуетились. Когда же тендер дошел до середины «Ингерманланда», глазеющих на его палубе уже не было и в помине. Каждый член маленького экипажа был занят делом. А посреди палубы стоял высокий худой старик в штормовой зюйдвестке, с трубкой в зубах. Не вынимая трубки изо рта, капитан что-то прокричал, и тотчас четверо матросов бросились к шлюпке. Минута, другая — и шлюпка на ходу сброшена за борт. Двое членов экипажа стремглав слетают в нее. С тендера им бросают веревочный конец, и шлюпка, тяжело выгребая, направляется к останкам «Ингерманланда». Седой капитан грозит русским морякам топором.
— Чтой-то он? — испугались молодые матросы.
— Боится, чтобы разом в шлюпку его не бросались не потопили бы ненароком! — отвечали старослужащие. — Энто зря, — шептали рекруты. — Что мы, непонятливые, что ли!
Подойдя к кораблю, со шлюпки передали один конец и сразу приняли другой. Этой операцией на «Ингерманланде» руководил лейтенант Шигорин. Шлюпка развернулась и, не беря никого на борт, устремилась в обратный путь. Подойдя к тендеру, с нее передали оба конца. На корабле ликовали: веревочная дорога готова, и можно приступать к переправке людей на тендер!
Шигорин выделил сразу несколько наиболее сильных матросов. Те быстро подтянули концом пустую шлюпку к борту «Ингерманланда».
— Первый десяток может грузиться! — скомандовал Шигорин. — Женщины и самые немощные!
Офицеры и матросы безмолвно расступились, давая дорогу тем, кому определено было первыми покинуть корабль. Среди женщин были Марья Давыдовна Трескина и жена боцмана Завьялова с ребенком.
На тендере дружно налегли на канат, и вскоре первые ингерманландцы уже были там. Люди бросились было благодарить капитана, но тот отстранил их: некогда!
Спасенных встречали на палубе тендера ржаным сухарем и кружкой воды пополам с водкой. После перенесенных страданий угощение это казалось верхом блаженства. Спать не давали никому. Специально отряженный капитаном матрос то и дело обходил ингерманландцев, расталкивал их:
— Ноу, ноу! Слип ноу! Сон ест смерт!
Большего капитан тендера Николайсен дать спасенным не мог. Больше у него ничего не было. В прошлую полночь капитан вернулся из рейса и, едва ошвартовавшись, услышал о крушении какого-то большого корабля. Говорили, что тот вовсю палил из пушек и жег огонь, но выйти к нему на спасение нельзя — мешает сильный шторм. И даже капитаны лоцботов, кто все же выходил к гибнущему кораблю, утверждали, что из-за сильного наката снять с него людей нет никакой возможности.
Все это капитан Николайсен выслушал молча. Затем, не вынимая изо рта трубки, выругался.
— Нет плохой погоды, — сказал он. — Есть плохие моряки!
Повернулся и пошел враскачку к своему суденышку. Придя, собрал команду. Сказал, что хочет идти, спасать русских, а кто из команды идти с ним не желает, того неволить не станет. Отказников в команде тендера не нашлось.
Тогда же ночью судно покинуло порт. Местонахождение тонущего корабля Николайсен знал лишь приблизительно, к тому же «Ингерманланд» сильно сдрейфовал за то время, когда его видели с лоцботов. Но капитан тендера был моряком опытным и воды здешние знал, как «Отче наш». Все утро он неустанно искал гибнущий корабль, пока вдали не показалась в разводьях мглы одинокая, облепленная людьми мачта.
Штормовая волна клала тендер почти на борт. У матросов захватывало дух: «Выберемся ли?» Но Николайсен упорно правил прямо на мачту. Вскоре он уже видел, как люди с мачты отчаянно машут ему кусками паруса.
— Мы поспели вовремя, ребята! — крикнул матросам капитан. — Шлюпку на воду! Приступаем!
Перевозка людей на борт тендера шла медленно и продолжалась без малого три часа. Сто семьдесят человек снял старик Николайсен с погибавшего корабля. Перегруженный тендер отошел только тогда, когда на юте «Ингерманланда» не осталось ни одного человека. Последним спрыгнул в шлюпку лейтенант Александр Шигорин, до конца исполнив свой офицерский долг.
Глубоко осевший и сразу ставший неповоротливым, тендер ворочал к берегу. Люди безотрывно смотрели на удаляющийся полузатопленный остов, с которым их отныне будут связывать самые страшные воспоминания до конца их дней.
