Кейт Аткинсон - Боги среди людей
Затем встал Тедди. Постоянная скорость в двести шестьдесят пять миль при ярком лунном свете над хорошо укрепленной территорией противника, без надежды на облачное прикрытие. Чтобы совсем уж не сломить настрой подчиненных, он (спокойный, уверенный командир) постарался смягчить тревожные факты: вновь подчеркнул важность этого города как промышленного и транспортного центра, оплота боевого духа противника и так далее. На протяжении длинного отрезка пути имеются и другие потенциальные цели, которые перетянут на себя часть истребителей от кёльнского разрыва. Прямой перелет обманет противника своей простотой, отсутствие зигзагов сэкономит топливо, а это значит, что бомбовую нагрузку можно увеличить. А попросту говоря, устанем меньше, до цели доберемся быстрее, а чем быстрее доберемся до цели, тем раньше отстреляемся и вернемся. Только идти надо плотным строем. Постоянно.
Он сел. Ему доверяли, он это видел по осунувшимся лицам. Пути назад у них так или иначе не было, так лучше их приободрить. Нет ничего хуже, чем вылетать на задание как на заклание. Тедди помнил Дуйсбург, последний вылет своего первого срока службы: как нервничали ребята, предвидя полный рот земли. Для двоих эти опасения оправдались: для Джорджа и Вика. Из первоначального экипажа J-«джокера» уцелели только сам Тедди и Мак. От Мака пришло письмо с сообщением о его женитьбе, поездке в свадебное путешествие на Ниагару и «скором прибавлении». Для Мака война закончилась.
Кенни остался на службе: он стал преподавать в училище, где готовили бортстрелков, и черкнул Тедди малограмотное письмецо: «Я учу других! Кто б мог подумать?» Примерно через месяц он оказался в самолете, который разбился над своей территорией при возвращении с учений. Тогда уцелело трое. Кенни среди них не было. От одной из его многочисленных сестер Тедди получил письмо: «Младшенький наш Кенни теперь на небесах», и почерк был почти как у бедняги Кенни. Если бы так, думал Тедди, если бы только ряды спенсеровского «лучезарного воинства»{146} пополнялись личным составом бомбардировочного командования. Но нет. Мертвые — мертвы. Имя им легион.
Лучше бы Кенни оставил себе ободранную черную кошку, а он передал ее дочке Вика Беннета. Письмо пришло с запозданием, причем не от Лил, а от миссис Беннет, сдержанно-гордой новоиспеченной бабушки: «Девчушка собой не красавица, но нам приглянулась». Значит, Маргарет, а не Эдвард; Тедди испытал только облегчение оттого, что не обзавелся тезкой. «Маргрит, оттого ль грустна ты, что пустеют рощ палаты?»{147}
Начальник базы произнес напутственные слова, вице-маршал добавил отеческие ремарки, к которым обязывала полновесная «яичница», а стоявший у выхода медик выдал каждому тонизирующие пилюли, чтобы не клонило в сон. Вот и все.
По традиции ближе к ночи устроили «тайную вечерю», хотя на этот раз — не особо торжественную: сосиски с резиновой глазуньей. Без намека на бекон. Тедди вспомнил, какого поросенка подавала Сильви, как пахла жареная свинина.
Теперь они были отрезаны от мира; это паршивое время — мысли заслоняют все остальное. В офицерской столовой Тедди сыграл пару партий в домино с кем-то из капитанов. Бездумность этого занятия устраивала обоих, но, когда настало время собираться, оба только вздохнули с облегчением.
Шерстяное белье, гетры, джемпер с высоким воротом, полукомбинезон, унты из овчины, три пары перчаток: шелковые, замшевые, шерстяные. Половину обмундирования составляли гражданские вещи. От этого кое-кто приобретал бесшабашный, почти пиратский вид, но все впечатление портила походка: враскорячку, как в подгузниках. А когда сверху надевалась кожаная куртка на меху и подвесная система парашюта, передвигаться вообще становилось крайне тяжело.
Проверить свисток на вороте, жетон на шее. Получить у наземниц термос с кофе, сэндвичи, леденцы, жвачку, шоколад. Им полагался также бортовой аварийный комплект: напечатанные на шелковых шарфах или носовых платках карты тех стран, над которыми проходил полет, местная валюта, встроенный в авторучку или пуговицу компас, листок с обиходными фразами. У Тедди сохранился обрывок бумажки, оставшийся после долгого рейда на Хемниц, когда оставались опасения, что в случае вынужденной посадки их подберут русские и, не долго думая, поставят к стенке. На том клочке бумаги было (якобы) написано: «Я англичанин».
