Иван Фирсов - Головнин. Дважды плененный
Сейчас командир был уверен в успехе. В эти дни он делился сокровенным: «… мы вспоминали с живейшей благодарностью имена генерал-майора Орловского и кораблестроителя Стока. Сей последний под непосредственным наблюдением господина Орловского строил наш шлюп, который так хорошо выдержал все бури, коим мы были подвержены. Желательно, чтоб все строители с таким тщением и усердием скрепляли свои корабли; но к несчастью мореплавателей, не всегда так бывает!»
И все же стихия порядком испытывала стойкость русских моряков. Казалось, вот-вот шлюп достигнет заветного места, но напор волн и ветра заставлял лавировать без продвижения вперед.
Однажды встречный ветер стих, а неизвестное течение уволокло шлюп на 50 миль к северо-востоку. В другой раз штормовые волны подобрались к пристанищу капитана: «… при весьма жестокой буре от севера, которая развела столь сильное волнение, какого мы во все путешествие не имели, один вал, вышед из-под кормы, так сильно ударил вверх, что в кормовых окнах выбил рамы и щиты и наполнил мою каюту водою, которою множество из вещей перемочило. Я принужден был велеть во все окны вставить щиты, обить их изнутри парусиной и приготовить парус, чтоб обтянуть корму на случай, если бы щиты волнением выбило, что нередко случается в здешнем бурном море».
Без малого целый месяц боролись мореходы с коварным океаном и вышли победителями. На переломе января проглянуло вдруг долгожданное солнце, подул попутный южный ветер. Командир вскинул подзорную трубу. На востоке у горизонта обозначились четыре горных пика. Головнин прикинул расстояние, взглянул на карту. «Так и есть, острова Кампании!»
— Право руль, на румб норд!
Лениво переваливаясь на встречной волне, «Камчатка», накренившись на левый борт, ложилась на курс к далеким берегам Перу…
«Городом королей» назвал Лиму ее основатель, испанский конкистадор Франциско Писарро. Подъезжая к столице Перу, Головнин и его спутники ожидали увидеть красоту и величие одного из городов, сооруженных завоевателями на богатой когда-то золотом и серебром древней земле инков. Увы, взоры их порадовали своим видом лишь каменные ворота на въезде, «украшенные столпами Дорического ордена. А сам город, — заметил Головнин, — нимало не соответствует красоте ворот. Я очень много обманулся в своих ожиданиях, думая найти Лиму красивым городом. Но теперь увидел, что нет большого города в целом свете, который бы имел столь бедную наружность: улицы длинные и прямые, но крайне узки и нечисты, домики все одноэтажные и двуэтажные, низенькие со смешными деревянными балконами, оштукатуренные и выбеленные, но так дурно, что все они кажутся запачканными в грязи».
В Лиму моряков привезли в королевских экипажах из порта Кальяо, где бросила якорь «Камчатка».
Вице-король, испанский наместник, радушно принимал русских офицеров в своей резиденции. В столице разговаривали только на испанском, но Головнина выручило неплохое знание французского. Среди приближенных нашелся чиновник, владевший французским…
Роскошный обеденный стол изобиловал блюдами «в испанском вкусе: жирно и с чесноком, суп, говядина, ветчина, сосиски, голуби, индейка и другие птицы в соусе, много зелени и плодов».
Рядом с Головниным расположился негоциант в нарядном камзоле, украшенном российским орденом Святой Анны, Педро Абадия. Правитель торговой компании неплохо изъяснялся по-французски.
— Я хорошо помню русского капитана Михаила Лазарева. Он первым посетил наш порт Кальяо, выгодно купив у меня большую партию хины. От него я узнал о делах вашей компании в Ситхе. Ваш император удостоил меня сим орденом за помощь и содействие вашим судам.
Слушая собеседника, Головнин вспомнил прошлогодние статьи в петербургских журналах о кругосветном плавании корвета «Суворов». Повидаться с его командиром не пришлось.
Словоохотливый негоциант продолжал начатый разговор:
— Меня поразил прекрасный вид судна, которое называлось «Суворов». Видимо, его капитан славный моряк. К тому же у него и добрая душа. Весь город Кальяо не забыл еще, как торжественно они хоронили тогда вашего усопшего простого матроса. Капитан Лазарев и все офицеры провожали его на кладбище.
— Мне весьма лестно слышать похвалу о моем соотечественнике, но таковы вековые обычаи у русских людей. К сожалению, я не имел возможности познакомиться с капитаном Лазаревым.
Продолжая беседу, Абадия предложил за умеренную плату снабдить моряков провизией, а после королевского обеда пригласил их к себе домой…
Провожая их вечером, он взял слово с Головнина приехать погостить в воскресенье.
Переодевшись в цивильное платье, чтобы не привлекать внимание жителей, командир, взяв с собой трех гардемаринов, отправился в воскресенье с визитом к дону Педро Абадия.
