Александр Антонов - Велиная княгиня. Анна Романовна
- Пусть их каган знает, что белгородцы семь лет осаду выдержат, а потом князь Владимир с ратью придет. Должно знать поганому, что русичи в Белгороде голодать не будут, потому как Господь Бог их питает.
Бирючи вместе с Авдеем Копыто так и прокричали на все четыре стороны. А посадник и от себя добавил:
- Покуда сами живы, убирайтесь от города.
Печенеги не поверили ему. К стенам города примчал сам князь Едигей, потребовал, чтобы показали свой корм.
- Идите и смотрите, - ответил Авдей. В ответ князь печенегов крикнул:
- Пришлите заложников, тогда и мои люди придут, проверят, чем живете. Коль правда, что не голодаете, уйду!
Боярин Глеб того и добивался. Он велел своим сыновьям идти в заложники: ещё крепки были сыновья Кожемяки. И горожан нашел семь человек, из них две женщины были справные. Открыли заложникам ворота, и те ушли от них на полет стрелы. Тут же пришли десять дотошных печенегов и с ними мурза.
- Ну, показывайте, чем живете, - потребовал степняк. Показывать взялся боярин Глеб, по этому поводу вырядившийся в простого горожанина, да верткий, шустрый, сам печенегов со всех сторон осмотрел, а иных и пощупал. Головой качал, сожалел:
- Сами вы на ладан дышите. Нам же с чего голодать? Вот смотрите, нам земля дает корм. Вон колодец, черпайте болтуху, кисель варите. Огонь добрый горит.
Печенеги заглянули в глубокий колодец, сами зачерпнули ведром болтушку, в котел вылили. Она вскоре в овсяный духовитый кисель преобразилась. Хорош овсяный кисель получился - это по постным лицам печенегов Глеб определил: радоваться им не с чего.
- Отведали? Да лишнего не получите, не то из города вас не вытуришь! - кружил вокруг печенегов боярин.
Тут подошла женщина с медным тазом. Глеб и ей киселя налил и продолжал ублажать печенегов.
- Теперь вон сытой запейте наше славное брашно, - предложил он.
Печенеги и сыту сами зачерпнули, как пили, языками цокали. Не скрыли, что сыта им по душе пришлась.
Но осторожны были печенеги, и мурза изрек:
- Не поверит нам князь Едигей, коль сам не испробует киселя и сыты.
- Эвон чего захотели! - воскликнул Глеб да шапкой о землю ударил, ногой топнул, крикнул: - Подайте две конские бадьи, налейте им сыты и болтухи. Нехай живут от доброты русичей!
Принесли две бадьи. А Кожемяка не унимается:
- Наливайте им всклень! Пусть берут, сколько унесут! Нам больше останется.
Ушли пронырливые степняки. Печенежские мурзы и князь сварили болтушку, киселя наелись, сытой запили. Потом и заложников отпустили и ничего им не наказали. Отпустили - и всё.
С вечера, как каждый день, костры в стане врага загорелись, кони, как всегда, ржали. Белгородцы со стены во все глаза смотрели на вражеский стан и уже сомневаться-горевать начали: не уйдет печенег от города. Глеба Кожемяки среди горожан не было, его недобрым словом вспоминали. А он с устатку спал: день был трудный. К полуночи многие ушли со стен, а те, кто остались, сморенные голодом и слабостью, уснули. Как только ночь к рассвету покатилась, во вражеском стане началось шевеление, будто большое стадо овец луговину вытаптывало. Лишь первые лучи солнца показались, белгородцы увидели, что близ города голая степь лежит, нет на ней ни кибиток, ни печенегов: ушли.
Изголодавшиеся белгородцы с облегчением вздыхали и воздавали хвалу Всевыншему за то, что спас их от голодной смерти. Они потянулись на поиски пищи, взяли луки, стрелы, ушли в степь за дичью или со снастями на Северный Донец рыбу ловить. Зашли горожане и к расторопному боярину Глебу Кожемяке, поклониться за спасение города. Эту почтительность горожан Глеб принял как должное: дескать, и не такими делами матушке Руси помогал. А Белгород требовал о себе забот, и Глеб Кожемяка поспешил уведомить княгиню Анну о том, что печенеги ушли от города и ему нужно помочь кормом.
Анна не оставила в беде голодающих белгородцев. По её повелению потянулись из Киева и других мест обозы с хлебом, с мясом, с белоярым пшеном.
В тот день, когда отрока Василька привели к княгине Анне и он рассказал ей о бедственном положении Белгорода, великая княгиня, страстно желая немедленно помочь городу, отважилась было собрать всех ратников в Киеве, поднять свою дружину и идти с ними на помощь белгородцам. Но, подумав на досуге, она позвала в гридницу бояр и воевод, чтобы услышать от них совет, как ей лучше поступить. В гридницу пришли умудренные жизнью бояре, преклонных лет воеводы, которые ходили в походы ещё с князем Святославом, и уже отошедший от дел воевода Василий Косарь сказал от имени собравшихся мужей:
- Матушка-княгиня, у нас нет сил, чтобы выйти навстречу печенегам в чистое поле. До Белгорода семь дней конного пути, и на коней мы можем посадить не больше тысячи человек. С такой силой идти против орды печенегов - это лишь для того, чтобы принять смерть. Вот и думай, государыня.
