Кейт Аткинсон - Боги среди людей
Близилось обеденное время, и Тедди направился к столовой летного состава. Аппетита у него нынче не было, но он исправно запихивал в себя еду. Некоторые блюда вообще не лезли в горло, например тяжелая запеканка с черносливом, которая значилась в меню как «пудинг бисквитный паровой». Он с удовольствием вспоминал так называемый «фар Бретон», который ел под жарким французским солнцем. У французов даже из чернослива получалось объеденье. После вынужденной посадки в Элвингтоне, где базировались французские части со своими поварами-французами, Тедди обнаружил, что рацион у них куда изысканней, чем в столовой Королевских ВВС. Более того, еду запивали вином — пусть алжирским, но вином. Там бы никто смотреть не стал на «пудинг бисквитный паровой».
После обеда летный состав отдыхал: ребята писали письма, состязались в дартс или слушали в столовой радиоприемник, настроенный, как всегда, на военную волну Би-би-си. Некоторые легли поспать. Многие накануне вылетали на боевое задание и добрались до своих коек только после рассвета.
Между тем пилотов и штурманов вызвали на предварительный инструктаж, где обрисовали им цели. Для бортрадистов и бомбардиров инструктажи проводились отдельно. Тедди подозревал, что по причине яркой луны и отсутствия облачности операцию могут отменить, но вскоре, с наступлением светлого времени года, протяженные рейды на Германию грозили сделаться невозможными. По его прикидкам, нынешние вылеты были последней для Харриса возможностью триумфально отметиться в битве за Берлин. Долгая череда изматывающих зимних рейдов, сопряженных с большими потерями, была на исходе. За истекший месяц над Лейпцигом было сбито семьдесят восемь самолетов, а над Берлином за одну неделю — семьдесят три. С ноября потери в живой силе составили почти тысячу человек. Все до единого — молодые ребята. «Лесные цветы» — так называлась траурная мелодия, исполнявшаяся на похоронах штурмана-канадца, с которым Тедди и Мак познакомились в самом начале службы. Уолтер. Уолт. По прозвищу Дисней. Тедди не припомнил его полного имени. Казалось, это было так давно, а на самом деле — только что.
Командир эскадрильи поручил им сопровождать тело в Стоунфолл и нести гроб. В Лидсе нашли шотландца-волынщика, чтобы сыграл на похоронах. Диснея убило над Бременом. Штурман-бортинженер вынужден был ориентироваться по звездам: карты Диснея насквозь пропитались его кровью и сделались непригодными.
Они сжигали уже сожженные деревни, бомбили уже разбомбленные города. Задумано-то было неплохо. Разбить противника в воздухе и спасти мир от ужасов наземной войны — от Ипра, Соммы, Пашендаля. Но идея эта не сработала. Противника повергали наземь, а он поднимался вновь, как в кошмарных снах: на поле Ареса прорастали бесчисленные всходы драконовых зубов.{145} А птиц все бросали и бросали в стену. А стена все не падала.
В эскадрилью нагрянул вице-маршал авиации. На груди — «яичница» из орденов и нашивок. «Хочу, чтобы личный состав узнавал меня в лицо», — заявил он. Лица его Тедди не припоминал.
Сейчас его мысли занимала Нэнси. Утром от нее пришло письмо, как всегда многословное, но при этом бессодержательное (тоже как всегда), а в конце — приписка насчет их помолвки и готовности Нэнси «все понять, если чувства его переменятся». («Ты так редко пишешь, дорогой мой».) Не хотела ли она тем самым сказать, что переменились ее собственные чувства?
Его раздумья прервал начальник базы: «Готов, Тед?» — и они отправились в инструкторскую вслед за решительно шагающим вице-маршалом. Его сопровождала шикарная девушка-водитель из вспомогательной службы; Тедди не знал, что и думать, когда эта красотка ему подмигнула.
Прибывающие экипажи проходили через кордон военной полиции; фамилии отмечались в списке. Когда все собрались, двери были заперты, а окна закрыты ставнями. Вице-маршальская водительница осталась топтаться за порогом. Перед каждой операцией меры безопасности усиливались. Выходить за пределы базы и звонить по телефону запрещалось. Все делалось для того, чтобы сохранить в тайне цель операции, хотя ребята шутили: хочешь узнать цель — загляни в бар «Беттиз». А если серьезно, то немцы вели их с момента взлета. Прослушивали их радиочастоты, глушили радионавигационные системы, отслеживали самолетные радары и ловили в сети уже своих радаров, тянувшихся вдоль европейского побережья. Навязывали ближние бои, наносили удар за ударом.
