Перл Бак - Императрица
— Уверяю вас, Священная мать, — рыдала она. — Он сожалеет, что потревожил ваш ум. Он желает только хорошего, уверяю вас, ибо не было еще человека более доброго и мягкого. Он не обидит и мыши. Да, уверяю вас, Священная мать, на днях моя кошка поймала мышь, а он своими руками разжал ей рот и вынул мышь, пытаясь оживить ее.
— Замолчи, глупая девка, — сказала императрица.
Но Жемчужная наложница не хотела умолкать. Она подняла голову и села на пятки; слезы катились по ее лицу, а она кричала на надменную женщину, которая была императрицей.
— Я не умолкну, а вы можете убить меня, если хотите! Вы не имеете права лишать его трона. Он император волею Небес, а вы всего лишь орудие судьбы.
— Хватит, — сказала императрица, ее красивое лицо было суровым, словно лицо мужчины. — Ты перешла все границы. Отныне ты больше никогда не увидишь своего повелителя.
Император вскочил на ноги.
— О, Священная мать, — закричал он. — Вы не убьете эту невинную, единственное существо, которое меня любит, в котором нет лести и притворства, в котором нет коварства…
Наложница поднялась на ноги и прильнула к его руке.
— Кто будет готовить тебе ужин, как ты любишь, — рыдала она, — и кто будет согревать тебя в холодной постели…
— Его супруга прибудет сюда жить, — сказала императрица. — В тебе нет необходимости.
Она властно повернулась к Ли Ляньиню, и тот приблизился за приказанием.
Уведи Жемчужную наложницу.
— Отправь ее в самую дальнюю часть дворца. Во Дворце забытых наложниц есть две маленькие комнаты. Они будут ее тюрьмой, пока она не умрет. Пусть ей не дают одежды, пока та, что она носит, не упадет с нее лохмотьями. Пусть ее пищей будет грубый рис и капуста, как у нищих. Ее имя не должно упоминаться в моем присутствии. Когда она умрет, не сообщайте мне.
— Да, ваше высочество, — сказал евнух, но своим бледным лицом и приглушенным голосом показал, что даже он не мог одобрить жестокость этого приказа. Он взял наложницу за талию и увел ее прочь.
Император рухнул без чувств у ног своей повелительницы. Над ним встал и зарычал огромный пес, а императрица сидела недвижимо в молчании, пристально глядя в сад сквозь открытые двери.
Часть 4 Старый Будда
И снова правила императрица. Теперь, поскольку она стала старой, говорила она, и поскольку старость стирает женскую привлекательность, она убрала всякий намек на ширму и веер, скрывавшие ее от глаз мужчин. Она сидела на троне Дракона, словно была мужчиной, в полном свете факелов или солнца, облеченная великолепием и гордостью. Поскольку она выполнила то, что задумала, она могла теперь быть милосердной, и из милосердия она иногда позволяла своему племяннику выступать в роли императора. Так, когда приближался осенний праздник, она позволила ему совершить императорские жертвоприношения на алтаре Луны. На восьмой день восьмого лунного месяца, в Праздник осени она встретила его в Зале аудиенций под стражей, назначенной Жун Лу, и там, перед собравшимися принцами и министрами приняла от него девять почтительных поклонов, которые обозначали ее власть над ним. В тот день по ее разрешению и под той же охраной он совершил императорские жертвоприношения на алтаре Луны, и он поблагодарил Небеса за урожаи и за мир. Пусть он имеет дело с богами, сказала императрица, а она будет иметь дело с людьми.
У нее было много таких дел. Прежде всего она казнила шестерых китайских мятежников, чьи советы завели императора на неправильный путь. И как же она злилась и горевала, что главный мятежник из них, этот Кан Ювэй, с помощью англичан был переправлен на иностранном судне в английский порт и там жил в безопасности. Не оставила она свободы и некоторым членам своего семейного клана, которые помогали императору. Когда императрица расправилась с теми, с кем следовало, она принялась за другое дело, во имя блага всего народа. Она знала, что народ разделен, что некоторые приняли сторону императора и говорили, что стране следует приспосабливаться к новым временам и иметь корабли и пушки, и железные дороги, и учиться даже у своих врагов, европейцев, в то время как другие объявляли себя сторонниками мудрого Конфуция и всех старинных обычаев и страстно хотели освободиться от новых взглядов и вернуться к старым порядкам.
