Паринуш Сание - Книга судьбы
Два года спустя в начале зимы у нас с Парванэ появилась наша первая общая внучка. Я подоспела в Германию как раз к рождению этой красотки, которой Лайла и Сиамак дали имя “Дорна”. Мы с Парванэ не отходили от нее и все спорили, на кого же она больше похожа. Так я стала бабушкой, но от счастья почувствовала себя живее и моложе, чем десять лет тому назад.
Когда Дорне исполнилось два месяца, я с трудом оторвалась от нее и вернулась в Иран: не хотелось надолго оставлять Масуда и Ширин одних. Дома я сразу почувствовала какие-то перемены. Среди друзей Ширин появился молодой человек, которого я раньше не видела. Ширин представила его мне как Фарамарза Абдоллахи и сказала, что он учится в аспирантуре. Я поздоровалась:
– Добро пожаловать в нашу компанию великих социологов. Как вы с ними уживаетесь?
Он рассмеялся и ответил:
– С превеликим трудом.
Я с любопытством вгляделась в молодого человека.
– О, Фарамарз, ты над нами смеешься? – кокетливо попрекнула его Ширин.
– Как можно, госпожа моя! Вы – диадема, которой мы с гордостью венчаем свое чело.
Она захихикала, а я сказала себе: “Вот оно”.
Когда все разошлись, Ширин спросила меня, как мне понравились ее друзья.
– Большинство из них мне знакомы, и они вроде бы не сильно изменились с тех пор, как я их видела в последний раз, – заметила я.
– А как насчет тех, кого ты раньше не встречала?
– Та высокая девушка, которая сидела на диване, – она у вас новенькая, верно?
– Да. Ее зовут Негин, а рядом с ней сидел ее жених. Хорошие ребята оба. В следующем месяце они поженятся: мы все приглашены.
– Вот и хорошо: они очень друг другу подходят.
– Ну, а как тебе остальные? – теребила меня Ширин.
– Какие остальные? Кто еще у тебя в группе новенький?
Я понимала, что она пытается окольным путем выяснить мое мнение о Фарамарзе, но мне нравилось ее дразнить. Наконец Ширин потеряла терпение:
– Хочешь сказать, ты не заметила такого высокого мужчину?
– Они все высокие. Ты кого имеешь в виду?
– Фарамарза! – сердито выдохнула она. – Ты-то ему понравилась. Он сказал мне: “Твоя мама – красавица. Наверное, в молодости она многим вскружила головы”.
Я рассмеялась и ответила:
– Какой приятный молодой человек!
– И все? Больше тебе нечего сказать о нем?
– Как я могу составить мнение о человеке, с которым едва обменялась двумя словами? Расскажи мне о нем, а я подумаю, соответствует ли его характер его внешности.
– Что ты хочешь, чтобы я сказала?
– Что тебе о нем известно, даже то, что кажется маловажным.
– Он средний из трех детей, ему двадцать семь лет, он прекрасно образован. Его мать – учительница, отец – инженер и много ездит в командировки. Он работает в компании отца.
– Работает инженером, а учится на факультете социологии? – удивилась я.
– Нет! Я же тебе говорю: он аспирант технологического факультета.
– Как же он попал в твою группу? Где вы познакомились?
– Он лучший друг Соруша, жениха Негин. Они всегда вместе, так что мы часто с ним пересекались. А вскоре после того, как ты уехала в Германию, он сделался постоянным членом нашей группы.
– Хорошо. Расскажи еще.
– Что рассказать?
– Пока что ты дала только самые общие сведения. Расскажи мне, какой у него характер.
– Откуда мне знать?
– То есть как? – сказала я. – Вы подружились потому, что он – средний из трех детей, его мать учительница, а отец инженер, и он учится в аспирантуре технологического факультета?
– Мама, с тобой невозможно разговаривать! Тебя послушать, так он – мой кавалер!
– Вполне может быть, но это меня не беспокоит: мне гораздо важнее понять, что он за человек.
– Тебя это не беспокоит? – изумилась Ширин. – Даже если бы мы с ним были близки, тебя это не огорчит?
– Тебе скоро двадцать один год, ты взрослая. Я знаю тебя и знаю, как я тебя воспитала. Я знаю, что в твоей жизни было достаточно любви и ты не кинешься слепо в объятия первого же мужчины, который проявит к тебе интерес. Ты знаешь свои права и никому не позволишь их нарушить, ты уважаешь религиозные и общественные нормы, ты умна, сообразительна, способна предвидеть последствия своих поступков. Я знаю, что ты не поддашься капризу или мимолетному побуждению.
– Правда? Ты так в меня веришь? – переспросила она.
– Разумеется! Иногда ты принимаешь даже более разумные решения, чем я бы приняла на твоем месте, и ты лучше умеешь контролировать эмоции.
– Правда, мама?
– Почему ты сомневаешься в себе? Или твои чувства так сильны, что ты боишься, как бы они не затмили способность рассуждать здраво?
