Андрей Серба - Полтавское сражение. И грянул бой
Так продолжалось до тех пор, покуда разорвавшаяся на дороге бомба не свалила наземь троих сердюков-конвойцев и не ранила в плечо одного из старшин Гордиенко, донского атамана Сидорова. Осколками были задеты и несколько шведских кирасир, в том числе офицер, и командовавший эскортом полковник не выдержал.
— Господин гетман, — обратился он к Мазепе, — мы поступаем очень неразумно, помогая русским обучать своих канониров прицельной стрельбе по живым мишеням и платя за науку кровью наших же солдат. Не лучше ли отъехать от крепости на безопасное расстояние и продолжить путь без напрасных потерь.
— Что скажешь на это предложение, друже кошевой? — посмотрел на Константина Мазепа.
Тот бросил взгляд влево-вправо от дороги, недовольно скривил нос.
— Москали, выходит, разъезжают по дороге, а мы должны сворачивать в грязюку? Нет уж! А ежели их офицеры обучают пушкарей стрельбе по нашему брату, отчего и нам тоже не заняться этим полезным делом, тем паче что мишеней по валу хоть отбавляй? Заодно и себя избавим от напрасных потерь.
Полковник с удивлением глянул на Гордиенко:
— Господин запорожский гетман предлагает ответить русским стрельбой на стрельбу? Выстрелами из мушкетов на огонь из орудий? Пулями на ядра и бомбы? На такой дистанции и будучи верхом? Господин запорожский гетман, конечно же, шутит?
— Шучу? Ничуть! И сейчас докажу это. Панько, сколько хлопцев у тебя в сотне? — спросил Константин у одного из своих старшин.
— Со мной сто тридцать шесть.
— Тридцать шесть оставь на дороге, а с остальными маленько разомнись. Сколько от того куста будет шагов до пушек на валу? — указал он нагайкой на одинокий куст между дорогой и крепостью.
— Пожалуй, никак не меньше пятисот, — ответил сотник.
— По моей прикидке тоже столько. Вполне подходящее расстояние для стрельбы из мушкета. Скачи с сотней хлопцев друг за дружкой к кусту и пальните от него по разу в москалей на валу. Уж больно они расстарались у своих пушек и не дают проезду по дороге добрым людям. Не станем же мы из-за них себя да коней в болотной грязи пачкать?
— Конечно, не будем. А пальнуть по москалям нужно только раз?
— Пальните для начала по разу, а дальше видно будет.
— Добре, батько.
Слушая разговор Гордиенко вначале со шведским полковником, а затем с сотником, Мазепа прятал под усами довольную Улыбку. Молодец, Костка, сразу догадался, как утереть нос заносчивым шведам, считающим себя лучшими солдатами Европы и свысока посматривающим на всех своих союзников, не делая исключения для казаков. Ты, швед, считаешь шуткой соревнование мушкета и пушки на такой дистанции? А не приходило тебе, лучший в Европе вояка, в голову, что нередко главное не в том, из какого оружия ведется стрельба, а в чьих руках оно находится? По всей видимости, нет. В таком случае, хлопчики-сечевики сию истину тебе сейчас докажут.
— Пан полковник, сотня моих казаченек решила проверить, не отсырел ли у них порох за время пребывания в гостях, — продолжил разговор с командиром королевского эскорта Гордиенко. — Чтобы не стрелять попусту, они пошлют из мушкетов ответный привет царским солдатам. Пускай твои люди подсчитают, скольким москалям достанутся запорожские гостинцы.
— Как я понимаю, у вас избыток пороха, господин запорожский гетман, — заметил шведский полковник. — И если вы пожелали развлечь нас в утомительной дороге пальбой в никуда, ничего не имею против этого.
Полковник отдал команду нескольким сопровождавшим его офицерам, и в руках у двух появились подзорные трубы.
Тем временем отобранная Паньком сотня казаков съехала с дороги, растянулась цепочкой и медленной рысью направилась к облюбованному Гордиенко кусту. Первым с мушкетом поперек седла трусил один из куренных атаманов, замыкал цепочку сотник. Достигнув куста, куренной натянул поводья, заставив жеребца заплясать на месте, а сам, привстав на стременах, вскинул к плечу мушкет. Выстрел — и пушкарь, подносивший к орудию на крепостном валу зажженный фитиль, выронил его из рук и упал подле лафета. Куренной, уступая свое место следовавшему за ним казаку, рванул поводья, огрел жеребца нагайкой и бросил его в карьер. Второй выстрел — и еще у одного орудия рухнул канонир с зажженным фитилем.
