Питер Дарман - Парфянин. Книга 1. Ярость орла
Лодка оказалась маленькой, одномачтовое рыбачье суденышко, от которого разило тухлой рыбой и солью. Я перенес Домита на лодку на собственных плечах, поскольку он заявил, что мы должны все время изображать господина и раба. Ему помог взобраться на борт похожий на рептилию мужик, от которого несло еще хуже, чем от лодки; капитан, надо полагать. Подняв Домита на борт, я должен был самостоятельно забраться в вонючее суденышко, где мне велели сесть на носу, тогда как мой «хозяин» уселся вместе с капитаном на корме. Команда сидела попарно в середине лодки и гребла веслами, лодка двигалась от берега в море. В ночном мраке, должен сознаться, мне было здорово не по себе, я нервничал, оказавшись в маленькой лодочке посреди огромного моря, но капитан все время болтал с Домитом, который коротко и односложно ему отвечал, так что все опасения быстро развеялись. Я все время смотрел себе под ноги, а сам переход занял меньше времени, чем я ожидал, так что менее чем через час мы медленно вошли в гавань Фурии. Порт освещало множество факелов, установленных на двух изгибающихся волнорезах, которые защищали гавань, а также огонь высокого каменного маяка в конце одного из них. Причалы были забиты судами всех видов и размеров, пришвартованных борт к борту. Город, конечно, находился в осаде, но здешнее население явно не голодало. На берегу за причалами возвышались многочисленные здания складов и галерей, где размещались торговцы и их товары, готовые либо для продажи, либо для дальнейшей транспортировки, но поскольку сейчас стояла ночь, особой активности там заметно не было.
Наше убогое суденышко причалило к берегу, и Домит заплатил капитану оговоренную сумму. После чего показал ему остальную часть и сказал, чтобы тот ждал нас завтра в полдень в этом самом месте.
– Мы будем здесь, господин, – ответил моряк, рассчитывая получить и эти легкие денежки, хотя, следуя за Домитом мимо складов и далее в город, я подумал, а не помчится ли он в ближайшие казармы, чтобы донести на нас дежурному центуриону. Однако у него не было причин что-то подозревать. Домит являлся римским гражданином, а я, очевидно, его рабом. Мы нашли приют на ночь в грязной, завшивевшей таверне, битком набитой моряками, которые сидели за столами в обеденном зале, пальцами пихали себе в рот всякую еду, пили и спорили со всеми и обо всем. Домит заказал себе свинину, хлеб и вино, а я выбрался наружу и пристроился во дворе, возле конюшни. Там уже сидели несколько рабов, серые тени, лежащие у стены и по большей части спящие. Я занял место рядом с ними – еще одна куча тряпья с упрятанными в ней человеческими бедами и несчастьями. Чуть позже Домит вышел во двор с куском хлеба и кувшином воды. Я выпил воду, но от хлеба отказался – он был твердый, как камень.
– Уходим на рассвете, – прошептал я ему. – Надеюсь, ты хорошо и плотно поел и выпил.
Он, должно быть, заметил мой сарказм.
– Вполне прилично, спасибо, раб.
Я едва ли спал в ту ночь, а когда занялась заря, серая и холодная, я зашел в конюшню и умылся водой из корыта для лошадей, а затем стал ждать Домита. Он вышел из таверны, чисто выбритый и улыбающийся. Мои сотоварищи по ночлегу уже просыпались и потягивались, так что я накинул на голову капюшон, чтобы скрыть свои длинные волосы, и мы вышли со двора. Домит шел впереди, указывая дорогу. Мы выбрались на улицу и быстро зашагали по узкому тротуару.
– Дома богатых находятся в северной части города, – рассказывал он по пути. – Марк Аристий живет на вилле, которая, кажется, называется «Купеческий дом». Но мы туда не пойдем.
– Почему? – спросил я.
– Потому что Абунданция уже раздвинула для тебя ноги.
– Ты что, пьян?
– Абунданция – это богиня удачи. Я вчера вечером поболтал с одним матросом, и он сказал, что из Африки только что привезли партию рабов и нынче их будут продавать на рынке с аукциона. А из того, что мне известно об этом Марке Аристии, следует, что он непременно будет там.
Он был прав, особенно если на аукцион собирались выставлять юных мальчиков, вот мы и отправились на невольничий рынок. Еще до того, как мы увидели десятки мужчин, женщин и детей, выставленных на продажу, в ноздри нам ударила вонь немытых тел и человеческих несчастий. Сотни горожан, от очень богатых до типичных простолюдинов, уже собрались здесь, рассматривая рабов и требуя, чтобы им разрешили пощупать живой товар. Некоторые рабы, по большей части женщины, стояли голыми на вращающихся платформах, чтобы потенциальные покупатели могли точно видеть, что именно приобретают. Другие просто стояли, опустив головы, на высокой платформе, с пустым и отрешенным выражением на лицах. У некоторых рабов одна нога была вымазана мелом, и это, как объяснил мне Домит, означало, что их привезли из чужих стран. У других на груди, свисая с шеи, висели таблички с указанием их национальности, происхождения, положительных и отрицательных черт характера и ремесел, какими они владеют. Торговля шла быстро, продавцы и покупатели ругались и спорили о цене отдельных рабов и целых партий. Я по-прежнему не снимал с головы капюшон и плотнее запахнул плащ, стараясь сохранить инкогнито. Следуя за Домитом по рынку, я все пытался высмотреть Аристия. И уже начал думать, что мы зря сюда пришли, когда наконец заметил его – женоподобную жирную тушу в дорогой тоге и с золотыми кольцами на вялых толстых пальцах. Насколько я видел, он был один, хотя, несомненно, где-то поблизости находились рабы, притащившие его сюда в носилках. Я тут же понял, почему он расположился именно в этом месте: напротив, на платформе были расставлены с дюжину черных мальчиков возрастом не более шестнадцати лет. У всех ноги были намазаны мелом, а из одежды на них были лишь набедренные повязки.