Они получили парашюты, и симпатичная наземница протянула Тедди шелковый платочек, застенчиво говоря:
— Возьмите, пожалуйста, его с собой, сэр. Тогда я смогу говорить, что летала над Германией и бомбила врага.
На Тедди повеяло сладковатым ароматом.
— «Апрельские фиалки», — объяснила девушка.
Прямо как храбрый рыцарь, заслуживший благосклонность прекрасной дамы, подумал Тедди, засовывая платочек в карман. И больше его не видел. Наверное, выронил где-нибудь. Рыцарские романы давно закончились.
Каждый вытряхнул из карманов все мелочи, по которым его можно было опознать. Это действие всегда виделось Тедди символичным: как пересечение черты, за которой растворяются индивидуальности и появляется летный состав, анонимный, взаимозаменяемый. Англичане. А также «антиподы», «киви», «кануки». Индийцы, ямайцы, южноафриканцы, поляки, французы, чехи, родезийцы, норвежцы. Янки. По сути, вся западная цивилизация поднялась против Германии. Оставалось только удивляться, как в таком положении оказалась родина Бетховена и Баха и как бы они к этому отнеслись. «Люди — братья меж собой». Вопрос Урсулы: «По-твоему, это сбудется? Хоть когда-нибудь?» Нет. Он так не считал. Если серьезно — нет.
В дверях сборного пункта появилась наземница, выкликнула F-«фокс» и L-«лондон», и экипажи потянулись к старому рыдвану, на котором она за ними приехала. Транспорт порой оказывался таким же разношерстным, как их обмундирование.
Фортуна была поручена заботам одной из самых привлекательных наземниц, радиотелефонистке по имени Стелла. Стелла ему нравилась, он даже думал с ней замутить. На прошлой неделе он водил ее на танцы в соседнюю эскадрилью. По возвращении она клюнула его в щеку и сказала:
— Спасибо, сэр, было очень здорово. — И ничего более.
Накануне у них на базе произошел кошмарный случай: девушка-наземница была обезглавлена лопастью винта. Тедди даже сейчас содрогался от этих воспоминаний. Это происшествие подкосило всех, особенно — естественно — наземниц. Стелла была славной девушкой, любила собак и лошадей. Иногда ужасы войны подталкивали к сексу, иногда нет. Трудно было угадать, по какой причине отношения складываются так, а не иначе. Он жалел, что не переспал со Стеллой, и хотел бы знать, испытывала ли она подобное сожаление. У него был короткий — очень короткий — роман с ее подругой Джулией. Там секс был в изобилии. Причем очень качественный. Тайные воспоминания.
Доехав до аэродрома рассредоточения, где ждал F-«фокс», они вышли из автобуса. Даже сейчас Тедди ожидал увидеть красный свет — сигнал отмены рейда. Но этому, как видно, не суждено было сбыться, поэтому Тедди, действуя по заведенному порядку, показал самолет новому пилоту, бортинженеру и наземному экипажу. Бортинженера зовут Рой, напомнил себе Тедди. Стрелок верхней средней башни оказался канадцем по имени Джо, в хвостовой части сидел «чарли» — его и звали Чарли, легко запомнить. Щуплый, как двенадцатилетний мальчонка. Плексиглас хвостовой башенки сейчас начисто полировали «затемнителями».
Тедди пустил по кругу пачку сигарет. Не курил только наводящий.
— Клиффорд, — подсказал он, когда увидел, что Тедди безуспешно пытается припомнить его имя.
— Клиффорд, — негромко повторил Тедди.
В наземном экипаже каждый дымил как паровоз. Тедди мечтал когда-нибудь взять этих парней в полет, в какой-нибудь безопасный, с гарантированным возвращением на базу. Жаль, что им не довелось испытать, как ведет себя «их» машина, какой вид открывается за этим отполированным плексигласом. В конце войны военно-воздушные силы практиковали «туристические вылеты»: катали наземные экипажи над Германией, чтобы те посмотрели на разрушения, которым непосредственно способствовали. Урсула тоже смогла совершить аналогичный вылет. Тедди понятия не имел, как ей это удалось, но почему-то не удивился. Для его сестры война оказалась хорошим средством постижения бюрократических игр. Как страшно, сказала Урсула, видеть страну в руинах.
Новички Тедди помочились на шасси F-«фокса» и немного смутились, сообразив, что Тедди не собирается участвовать в этом сугубо мужском ритуале. Тедди был для них садху, гуру. Он мог отдать приказ залезть на крышу диспетчерской башни и организованным порядком спрыгнуть вниз — они бы не спорили. Со вздохом он повозился с многослойным обмундированием и нехотя окропил шасси. Салаги переглянулись с плохо скрываемым облегчением.