– О да! Ты себе даже не представляешь, как я боюсь!
– Это хорошо. Значит, мозг все еще работает.
– Честно – я не знаю, что делать.
– Обязательно надо что-то делать?
– А разве нет?
– Нет. Единственное твое дело – учиться, планировать будущее, а тем временем получше узнать и себя, и его.
– Но я все время думаю о нем и не могу перестать, – сказала Ширин. – Я хочу чаще его видеть, проводить с ним больше времени…
– Ты видишься с ним в университете, можешь приглашать его к нам, когда захочешь. Разумеется, только при мне. Я тоже хочу ближе с ним познакомиться.
– И ты не беспокоишься, как бы я… не знаю… как бы я не зашла чересчур далеко?
– Нет, – сказала я. – Я доверяю тебе больше, чем собственным глазам. К тому же, если девушка решится “далеко зайти”, она сделает это, хоть надень на нее кандалы и прикуй к стене. Нас держит то, что внутри, – и у тебя это есть.
– Спасибо, мамочка, мне стало намного легче. И будь уверена, у меня все под контролем.
Вскоре после новогодних праздников, когда Ширин отлучилась из дома, Масуд сел рядом со мной и сказал:
– Мама, мне нужно принять серьезное решение о моем будущем.
– Очень кстати, – отозвалась я, – я как раз хотела поговорить с тобой об этом. Но, должна сказать, я не верю в традиционный подход к выбору жены. Найди себе девушку, которая тебе понравится, узнай человека получше, убедись, что вы с ней друг другу подходите. Я надеялась, что ты встретишь такого человека в университете или на работе.
– По правде говоря, в прошлый раз я так промахнулся, что теперь боюсь и приступить. Но мне кажется, больше я уже так влюбляться не буду. Но сейчас у меня есть вариант, во всех отношениях разумный и практичный. Если ты одобришь, я посватаюсь к этой девушке. Ведь почти все мои друзья уже переженились, а я одинок.
Фирузе, Фирузе, вздохнула я про себя. А потом собралась с духом и сказала сыну:
– Расскажи, что за вариант.
– У господина Магсуди есть дочь. Ей двадцать пять лет, она учится в университете на химическом факультете. Он намекнул мне, что был бы не против принять меня в качестве зятя.
– Господин Магсуди прекрасный человек, и у него, я уверена, замечательная семья, – сказала я. – Меня только одно смущает.
– Что именно?
– Он заместитель директора департамента, это государственный пост.
– Право, мама! Это чересчур: неужели ты опасаешься, что его могут бросить в тюрьму и казнить?
– Как не бояться? Политика, политические интриги внушают мне ужас. Я с самого начала тревожилась из-за этого, когда ты пошел на работу в министерство, и взяла с тебя слово, что ты никогда не займешь должность, связанную с политикой, ту, на которую назначают сверху.
– Если бы все так рассуждали, кто бы управлял страной? – возразил Махмуд. – Прости, мама, но тебе стоило бы обратиться к психологу.
Не внимая моим предостережениям, он решился просить руки этот молодой женщины. Мы с Ширин должны были пойти вместе с ним к господину Магсуди, и вдруг Масуд сказал:
– Можно вас попросить? Из уважения к господину Магсуди не могли бы вы надеть чадру?
Терпение мое лопнуло, и я ему все высказала:
– Послушай, дорогой, мы тоже люди и не следует об этом забывать! Мы способны сами решать за себя, у нас есть собственные принципы и убеждения, мы не можем все время прикидываться кем-то другим. Знаешь, сколько раз мне приходилось менять свой облик? В Куме я носила чадру, в Тегеране – платок на голову, когда вышла замуж за твоего отца, он вовсе запретил мне покрывать волосы, а потом революция, и нас заставили закутаться в хиджаб, когда же ты задумал жениться на Ладан, ты хотел от меня моды и элегантности. Тогда ты был бы рад, если бы я надела платье с декольте, а теперь тебе приглянулась дочь босса – и снова чадра! Нет уж, сынок! Многим людям мне пришлось подчиняться, но родному сыну я как-нибудь сумею дать отпор. Мне уже не так мало лет, я видела в жизни и хорошее, и плохое, и я способна думать самостоятельно и выбирать себе наряд. Мы пойдем к ним в обычной своей одежде и не станем лицемерить, лишь бы им угодить.
Атефе оказалась набожной девушкой с хорошими манерами и, что важнее, с умом и сердцем. Светленькая, большие глаза цвета лесного ореха. Ее мать, кутавшаяся в чадру с головы до ног даже при нас с Ширин, любезно и церемонно принимала гостей. Господин Магсуди, которому я столь многим была обязана, был, как всегда, вежлив и добр. Он несколько располнел, волосы у него поседели, и он все время перебирал четки. Едва мы явились, как он пустился обсуждать с Масудом какие-то дела по работе, совершенно забыв о цели нашего визита.
