Отречение - Алиса Клима
Ларионов посмотрел на нее испытующе.
– Да, – сказал он, – мне дали комиссара…
Вера почему-то ощутила, как одновременно к глазам ее прилили слезы и волосы встали дыбом по всему телу.
Ларионов пожал плечами и устремил взгляд вдаль. Вера видела, как его глаза тоже заблестели, и ей захотелось прижаться к нему в этот момент. Она видела, что он страдал. Он не мог притворяться! Он ждал презрения.
Вера поднялась, оправляя подол платья.
– Ты уходишь? – спросил Ларионов, глотая ком в горле и стараясь сохранять самообладание.
Вера смотрела на него, ощущая, как ее душат чувства, и изо всех сил стремилась их подавить. Она не понимала, что именно клубилось в ее душе. В ней не возникло презрения к нему; в ней не возникло желания оттолкнуть его. Но эта новость повергла ее в оцепенение. Вера не понимала, что она хотела бы ответить ему. Слезы подкатывали, и в сердце была какая-то необъяснимая боль. Она впервые почувствовала потребность все обдумать, а не «стрелять с бедра». Но, как поднимается солнце из-за горизонта, затмевая все остальное вокруг, в душе ее на фоне всего прочего вдруг поднялось чувство сострадания к этому человеку. И именно поэтому ей захотелось плакать. Она вдруг увидела безысходность и отчаяние, в которых он жил все это время и все же решился поговорить с ней. Она теперь понимала, отчего он пил все эти дни. Его терзал вопрос: как ему жить со всеми этими знаниями?
Перед глазами ее пронеслись картины их лагерной жизни, страшные испытания, выпавшие им на двоих, и она больше не могла испытывать к нему презрения. Она ясно ощущала, что это не с ней и не с ним по отдельности происходили все эти страдания, а с ними обоими. Вера с изумлением поняла, что все это время, все эти годы, которые пролегали между ними, она была неразделима с ним где-то глубоко внутри. Это открытие затмило, как солнце, все остальные открытия.
Ларионов видел на ее лице какую-то борьбу. Он поднялся.
– Верочка, ты дрожишь, – сказал он, сам сотрясаясь от ударов сердца. – Я все понимаю, поверь. И знаю все, о чем ты думаешь, – говорил он поспешно. – Но я чувствовал необходимость сказать тебе. Я не смог умолчать об этом…
Вера смотрела на него огромными глазами, но Ларионов не увидел в них отречения. Он увидел только удивление и растерянность.
– Вас переведут? Когда? – вдруг спросила она.
Ларионов засунул руки в карманы брюк, так как не знал, куда девать себя.
– Не знаю. Весной или летом, вряд ли раньше, но…
– Это неважно, – сказала она быстро и пристально посмотрела на него. – Я благодарна вам за искренность.
Ларионов чувствовал, как от волнения у него почва уходит из-под ног. Он вовсе не это ожидал от нее услышать.
– Это важно, – сказал он сурово и уверенно добавил: – Все будет хорошо.
– О чем вы? – Вера бросила на него пытливый взгляд.
– Ни о чем. Просто я это знаю. – Ларионов отвернулся.
Вера пошла в сторону лошадей.
– Ты хочешь уйти? – спросил Ларионов тихо.
Вера отвязала свою лошадь и повернулась к нему.
– От комаров спасенья нет, – сказала она с неожиданной улыбкой. – Я устала. Вам придется самому вести Ромашку обратно.
Ларионов стоял в нерешительности. Он не мог понять, что творится с Верой. Неужели ей стало его жаль? Что же еще?
– Чего же вы ждете? – засмеялась Вера, протерев глаза ладонями.
Ларионов смущенно направился к ней и подсадил ее на Ромашку.
– Позвольте мне обрамить фотографию ваших родителей? Дедушка Ахмед из шестого барака делает хорошие поделки из дерева, – сказала Вера, когда они уже спускались с утеса по той же каменистой тропинке. – Если решите, поставите ее в своей комнате. Будет начало семейного древа…
Ларионов привязал свою лошадь к седлу Веры, а сам вел Ромашку под уздцы.
– Да, Верочка, я полностью доверяю тебе в вопросах семейных древ – мой опыт тут очень печален. – Ларионов оглянулся на Веру и слабо улыбнулся. Он не мог решиться сказать Вере о своем браке с Лисичкиной. Это было невозможно и выше его сил.
– А мы сможем когда-нибудь прокатиться вон туда? – Вера указала пальцем на другую сторону оврага.
Ларионов был взволнован оттого, что Вера так вела себя с ним. Он знал, что она не способна на притворство, и поэтому не мог понять, почему она с ним так ласкова.
– Когда ты пожелаешь, – ответил он глухо. – Только надо что-то делать с твоим костюмом. В платье неудобно и тяжело ездить верхом. Да и комары допекают…
– У меня нет брюк, – пожала плечами Вера. – Я привыкну.
– Что-нибудь придумаем.
– А то, что мы отлучаемся из лагеря, вам не навредит? – спросила Вера чуть игриво.
Ларионов выглядел озадаченным по итогам их разговора.
– Мне навредит, если я не буду отлучаться с тобой из лагеря, – осмелился заметить он, и Вера опустила глаза.
Она сама не могла понять своего поведения. Ничто в ней не противилось его обществу. Его повышение, казалось бы, должно было ее оттолкнуть. Но Вера ощущала вольность, которую давно не чувствовала. Ей так хотелось испытывать эту простую девичью радость – ухаживания мужчины, который был ей интересен и небезразличен, что теперь, осознав, что он к весне может навсегда покинуть лагерь и они снова расстанутся, она совершенно без сомнения решила следовать своим инстинктам.
И, несмотря на то что, как и прежде, между ними была дистанция, Вера перестала, к собственному удивлению, думать о Ларионове как о ком-то враждебном.
Глава 19
С тех пор, как они выезжали на утес, прошло уже несколько дней. Ларионов наблюдал за Верой и не мог объяснить ее приподнятого настроения. Она не только не избегала его и не была с ним холодна, но, напротив, казалась весела, ласкова и спокойна. Она одаривала его улыбками при встрече, радостно делилась с ним всеми новостями и достижениями своих учеников.
Ларионов по-прежнему старался не злоупотреблять ее благосклонностью, сдерживал порывы видеть ее чаще и боялся проявить настойчивость. Но она бесконечно маячила перед ним в новых нарядах, которые он ей подарил; он часто слышал ее смех и замечал любопытные взгляды других женщин. Друзьям Веры было известно, что она не была близка с Ларионовым, но перемены, происходившие с ней с момента его возвращения, были очевидны.
Инесса Павловна пришла к Ларионову и долго благодарила его за воссоединение с мужем. Ларионов без стеснения сказал ей, что