В инструкторской, размещенной в ниссеновском ангаре, при их появлении загрохотали стулья: экипажи — в общей сложности более ста двадцати человек — вскочили со своих мест и вытянулись по стойке смирно. В этом прокуренном помещении всегда было душно. Стулья вторично загрохотали и заскребли по полу — присутствующие рассаживались по местам. Настенную карту загораживала черная занавеска, которую начальник базы эскадрильи всегда отдергивал театральным жестом, как фокусник, прежде чем произнести сакраментальные слова: «Джентльмены, сегодня ваша цель…»
Нюрнберг? — недовольно повторили опытные бойцы; откуда-то донеслось «господи» и «боже правый»; австралийцы, не стесняясь «яичницы», зашипели «ччччерт». Полет предстоял длительный, втрое дольше, чем до Рура, причем в самое логово врага. Красная указательная ленточка натянулась до цели, как струна, без привычных зигзагов.
Старший офицер разведки, строгая и очень ответственная девушка из Женской вспомогательной службы, поднялась со своего места и рассказала о важности этой цели, которую долгих семь месяцев не бомбили, да и раньше ущерба особого не нанесли, хотя там размещались огромные казармы СС, а также «знаменитые» оружейные производства «МАН», и теперь, когда разрушены заводы Сименса в Берлине, Нюрнберг наращивает выпуск прожекторов, электромоторов «и так далее».
Сам город, продолжала девушка в офицерских погонах, стал своего рода символом: он находится в сердце врага, Гитлер устраивает там массовые митинги. Операция подорвет боевой дух противника. Удары будут наноситься по железнодорожным депо, но заденут и средневековый Старый город — Altstadt (она неумело воспроизвела немецкое произношение). Боезапас будет включать большое количество зажигательных бомб, и старые деревянные постройки заполыхают, как щепа.
В Альтштадте родился Дюрер. У Тедди перед глазами с детства были две репродукции с гравюр Дюрера. Они висели в утренней гостиной Лисьей Поляны: одна изображала зайца, другая — пару рыжих белок. «Разведчица» не упомянула Дюрера, ее больше занимало расположение зенитных установок и прожекторов, отмеченных на карте зелеными и красными целлулоидными накладками. Бойцы насторожились; от вида натянутой красной ленты всем стало не по себе.
Но не меньше тревожила их луна; тревожила она и Тедди. Необычайно яркий полумесяц обещал сиять в долгой, темной ночи, как новенькая монета. Настроение у них совсем упало, когда им сообщили, что лететь придется через кёльнский разрыв. В это время года, внушали им, там «вряд ли» можно ожидать сильной обороны. Да неужели? — подумал Тедди. Маршрут проходил вдоль рурских и франкфуртских линий обороны, где располагались аэродромы ночных перехватчиков и прожекторные установки «Ида» и «Отто», вокруг которых барражировали немецкие истребители, как ястребы, подстерегающие голубей.
Слово взял начальник метеорологической службы; он сообщил прогнозы скорости ветра, облачности и других погодных условий. Подчеркнул, что «есть вероятность» довольно плотного облачного слоя, который, «возможно», закроет их от истребителей на пути туда и обратно. При слове «вероятность» они заерзали на стульях. При слове «возможно» задергались. Да и слово «довольно» не предвещало ничего хорошего. Над целью небо будет ясным, сказал он, хотя первые самолеты наведения уже сообщили о кучевых облаках на высоте восьмисот футов, но эту информацию не довели до сведения экипажей. Им требовалось совершенно противоположное: облачность на длинном отрезке пути туда, чтобы скрываться от истребителей, и яркая луна над целью.
Начбазы признался Тедди, что убежден: предстоящую операцию отменят. Тедди не понял, откуда такая уверенность. Черчилль одобрял эту цель. Харрис одобрял эту цель. А Тедди не одобрял. Но подозревал, что ни Черчилля, ни Харриса не заинтересует его мнение.
Начальники служб высказали пару дельных замечаний. Штурманам продемонстрировали маршрут и поворотные точки. Радистам напомнили частоты на эту ночь. «Бомбоголовые» уточнили бомбовую нагрузку, соотношение фугасных бомб и зажигательных, хронометраж атак и цвета дымовых маркеров, на которые следовало ориентироваться при сбросе бомб. Всем напомнили цвета этого дня. У всех на слуху были рассказы об экипажах, сбитых дружественным огнем из-за показа неправильных цветов дня.
Затем встал Тедди. Постоянная скорость в двести шестьдесят пять миль при ярком лунном свете над хорошо укрепленной территорией противника, без надежды на облачное прикрытие. Чтобы совсем уж не сломить настрой подчиненных, он (спокойный, уверенный командир) постарался смягчить тревожные факты: вновь подчеркнул важность этого города как промышленного и транспортного центра, оплота боевого духа противника и так далее. На протяжении длинного отрезка пути имеются и другие потенциальные цели, которые перетянут на себя часть истребителей от кёльнского разрыва. Прямой перелет обманет противника своей простотой, отсутствие зигзагов сэкономит топливо, а это значит, что бомбовую нагрузку можно увеличить. А попросту говоря, устанем меньше, до цели доберемся быстрее, а чем быстрее доберемся до цели, тем раньше отстреляемся и вернемся. Только идти надо плотным строем. Постоянно.
