Михаил Иманов - Гай Иудейский.Калигула

Убеждая его, я было собрался открыть ему тайну Гая и пообещать часть денег, причитавшихся мне, но вовремя сдержался. Зато я сказал ему, что вместе нам будет лучше, что по дороге мне известны места, где подают щедрую милостыню, а в некоторых местах нас будут кормить просто так. Еще я пообещал, что буду отдавать ему большую часть того, что соберу сам, и что мне ничего не нужно, а еды я возьму ровно столько, чтобы только не умереть с голоду. Кажется, этот последний довод его особенно убедил, и он сказал мне, что хотя это для него и неудобно и в Антиохию он не собирался так быстро, но только ради того, чтобы помочь мне, пожертвует своими планами.

— Ты не пожалеешь, Ананий, — сказал я ему. — Истинно говорю тебе, не пожалеешь!

Это последнее я произнес каким-то странным для самого себя голосом, словно бы не своим. Словно бы не я, а кто-то во мне произнес эти слова. И Ананий услышал их точно так же. Он смотрел на меня, раскрыв рот, и послушно, испуганно кивнул.

Я уступил ему место в седле, а сам пошел впереди, ведя лошадь. Лишь только мы двинулись в путь, как и Сулла (я все время не выпускал его из виду) прыгнул в седло и поехал за нами, держась на расстоянии все тех же двухсот шагов, что и прежде. Воистину, он был моей тенью.

Я шел, а Ананий ехал и болтал без умолку, как видно, довольный своим новым положением. Но я не слушал его, я думал о своем. Сейчас я почему-то совершенно не сомневался, что найду Гая. Меня тревожило только одно — как уехать от Суллы. Скоро у меня созрел план. Но я не открывался Ананию, я не знал, как он примет его и как поведет себя при этом.

Мы двигались довольно быстро, и я все время торопил Анания. Находясь в зависимости от него и боясь, что Ананий будет недоволен, я старался делать все, что было в моих силах, чтобы ему стало удобно со мной. Просил милостыню так проникновенно и с такой дрожью в голосе, будто от того, дадут мне или нет, зависела вся моя жизнь. И люди проникались этим и щедро одаривали меня. Я крал одежду, пищу и деньги, где только можно было украсть, и совершал это так смело и хитроумно, будто всю мою жизнь занимался только этим. Скажу без особого преувеличения, что ели мы сытно и жили вполне хорошо. По крайней мере, Ананий (я это отчетливо видел) был доволен. Сам он перестал ходить за милостыней и лениво ждал моего возвращения. Он так утвердился в новом своем положении, что даже стал помыкать мной — говорил, что это он есть не будет, а хочет другого, что одежда, которую я украл для него, подвергая опасности свою жизнь и свободу, тесна ему и он не собирается носить чьи-то обноски. Его поведение выводило меня из себя, но я был терпелив и, какие бы претензии он мне ни предъявлял, отвечал смиренно, что прошу у него прощения и впредь постараюсь делать так, как он хочет. Ананий милостиво прощал меня и напоминал, что, только снизойдя к моим горячим просьбам, изменил свой маршрут и потерял многое из того, что мог бы иметь, будь он один. Я снова благодарил его и старался всячески ему угодить.

Много дней спустя — это время показалось мне вечностью — мы наконец достигли Антиохии. Сулла, как и всегда, словно тень следовал за нами, то исчезая из поля моего зрения, то появляясь вновь. Глупый и беспечный Ананий так и не заметил его присутствия рядом. Больше всего я боялся, что Сулла подойдет к нам: заговорит, станет угрожать и, главное, поймет, что именно Ананий мой проводник к Гаю. Если бы он понял это, то я стал бы ему не нужен. Я решил про себя безжалостно, что убью Анания в тот самый миг, как только Сулла подойдет к нам, и при этом не буду выяснять., догадался ли он обо всем или подошел по другой причине. Я достал себе нож (украл у одного мясника), наточил его до самой невозможной остроты и, пряча от Анания, всегда носил при себе. Если бы Ананий узнал, какой опасности подвергается его жизнь ежеминутно и от чего она зависит, то умер бы от страха тут же передо мной. Но пока он лениво продолжал путь в моем мягком седле, сытно ел и сладко спал. Я удивлялся его безмятежности и завидовал ей.

Когда мы достигли Антиохии и, не въезжая в город, расположились недалеко, в поле, на отдых, я попросил Анания внимательно меня выслушать. Я сказал ему, что у Гая есть деньги, много золотых монет, которые он обещал мне и которые обязательно отдаст, лишь только я встречу его. Дальше я сказал, осторожно указав на Суллу, сидевшего поодаль, что вот этот человек враг Гая и хочет забрать у него те деньги, которые принадлежат мне. Он преследует меня повсюду и ждет той минуты, когда я встречусь с Гаем. Ананий посмотрел в ту сторону, где сидел Сулла, и лицо его вытянулось от удивления и страха.

