Перл Бак - Императрица
— Предательство, предательство! — закричали все в один голос.
Императрица протянула вперед руки, и на очаровательном лице ее появилось выражение мольбы.
— Встаньте, прошу вас, — сказала она. — Располагайтесь, как если бы вы были моими братьями, и давайте подумаем вместе, как нам сорвать этот отвратительный заговор. Я не боюсь своей смерти, я боюсь смерти нашей страны, порабощения нашего народа. Кто защитит его, когда меня не станет?
Заговорил Жун Лу:
— Ваше высочество, ваш генерал Юань Шикай здесь. Я решил его вызвать и теперь умоляю разрешить ему самому рассказать о заговоре.
Императрица наклонила голову, чтобы показать свое позволение, и Юань Шикай вышел вперед, одетый в воинские одежды, с широким мечом у пояса, и почтительно опустился на колени.
— Утром пятого дня этого лунного месяца, — начал генерал громким ровным голосом, — я был в последний раз призван к Сыну неба. Я прежде призывался трижды, чтобы выслушать план заговора, но это была последняя аудиенция перед тем, как деяние должно было совершиться. Час был ранний. Император сидел на троне Дракона почти в полной тьме, ибо свет утра еще не достиг Тронного зала. Он знаком показал мне подойти ближе и выслушать его приказания, и я так и сделал. Он велел мне поспешить как можно быстрее в Тяньцзинь. Там я должен был умертвить наместника Жун Лу. Затем я должен был поспешить обратно в Пекин, взяв с собой всех своих солдат, чтобы схватить вас, Священная мать, и запереть в вашем дворце. Печать, говорил император, должна была принадлежать ему, раз он взошел на Трон, и он не мог простить вам, ваше высочество, что вы храните ее у себя, принуждая его рассылать указы, подтвержденные одной лишь его личной печатью, и таким образом показывая народу, что вы не доверяете ему. Как знак того, что его приказ был безусловным, он дал мне маленькую золотую стрелу для подтверждения моих полномочий.
И Юань Шикай вытащил из-за пояса золотую стрелу и поднял ее, чтобы все видели.
— А какую награду он обещал? — спросила императрица, ее голос был спокоен, а глаза ярко горели.
— Я должен был стать наместником этой провинции, ваше высочество, — ответил Юань.
— Это небольшая награда за такую великую услугу, — сказала она. — Будьте уверены, что моя будет намного больше.
Пока генерал говорил, Верховные советники стонали, возмущенные таким коварством. Когда он закончил, они упали на колени и стали умолять императрицу взять обратно трон Дракона и спасти страну от варваров западных морей.
— Клянусь, что выполню вашу просьбу, — милостиво сказала она.
В полночь все было уже согласовано. Советники вернулись в город, а Жун Лу незамедлительно отправился приводить план в действие. Императрица сошла с трона и, опираясь на руку своего евнуха, прошла в спальный покой. Словно это была обычная ночь, она позволила искупать себя, надушить, расчесать и заплести волосы и в благоухающих шелковых ночных одеждах отошла ко сну. Наступал рассветный час, когда должны были схватить императора, но она закрыла глаза и уснула безмятежным сном.
Когда она проснулась, во дворце царило безмолвие. Солнце стояло уже высоко, воздух был сладостен и прохладен. Несмотря на страхи и предупреждения придворных врачей, которые объявили, что ветры ночи были недобрыми, императрица всегда спала с открытыми окнами и даже не задергивала занавески на кровати. Две фрейлины сидели рядом, наблюдая за ней, а за ее дверьми на страже стояли десятка два евнухов — не больше и не меньше, чем всегда. Императрица встала и, как обычно, позволила своей служанке заняться ее туалетом, задержавшись немного дольше над выбором драгоценностей. Наконец она выбрала аметисты, темную сумрачную гемму, которую надевала нечасто. Ее одежды также были темны, густосерый парчовый атлас, а когда служанки принесли орхидеи для головного убора, она от них отказалась, так как в этот день должна была быть величественной.
Однако она съела свой обычный обильный завтрак, поиграла с собаками и подразнила птицу. Тем временем Ли Ляньинь ждал во внешнем зале, пока, наконец, она не вызвала его.
— Все ли хорошо? — спросила она, когда он появился.
— Ваше величество, ваше приказание выполнено, — сказал он.
— Находится ли наш гость на острове? — осведомилась она. Ее красные губы затрепетали словно от тайного смеха.
— Ваше высочество, два гостя, — сказал он. — Жемчужная наложница побежала за нами и, ухватившись за пояс своего повелителя, так крепко сцепила руки, что мы не осмелились оторвать ее силой, как не могли мы взять на себя вольность уб›ить ее без вашего приказа.