У куста появлялись все новые казаки, мушкетные выстрелы гремели один за другим, артиллеристы на крепостном валу все чаще падали замертво на орудийные площадки. Наступил момент, когда все пять пушек смолкли, и казачьи пули начали разить высыпавших на вал и взобравшихся на крепостную стену русских пехотных солдат, решивших поглазеть на неприятеля и пострелять в него из мушкетов. Когда в крепостной ров со стены свалились несколько трупов, оставшиеся в живых артиллеристы и пехотинцы стали покидать вал и стены, и запорожцам пришлось вести огонь уже по стремительно разбегавшимся, полусогнутым фигурам врагов, а замыкавшим цепочку сечевикам вообще досталось стрелять на авось по амбразурам и смотровым целям в крепостной стене и двух ближайших к ним сторожевых башнях.
Подскакавший последним к кусту сотник не увидел на валу и стенах ни одного человека, там лишь валялись трупы да сиротливо стояли орудия. Надеясь на удачу, Панько остановил коня, поднялся в полный рост на стременах и замер с мушкетом у плеча, не спуская ни на миг внимательных глаз с верхушки крепостной стены и башен. И счастье улыбнулось казаку! На смотровой площадке одной из башен появился русский офицер в расшитом позолоченным галуном мундире и, размахивая шпагой, принялся что-то кричать, перегнувшись по пояс через защитную стенку смотровой площадки во двор крепости. На одинокого казака в поле офицер попросту не обратил внимания, всецело поглощенный, видимо, попыткой заставить уцелевшую орудийную прислугу возвратиться к пушкам.
И напрасно. Тщательно прицелившись, сотник нажал на спусковой крючок мушкета, и офицер, захлебнувшись в крике, выпустил шпагу и повис вниз головой на защитной стенке смотровой площадки. Вытянув коня нагайкой, Панько под радостное улюлюканье и свист сечевиков стал догонять свою сотню.
— Что насчитали твои наблюдатели, пан полковник? — спросил Гордиенко у командира шведского эскорта.
— Один насчитал сорок два попадания, второй — сорок одно, — сдержанно ответил полковник. — Для ровного счета остановимся на сорока. У вас прекрасные стрелки, господин запорожский гетман, — не удержался он от похвалы. — Королевская армия гордилась бы такими солдатами, в моем полку каждому подобному стрелку не было бы цены, и он состоял бы на особом счету.
— Разве это стрелки, — пренебрежительно сказал Гордиенко. — Так, просто хлопцы, научившиеся владеть мушкетом и непривыкшие попусту жечь порох. Но имеются среди моих казаченек и отменные стрелки, те, что на таком расстоянии на полном скаку птицу на лету пулей сшибают. Коли стрельбу сейчас вели бы они, с вала и стены не удрал бы ни один москаль, все остались бы лежать под солнышком навсегда.
— И много у вас таких отменных стрелков? — поинтересовался командир эскорта.
— Не особливо много, но душ шестьсот наберется. Постараюсь, пан полковник, чтобы вы лично увидели их работу в будущих наших совместных сражениях против царских войск.
— Не сомневаюсь, что это будет восхитительное зрелище.
Урок, преподанный запорожцами полтавскому гарнизону, пошел ему на пользу. За все время дальнейшего следования колонны мимо крепостных стен с вала не прозвучал ни один выстрел, хотя подле орудий виднелась их прислуга, а над стенами торчали головы в русских треуголках и казацких шапках. А ведь пора бы русскому командованию запомнить, что казаки — не солдаты, которых учат стрелять залпами, с близких дистанций, в плотном строю, не давая толком прицелиться и даже удобно приложить приклад к плечу. В отличие от солдат казак с детства постигал у отца и старших братьев науку метко стрелять из любого положения, с земли и коня, из качающейся на воде лодки, с правой и левой руки, при слепящем солнце и в кромешной тьме. Именно прекрасная личная подготовка в стрельбе и владении холодным оружием родовых казаков, а не собирающихся под казачьими стягами разношерстных сборищ, именующих себя казаками, позволяла казачьим войскам одерживать победы над намного превосходящим их в числе врагом, будь то турки, татары, ляхи, москали.
Вам, москалям, как никому другому, стыдно этого не знать, поскольку именно вам последним из своих врагов истинное казачество показало, как надобно владеть оружием. В 1656 году, еще при жизни гетмана Богдана Хмельницкого, русский царь Алексей Михайлович, польстившись на обещание поляков возвести его на престол Речи Посполитой после смерти покуда здравствовавшего короля Яна Казимира, обещал за это по Виленскому договору, наплевав на заключенный с Украиной Переяславский договор, возвратить Польше и Литве отвоеванные у них казаками земли. Новый гетман Иван Выговский, ближайший друг и сподвижник Хмельницкого, не желая видеть Украину разменной монетой в руках России, начал против нее военные действия, и на Гетманщину вторглись русские войска [70].