И тех и других надо было убеждать, и именно этой задачей теперь занялась императрица. Эдиктами и умелым использованием слухов через евнухов и министров народ был поставлен в известность о тяжелых прегрешениях императора. Главными среди его грехов были два: первый состоял в том, что он плел заговор против своей старой тетушки и даже задумал лишить ее жизни, чтобы свободно слушаться своих новых советников, а второй — что его поддерживали иностранцы, а он был слишком прост умом, чтобы увидеть, что они надеялись сделать его своей марионеткой и захватить всю страну. Эти два прегрешения убедили всех, что императрица правильно сделала, что вернулась на престол, поскольку если те, кто почитал Конфуция, не могли простить молодого человека, который плел заговор, чтобы уничтожить старшего, то уже никто не мог простить правителя, который подружился с белыми людьми и китайскими мятежниками. Прошло немного времени, а народ уже одобрял императрицу как свою повелительницу, и даже иностранцы говорили, что лучше иметь дело с сильной правительницей, чем со слабым правителем, ибо силе можно доверять, а слабость всегда была сомнительна.
И вот еще в чем заключались хитрость и ум Старого Будды. Она знала силу женщины, и, чтобы убедить мужчин, она устроила пир и пригласила на него в качестве своих гостей жен белых людей, которые были посланниками западных стран и жили в столице, представляя свои правительства. Никогда за долгие годы своей жизни императрица не видела белого лица, но сейчас она была готова это сделать, хотя сама мысль об этом возмущала ее. Но если она завоюет женщин, сказала она, то мужчины пойдут следом. Она выбрала для этой встречи свой день рождения, когда ей исполнялось шестьдесять четыре года, и пригласила семь дам, жен семи западных посланников, появиться на аудиенции.
Двор был взволнован, фрейлины любопытствовали, евнухи бегали туда и сюда, ибо никто из них никогда не видел иностранца. Только императрица оставалась спокойна. Именно она подумала о том, чтобы заказать те блюда, которые могут понравиться гостьям, и заранее послала евнухов узнать, могли ли приглашенные дамы есть мясо или их боги им это запрещали, любили ли они слабые китайские зеленые чаи или же черные индийские чаи, и следует ли готовить сладости на свином сале или же на растительных маслах. Конечно, она была безразлична к их ответам и приказала подать то, что сама желала, но вежливость была соблюдена.
Перед полуднем она поставила конных китайских стражников в мундирах алого и желтого цвета объявлять о паланкинах. Час спустя паланкины, каждый с пятью носильщиками и двумя всадниками, ждали у ворот британского посольства, и когда иностранные дамы вышли, то паланкины были опущены, а их занавеси открыты, чтобы дамы могли войти. Словно этой вежливости было недостаточно, императрица приказала начальнику Совета по дипломатической службе взять четырех переводчиков, всех в паланкинах, и еще восемьдесят человек верхом и еще шестьдесят конных стражников, чтобы встретить дам. Каждый мужчина был одет в официальное платье и оказывал иностранным гостьям всяческую любезность.
У первых ворот в Зимний дворец процессия остановилась, и дамы были приглашены войти в них пешком. За воротами их ждали семь дворцовых паланкинов, обложенных подушками из красного атласа. Каждый паланкин несли шесть евнухов, облаченных в яркий желтый атлас и подпоясанных малиновыми поясами. Сопровождаемые эскортом, дамы доехали в паланкинах до вторых ворот, где процедура повторилась.
Затем императрица приказала, чтобы их усадили в маленькие вагончики, которые тянул паровозик, купленный несколько лет назад императором для забавы и ознакомления у иностранцев. Поезд провез их через Запретный город ко входу главного дворца. Во дворце гостьи пили чай и отдыхали. Затем высочайшие принцы пригласили их в Зал аудиенций, где на тронах сидели император с супругой. Императрица, этот лукавый дипломат, пожелала, чтобы ее племянник сидел сегодня у нее по правую руку, дабы в глазах приглашенных они казались неразделимы.
Сообразно длительности пребывания в Пекине, гостьи встали по порядку перед тронами, и переводчик представил каждую по очереди принцу Цину, который затем представил их императрице.
Императрица пристально вглядывалась в каждое лицо, и как ни поразило ее увиденное, она склонялась со своего трона, протягивая обе руки, усыпанные драгоценностями, брала каждую гостью за правую руку и надевала на указательный палец кольцо из чистого массивного китайского золота, украшенное большой круглой жемчужиной.