– Вон он, ублюдок, осматривает тех мальчиков. Подойдем поближе к этому жирному уроду, – прошептал я Домиту, который медленно шел впереди меня. Он неспешно приблизился к платформе и встал рядом с Аристием. Тот яростно спорил с продавцом, еще одним жирным лысеющим мужчиной, который говорил со странным акцентом, чье происхождение я никак не мог определить.
– Шесть тысяч денариев[15] – это сущее вымогательство! – раздраженно вопил Аристий.
– Юные мальчики, только что из Северной Африки, они недешево достаются, вот и недешево продаются! – возражал продавец, не желая уступать.
Аристий явно распустил слюни при виде этих мальчиков и точно мог бы себе позволить такую покупку, но, очевидно, намеревался сбить цену. Вокруг него уже собралась небольшая толпа, а он все продолжал торговаться с продавцом. Я тихонько подошел совсем близко к нему.
– С ними наверняка не все в порядке! – вопил он, тыкая в мальчиков толстым, похожим на обрубок пальцем.
– Да они почти голые, – возражал продавец, – сам можешь видеть, что они в прекрасном состоянии!
– Мне надо, чтоб они совсем разделись! – потребовал Аристий.
Работорговец вздохнул и кивнул одному из своих помощников, который велел мальчикам снять их набедренные повязки. Они их сняли, и глаза Аристия чуть не выскочили из орбит при виде совсем голых ребят. Я повернулся к Домиту:
– Дай мне несколько монет.
Он протянул мне горсть серебра, и я переместился вперед и встал прямо за спиной Аристия. Толпа вокруг нас стала еще более плотной – все хотели видеть, что происходит.
– Как видишь, они в полном порядке, – заявил продавец.
– Их могли насиловать во время плавания. Знаю я этих морячков! Вели им повернуться спиной!
– Что?! – Работорговец начинал терять терпение.
– Если я смогу убедиться, что их не насиловали и они в полном порядке, тогда ты получишь столько, сколько запросил, – заявил Аристий.
Работорговец снова кивнул своему помощнику, и тот приставил трость к шее первого мальчика и заставил его нагнуться. Аристий наклонился вперед и уставился на задницу раба.
В этот момент я швырнул горсть серебра на землю перед ним. Тут же на этом месте началась жуткая свалка, все вокруг бросились поднимать и хватать деньги, включая и Аристия. При всем своем богатстве и огромном состоянии он, как только что продемонстрировал, был одержим ненасытной жадностью. Однако те, кто собрался вокруг нас, имели точно такие же намерения, так что его бесцеремонно отпихнули в сторону и свалили на землю лицом в грязь. Я встал над ним посреди этой свалки, нагнулся и перерезал ему кинжалом горло, потом распрямился и быстро пошел прочь, не оглядываясь. Домит последовал за мной. Прошла добрая минута, прежде чем я услыхал крики и визг позади – народ наконец заметил, что богатому жирному купцу перерезали глотку.
Многие полагают, что убийцы всегда совершают свои преступления во мраке ночи или в тени, но, сказать по правде, убить человека при свете дня среди сотен потенциальных свидетелей и при этом остаться никем не замеченным совсем нетрудно. Покидая рынок, я проверил, нет ли на моем плаще крови, и убедился, что кинжал надежно спрятан. До порта мы добрались без приключений. Обычная картина: хозяин со своим рабом спешит по заполненным народом улицам, где толпятся продавцы и покупатели. Когда мы пришли в порт, на причалах и в складах кипела деловая активность, небольшие лодки и более крупные корабли то и дело входили и выплывали из переполненной гавани. Городская жизнь протекала как обычно, а мы казались всего лишь двумя никому не нужными обывателями, спешащими по своим делам. Я подавлял желание то и дело оглядываться назад, так как не хотел привлекать к себе излишнего внимания, но меня все точило сомнение, не арестуют ли нас прямо сейчас. К моему огромному облегчению, мы благополучно добрались до рыбачьей лодки, которая привезла нас в Фурии и оставалась пришвартованной к причалу, дожидаясь нашего возвращения. При свете дня она выглядела еще более отвратительно, чем мне показалось вчера: палуба была усеяна рыбьими головами, засыпана рыбьей чешуей и залита чем-то очень похожим на кровь. Я спускался по ступеням к лодке, содрогаясь от мерзкого запаха.