Оставшиеся на корабле не скучали. Перед обедом к борту «Камчатки» подходили одна за другой лодки со знатными испанцами. Многие из них были с дамами. Оказалось, что здесь принято посещать каждый прибывший в порт корабль дружественной державы. Приехали именитые гости и из Лимы, нанести визит капитану. Вели себя испанцы довольно развязно, уселись на шканцах, заиграли гитары, закружились пары. Лукавые испанки быстро познакомились с моряками. Их кавалеры довольно снисходительно смотрели на проказы своих подруг. Одна из дам вызвала на танец Федора Матюшкина, потом просила жестами показать, где обитает Федор… Сверкая глазами, осмотрела каюту, Матюшкин налил ей бокал вина. Гостья немного отпила, потом вдруг схватила Федора в свои жаркие объятия, страстно целуя, и опустилась с ним на. диван… Смущенного Федора, впервые в жизни очутившегося в таком положении, выручил Врангель, без стука отворивший дверь. Зажигательная испанка не стушевалась, чмокнула Матюшкина в губы и, хохоча, убежала на палубу…
— Налетела, словно коршун, бесстыдница, я и опомниться не успел… — вытирал вспотевший лоб оторопевший приятель.
На другой день любознательный Матюшкин отпросился у командира на берег. Федор договорился с начальником королевской гвардии подполковником Прато, что тот будет сопровождать его на прогулке. Прато когда-то служил в русских войсках и сносно разговаривал по-русски.
Не успел Матюшкин высадиться на пляж, как его поразил вид купающихся в море. Кавалеры в купальниках держали за руки своих дам, которые, не раздеваясь, в платьях, полоскались в прибрежных волнах.
Прато, улыбаясь, пояснил Матюшкину:
— В Кальяо каждый день приезжают из Лимы купаться в море состоятельные люди. Дамы; на пляже не обнажают перед кавалерами свои дородные тела. Но вы поглядите на них в городе, там они наверстывают упущенное. И в самом деле, на улицах испанки вели себя довольно фривольно, не стесняясь показывать свои прелести мужчинам.
Тот же Прато объяснил все довольно просто.
— В Кальяо немало куртизанок, даже замужних дам, они не гнушаются развратом ради корысти, а их мужья этого не замечают…
Неподалеку от пляжа, в просторном здании, находилась Морская школа. В классной комнате преподаватель, узнав, что Матюшкин русский офицер, начал что-то горячо объяснять юным перуанцам.
— Он рассказывает, — переводил Прато, — царь Петр убежал из Москвы от врагов на остров Котлин, где теперь строят корабли.
Матюшкина покоробило.
— Будто об азиатах излагают российскую историю, — удивится Федор. — Позвольте я расскажу коротко этим юношам правду о России.
Не торопясь, Федор, обстоятельно, с расстановками, пока переводил Прато, изложил историю российского флота.
К удивлению Матюшкина, когда он кончил, молодые люди начали притопывать правой ногой. Прато расплылся в улыбке.
— Сие они аплодируют оратору…
На окраинах небольшого города Кальяо повсюду виднелись разрушенные, заросшие кустарником и деревьями стены и фундаменты, остатки развалившихся замков, домов. Федор вопросительно посмотрел на попутчика.
— Полвека тому назад на Кальяо обрушилось страшное землетрясение, почти весь город лежал в развалинах.
Матюшкин заинтересовался, разыскал очевидца, седого старика, угостил его вином.
— Давно это было, — начал рассказ, видимо, набожный старик, — в Кальяо золото и серебро текли ручьями, испанцы погрязли в безверии, пьянстве и разврате. Целыми ночами, раздевшись донага, предавались неистовым пляскам без всякой меры, подобно Содому и Гоморре. В одну из таких ночей Господь покарал безумцев. В один миг земля разверзлась, город провалился под землю. На его место хлынул океан и выбросил на берег множество кораблей.
Вечером в кают-компании моряки делились впечатлениями об увиденном и услышанном в Перу.
Немногословный командир прислушивался, запоминал сказанное, сравнивал со своими впечатлениями. Все это излагал в записках. Об истории Лимы и Перуанского королевства, ее правителях и духовных наставниках, монастырях и военной силе, выгодах торговли россиян с Перу, образе жизни и обитателях. Не обошел вниманием и прекрасную половину. «О женщинах здешних, даже из лучшего состояния, я немного слышал хорошего насчет их нравственности: все испанцы и поселившиеся здесь иностранцы, с которыми мне случалось о них говорить, смеялись и называли их слабыми и снисходительными. Я приписывал сие жаркому климату и праздной жизни, от которой удивительно как они тучнеют, но мне сказали, что склонностями их более управляет корыстолюбие, нежели другие какие-либо побуждения…»
