Загадочная пленница Карибов - Вольф Серно
Когда цветы уже лежали в корзине служанки и сеньора двинулась дальше, Франсиска несмело остановила ее:
— Донья Инес!
— Что? — обернулась дама. Капризный изгиб ее рта выражал крайнее нетерпение.
Ее губы были ярко-красного цвета, подведенные брови удерживали на лбу маленькие капельки пота. Платье из тяжелого бледно-лилового атласа пришлось немного выпустить спереди, по поводу чего шушукались ее подружки. Донья Инес знала это. Но она была так счастлива своим новым положением, что готова была демонстрировать его всему свету, невзирая на этикет.
— Можно поговорить с вами с глазу на глаз? Если позволите, донья Инес? — Франсиска придала своему голосу таинственность.
— Да? — Любопытство взыграло в сеньоре, и она позволила отвести себя на пару шагов в сторону.
— Донья Инес, позвольте мне один вопрос! Как вам удалось забеременеть? — Не успев закончить фразу, Франсиска поняла, как глупо звучит ее вопрос и поспешила прибавить: — Ну я, конечно, понимаю… ну… откуда берутся дети…
Над переносицей доньи Инес возникла не предвещавшая ничего хорошего складка. Франсиска решила брать быка за рога:
— Донья Инес, я от всего сердца желаю вам и тому, кто скоро появится на свет, всего самого наилучшего! О, как я была бы счастлива оказаться в вашем положении, сеньора! Я и мой добрый муж Хайме уже много лет мечтаем о ребенке, но Пресвятая Дева до сего дня не слышит наших молитв. Хоть во всей Гаване вряд ли найдется более ревностная прихожанка, чем я!
— Ах, вон оно что… — Лицо сеньоры снова разгладилось. — Почему бы мне и не поделиться с тобой? Ты всегда продаешь мне самый лучший товар. Так слушай: я ходила к одной старой ведунье, которая живет в лесу к западу от города. Ей приписывают страшную силу! — Донья Инес решила, что сказала уже и так слишком много, и повернулась, чтобы уйти. Однако, отправив вперед свою служанку, она оглянулась и добавила: — Спроси старую Мароу. — И ушла.
«Мароу… Мароу… Мароу…» — как заклинание, твердила про себя Франсиска имя ведуньи, которая жила к западу от Гаваны. Не так уж далеко. Прямо сказать, совсем близко. Надежда пустила свои ростки в ее душе, и женщина решила немедля поддержать их.
— Чика!
Закутанное в покрывало создание, которое бледной тенью держалось поодаль, тут же предстало перед ней.
— Мне надо отойти. Может быть, надолго. Так что не жди меня и после базара иди домой. Может, тебе удастся еще что-нибудь продать до той поры. Ты же знаешь, как дорожу я моим товаром и не хочу, чтобы он пропал… Разрази меня Бог! — Франсиска ударила себя по лбу. — Ты не можешь говорить! Как ты сможешь назвать цену?
Глаза чики расширились, и она кивнула в сторону аспидной доски у соседнего лотка, а правой рукой сделала движение, словно пишет.
— Хочешь сказать, что умеешь писать?
Голова в плотной накидке кивнула.
Франсиска, которая за всю жизнь не овладела умением написать собственное имя, недоверчиво посмотрела на жалкое создание.
— Ладно, пусть будет так. Посмотрим. А пока что adiys[40]. К ужину вернусь. Позаботься о Хайме, если он придет раньше меня.
Чика послушно опустила глаза. У нее были длинные светлые с рыжеватым оттенком ресницы.
— Благослови вас Бог, целительница! — поприветствовала Франсиска, смиренно остановившись на пороге.
Она вглядывалась в темное жилище и ничего не могла разглядеть, кроме очага посередине, который скудно освещал бесчисленные глиняные горшки и темные бутыли в дальнем углу.
— Называй меня просто Мароу, — послышался голос. Сама ведунья скрывалась во тьме, как паук в своей паутине. — Подойди поближе, дай посмотреть на тебя. Мои глаза уже не так прозревают тьму.
Франсиска нерешительно сделала несколько шагов. Она почти раскаялась, что пришла сюда. Было в этом месте что-то жуткое.
— Вот так лучше.
И Франсиска смогла разглядеть представшую перед ней.
То, что она увидела, заставило ее содрогнуться. Никогда в жизни она не встречала такой бесформенной расплывшейся фигуры. Перед ней восседала женщина, голова которой была как орех — круглой и столь же маленькой. Казалось, она не имела никакого отношения к той жировой горе, на которой лежала. А гора эта колыхалась и перекатывалась во все стороны, словно жила собственной жизнью.
Мароу засмеялась. Это было похоже на бульканье закипающего супа:
— Да-да, я не самое стройное создание на свете, это ты правильно заметила. И двигаюсь я, только когда уж сильно припрет. Но такое случается редко. Люди, которым от меня что-то нужно, сами приходят ко мне. Как и ты. Так как твое имя и зачем ты пришла?
— Я Франсиска Оэлос, — ответила Франсиска, изо всех сил стараясь придать голосу естественное звучание. — Я знакома с доньей Инес, которая поведала мне ваше имя…
— Твое имя…
— Что?
— Можешь спокойно говорить мне «ты», как и я тебе. Итак: «которая назвала мне твое имя»…
— Да… хорошо. Которая назвала мне твое имя, Мароу.
— Уже лучше. Не бойся, мы ведь здесь одни, а, Каналья?
При этих ее словах откуда ни возьмись слетел трогон, чуть не до смерти напугав Франсиску. Вообще-то она заметила сидящую на жердочке птицу, но думала, что это чучело. Каналья приземлился на голову Мароу, встряхнулся и застыл в прежней позе. Мароу сказала:
— Я не знаю никакой доньи Инес. По крайней мере, не знаю женщины, которая назвалась бы таким именем. Но хорошо знаю сеньору, которую ты имеешь в виду. Это я всегда знаю. — Она снова забулькала. — И знаю, что ты назвала мне свое настоящее имя. А теперь ответь мне, почему ты так жаждешь ребенка?
Франсиска оторопела:
— Не знаю. Но так должно быть. Всегда так было.
— Расскажи мне о себе. Я смогу тебе помочь, только если буду знать все. Не хочешь — можешь прямо сейчас уйти.
— Клянусь Пресвятой Девой, нет!
Нет, Франсиска не ушла бы ни за что на свете! И поэтому начала рассказывать о Хайме, об их жизни, о том, что происходит изо дня в день. Когда она закончила, целительница помолчала, а потом вдруг приказала:
— Пододвинь ту скамью и ложись на нее голой.
— Голой?
— Да, голой. Мне надо посмотреть твое тело.
Франсиску покоробило. Она не была привычна раздеваться перед чужими людьми, да и перед собственным мужем тоже. Когда он возлегал с ней, она всегда была в исподнем, которого не снимала даже во время исполнения супружеских обязанностей. Плотское единение не должно переходить в утехи, оно служит лишь деторождению, продолжению рода… Франсиска нехотя разделась.
— Пододвинь-ка скамью еще ближе, на расстояние моей вытянутой руки и ложись на нее животом вверх.
После некоторой заминки