- Но что же делать, мудрые мужи?! - воскликнула княгиня Анна.
- Одно очевидно: надо слать гонцов в Новгород, к великому князю, чтобы возвращался немедленно.
Сказал своё слово и воевода Малк:
- Нам сейчас надо думать о защите Киева, и не только самого Киева, но и посадов вокруг него. Ведомо всем вам, как разрослись они окрест города. Не одолеют печенеги стен Белгорода и кинутся дикой сворой на Киев - стольный град, всё уничтожая вокруг него. А там живут наши россияне. Защитить их нужно. Вот и поставь, матушка-княгиня, свою малую пружину за посадами, а мы горожан на стены позовем з случае чего…
Княгиня Анна согласилась с умудренными воеводами, зажав боль в сердце за Белгород, послала гонцов в Новгород и вывела свою дружину за посады, к тому же позвала всех посадских жителей копать ров на пути печенегов.
Ещё после того, как печенеги напали на Русь и их побили на реке Трубеж, княгиня Анна с позволения князя Владимира начала собирать свою дружину. Звала она тех, кто уже был не способен ходить в дальние походы, но в Киеве мог служить исправно. Всё это были мужи, многоопытные в ратном деле, храбрые и преданные. Но до сих пор дружине Анны не приходилось участвовать в сечах с врагами. Обычно воины жили по домам с семьями, занимались своим хозяйством, но княгиня платила им за службу, они получали одежду оружие, коней - все с княжеского двора. В весенние и летние дни, как и большинство горожан, воины Анны занимались торговыми делами на берегу Днепра, а те, кто был посноровистее и помоложе, ходили в устье Днепра, к Тавриде и в саму Византию с княжескими товарами, получая немалую выгоду. Но настал час, и дружина княжны встала на защиту города и посадов в ожидании печенегов, которые могли прихлынуть от Белгорода. Однако и на этот раз воинам Анны не пришлось обнажать мечи: отвел от Белгорода и Киева грозную беду мудрый и хитрый россиянин Глеб Кожемяка.
Как только сыновья Глеба принесли в Киев весть о том, что печенеги отхлынули от Белгорода в степи, и как только белгородцам было отправлено пропитание, Анна занялась новым, житейским неотложным делом. Она исполнила просьбу супруга и подобрала княжичу Святополку невесту. Нашла она её в Польше через торговых людей. Это была принцесса Адмунда, дочь короля Бышеслава. Сватаясь, Анна вспомнила своё детство, когда её, пятилетнюю девочку, намеревался взять в жены своему сыну император Оттон Первый. Императором Византии тогда до Цимисхия был Никифор Фока. Он в гневе отверг это притязание германского императора и заявил послу-свату Лютпранду: «Рожденная в пурпуре не может быть женою иноземца». Изумленный Лютпранд пытался возражать, напомнил о браке болгарского царя Петра и внучки императора Романа-старшего. Никифор Фока возражение отмел, посла выпроводил.
Это дворцовое предание Анна помнила хорошо и теперь посмеивалась над собой, что сама нашла себе «варвара». К счастью для Анны, её «варвар» был ласковый и любящий, почитающий женщину, и прежде всего женщину-мать. Да и сама Анна любила своего россиянина преданно и прожила с ним уже многие годы.
Князь Владимир вернулся из похода в Новгород в середине августа. Он пришел с большой дружиной и намеревался дать печенегам последний урок, чтобы отучить их ходить с разбоем на русскую землю. Но вскоре лазутчики Стаса Косаря донесли о том, что печенеги ушли чуть ли не к самому Дунаю и ничем Руси не угрожают. Тогда князь Владимир выставил на рубеже державы по югу и западу крепкие заставы и взялся за внутреннее устройство Руси, рьяно исполняя отеческие заботы.
В этот спокойный период князь и княгиня много занимались делами христианской веры. Размышляя о ней, они пришли к убеждению, что церкви нужно дать свои права, она должна опираться на свои законы при связях с мирской жизнью. Из рассказов Анны Владимир узнал, что в Византии многие века действует церковный устав - греческие номоканоны. Ими отчуждены от мирского очага как монахи, так и белые церковники, все ученые люди и богадельни. Попечение о них лежало на церкви. Всеми делами церкви управляли священники и архиереи. Был в их руках и суд Божий. Лишь епископам было дано право осуждать людей за супружескую неверность, за волшебство, ведовство, отравы, идолопоклонничество, за злодейства детей против родителей, за церковные требы. Епископы берегли нравственное здоровье народа и даже присматривали за городскими весами и мерами.