— А что он сделает с тобой, с нами? — наконец сумел выговорить он, повернувшись ко мне.

— С тобой он ничего не сделает, — отвечал я, вздохнув, — а меня убьет.

— Убьет! — страшным шепотом произнес Ананий

— Убьет, — подтвердил я довольно спокойно.

Такое мое спокойствие было, конечно, наигранным.

Я хорошо чувствовал Анания и понимал, каким образом можно испугать его по-настоящему. И я не ошибся — Ананий был сильно испуган.

— Что же теперь будет? — едва не плача, произнес он.

— Не бойся, Ананий, — сказал я, — мы сумеем перехитрить этого человека.

— Но как? — пролепетал Ананий — Я не хочу, я боюсь! Это не мое дело, а твое.

Тут он, поминутно поглядывая на Суллу, стал упрекать меня за то, что я ввязал его в эту историю и что только одного того страха, которого он натерпелся, когда бежал из общины, хватит на всю его жизнь и другого такого переживания он просто не перенесет.

— Понимаю, Ананий, — сказал я с обреченностью в голосе, — но что же теперь делать!

— Я не хочу, я уйду… — заплакал он, и слезы крупными каплями побежали по его лоснящимся щекам.

Вот тогда я и сказал ему, что у меня есть план и что главное — это вовремя предупредить Гая. Ведь община христиан не даст его в обиду, но если этот человек, Сулла, явится к Гаю внезапно, то последний не сумеет защититься сам и не успеет позвать на помощь.

Наш разговор с Ананием был долгим и тяжелым. Впрочем, я заранее предполагал это. Он то плакал и просил отпустить его, то ругал и поносил меня самыми последними словами, то впадал в совершенное оцепенение и бессмысленно молчал. Но я все-таки сумел ему втолковать, что нужно делать, и убедил, что это наш единственный шанс на спасение. Ему некуда было деваться — причитая и жалуясь на свою несчастную судьбу, он вынужден был согласиться.

Мы въехали в город и, следуя указаниям Анания, оказались на той улице, где стоял дом его родственника. Когда мы проезжали мимо, Ананий незаметно указал мне на него. Я спокойно прошел дальше (напоминаю, что Сулла все время следовал за нами), и вскоре мы оказались на другой стороне города. У меня было припасено немного денег, и мы поселились на постоялом дворе. Я велел принести еды и сытно накормил Анания. Несмотря на свой страх, он ел с обычной жадностью и, насытившись, несколько успокоился.

Я дождался вечера и строго приказал Ананию делать, как я сказал. За все время нашего долгого пути впервые я не просил, а приказывал. Для большей убедительности я вытащил и показал ему нож, говоря, что, если он выдаст меня, у меня не будет никакого другого выхода, как только покончить с ним. Он в страхе смотрел на нож и беспрерывно кивал. Мы поменялись одеждой: он надел мою, я — его. Правильнее сказать, я делал все за него — его руки не слушались, а губы дрожали. В самом конце я повязал его голову моим платком, который стал носить некоторое время назад, так чтобы он запомнился Сулле. Лицо под ним, да еще в темноте, трудно было разглядеть.

— Ну все, Ананий, пора, — сказал я, оглядывая его внимательно и придирчиво.

Но Ананий не двигался с места. Его тело била мелкая дрожь, взгляд был неподвижен — мне показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Я с ужасом подумал, что из-за глупости и трусости Анания мне так ничего и не удастся сделать. У меня мелькнула мысль оставить его в покое и положиться на судьбу.

Но отступать было поздно. Загасив светильник, я крепко взял Анания за плечи, толкнул к выходу. К моему удивлению, он пошел, к тому же довольно ровным шагом, хотя и напряженно ступая. Осторожно прячась за выступами коридора, в котором на мое счастье было почти совсем темно, я последовал за ним. Он медленно сошел со ступенек и оказался во дворе.

Тут произошло невероятное, я меньше всего ожидал этого. Постояв несколько мгновений, Ананий вдруг бросился со всех ног к лошади, которую мы привязали тут же, отвязал, вскочил в седло и, ударяя ее ногами и рукой, ускакал в темноту. Прошла минута, а то даже и две, когда я увидел проскакавшего мимо Суллу. Воистину, тогда Господь был на моей стороне, и я, никогда не думавший о Боге, мысленно вознес ему хвалу.

Лишь только затих топот копыт, как я соскочил со ступенек, прижимаясь к стене дома, и юркнул в темноту. Как и в тот раз, когда я бежал из общины, ноги несли меня сами — я не бежал, а почти летел над землей.