— Позор тебе, — сказала она, — когда я вообще приказывала… ах, ладно, если он здесь, то она ничего не значит. Я отправлюсь к нему и представлю доказательства его предательства. Ты будешь сопровождать меня. Стражи мне не нужно — он беспомощен.
Она щелкнула пальцами своей любимой собаке, и могучий пес, белый, словно северный медведь, вприпрыжку побежал за ней. За ними следовал Ли Ляньинь. Молча они прошли к озеру и перешли по мраморному мосту. По пути она смотрела на созданную ею самой красоту, на пламенеющие кленовые деревья на склонах гор, на поздние розоватые лотосовые лилии на воде, на золотые крыши и возносящиеся вверх стройные пагоды, на парки, поднимающиеся террасами, и сосновые боры. Все, все это было ее, было создано ее умом и сердцем. Однако все это теряло смысл, случись ей остаться здесь пленницей. Да, даже красота не спасет ее, случись ей потерять свою власть и свободу. Увы, она жалела, что приходится держать еще одного пленника, однако она должна была это делать, и не ради одной себя, но ради ее народа. Ее мудрость, как она искренне верила, должна была спасти страну от безрассудства ее племянника.
Утвердившись в своей воле, она достигла острова, а рядом с ней бежал огромный пес, а следом шел высокий сумрачный евнух, и она вошла в павильон.
Император встал, чтобы приветствовать ее. Узкое его лицо было бледно, большие глаза грустны, а мягкие губы, напоминающие своей утонченностью женские, дрожали.
— На колени, — сказала она, а сама села на центральное место. В любом зале, павильоне, спальне или комнате отдыха место в центре было ее.
Император упал перед ней на колени и уткнул голову в пол. Огромный пес тщательно его обнюхал с головы до ног, а затем лег подле ног хозяйки, чтобы охранять ее.
— Ты! — сказала императрица крайне ожесточенно, пристально глядя на мужчину, стоявшего на коленях. — Ты, которого следует задушить, разрезать на полоски и бросить диким зверям!
Он не отвечал и не двигался.
— Кто посадил тебя на трон Дракона? — спросила она. Она не повышала голоса, но этого и не требовалось, ее голос холодной сталью пронзал его уши. — Кто пришел ночью и взял тебя из кровати, скулящего ребенка, и сделал тебя императором?
Он пробормотал какие-то слова, которых она не расслышала. Она толкнула его ногой.
— Что ты там говоришь? Подними голову, если ты осмеливаешься дать мне тебя услышать.
Он поднял голову:
— Я сказал… По мне, лучше бы вы не брали того ребенка из его кроватки.
— Ты тщедушный человек, — возразила она, — которому я дала высочайшее место в мире! Как бы радовался сильный человек, как бы он был мне благодарен, своей приемной матери, как бы был он достоин моей гордости. Но ты, с твоими иностранными игрушками, с твоими забавами, развращенный евнухами, боящийся супруги, выбирающий мелких наложниц в ущерб ей, твоей императрице! Говорю тебе, нет такого маньчжурского принца или простолюдина, который бы не молился, чтобы я забрала обратно трон Дракона. Днем и ночью меня заклинают об этом. А кто поддерживает тебя? Глупец, кто, кроме китайских мятежников? Таков их заговор — уговаривать тебя, льстить и убеждать слушать их, и когда ты окажешься в их власти, они сместят тебя и покончат с нашей династией. Ты предал не только меня, но и наших священных Предков. Наших могучих Предков ты готов принести в жертву! Реформы! Плюю я на реформы! Мятежники должны быть убиты — а ты, а ты…
Ей внезапно стало тяжело дышать. Она приложила руку к сердцу и почувствовала, что оно бьется так, будто вот-вот разорвется. Пес посмотрел вверх и зарычал, она попыталась улыбнуться.
— Пес верен, а человек — нет, — сказала она, — однако я не хочу твоей казни, племянник. Ты даже сохранишь звание императора. Но ты будешь жалким пленником под стражей. Ты станешь умолять меня сесть на твое место и править страной. А я уступлю тебе и сделаю это искренне, ведь, раз ты слаб и не годен править, я вынуждена занять твое место. И с этого часа, пока ты не умрешь…
В этот миг занавеси в дверном проеме раздвинулись, и вбежала Жемчужная наложница и бросилась на пол рядом с императором, громко рыдая. Она принялась умолять императрицу больше его не порицать.
— Уверяю вас, Священная мать, — рыдала она. — Он сожалеет, что потревожил ваш ум. Он желает только хорошего, уверяю вас, ибо не было еще человека более доброго и мягкого. Он не обидит и мыши. Да, уверяю вас, Священная мать, на днях моя кошка поймала мышь, а он своими руками разжал ей рот и вынул мышь, пытаясь оживить ее.
