Артамонов Иванович - КУДЕЯР
— Выходит, девица полюбила князя, не видя его? — перебил рассказчика Олекса.
— Она же ясновидящая, — возразила Катеринка, — а потому давно знала, каков он.
— Князь Пётр, — продолжал Пахомий, — отнёсся к словам Февронии с пренебрежением: разве достойно князю взять в жёны дочь древолаза? Тем не менее он велел молвить: «Пусть лечит как умеет. Если вылечит — возьму её в жёны». Слуги передали Февронии эти слова. Она же, взяв небольшую плошку, зачерпнула ею хлебной закваски, дунула на неё и сказала: «Пусть истопят вашему князю баню, и пусть он помажет этим всё тело своё, где есть струпья и язвы, а один струп пусть оставит непомазанным. И будет здоров!» Слуги принесли князю мазь он тотчас же велел истопить баню, а девушку решил испытать — так ли уж она мудра, как о том говорил его отрок. Князь послал слугу с небольшим пучком льна и наказом: «Эта девица хочет стать супругой моей ради мудрости своей. Если она так мудра, пусть из этого льна сделает мне сорочку, одежду и платок за то время, пока я буду в бане». Феврония ответила слуге: «Влезь на нашу печь и, сняв с грядки поление, принеси сюда». Тот послушался, принёс поленце. Тогда она, отмерив пядью, приказала отрубить от полена кусок и передала его слуге со словами: «Отдай этот обрубок поленца князю и вели ему за то время, пока я очешу пучок льна, смастерить из него ткацкий стан и всю остальную снасть, на чём будет ткаться полотно». Пётр, услышав просьбу Февронии, велел слуге: «Пойди скажи девушке, что невозможно из такой маленькой чурочки за такое малое время смастерить то, что она просит». Когда слуга передал эти слова, Феврония ответила: «А разве можно из одного пучка льна за столь малое время сделать взрослому мужчине сорочку, платье и платок?» Князь пошёл в баню и поступил так, как велела девушка: намазал мазью все язвы и струпья, за исключением одного струпа. Едва вышел он из бани, как тотчас же почувствовал облегчение, а наутро всё тело его оказалось здоровым и чистым, только один струп остался. Пётр подивился столь быстрому исцелению, но всё же не захотел он взять в жёны дочь древолаза, послал ей щедрые дары. Она же те дары не привяла.
— И правильно сделала, — тихо промолвила Любаша, — она же его от неизлечимой болезни спасла, он уж и ходить-то не мог!
— Выздоровевший князь поехал в свою вотчину в город Муром, но, приехав домой, он опять разболелся — от одного-единственного струпа пошли по всему телу новые струпы и язвы.
— Наказал Господь за неправду его, — усмехнулся Олекса, — дал слово жениться — сдержи его!
— Пришлось Петру возвратиться на лечение к девушке. И когда пришёл к её дому, со стыдом послал к ней слуг своих, прося исцеления. Она же, нимало не гневаясь, сказала им: «Коли станет мне супругом, то исцелится». И тогда князь дал твёрдое слово, что возьмёт её в жёны. Феврония назначила ему прежнее лечение, и он, исцелившись, женился на ней. Вдвоём прибыли они в Муром и стали жить блаточестиво, ни в чём не преступая Божьих заповедей. Вскоре Павел скончался, и благоверный Пётр заступил на его место, стал править городом. Однако бояре муромские, по наущению жён своих, невзлюбили Февронию, упрекая её незнатностью рода. Но верно сказано: все равны во Христе, Бог прославил Февронию ради доброго её жития. Однажды стольник пришёл к Петру и стал упрекать его жену за то, что она каждый день, окончив трапезу, не по чину из-за стола выходит: перед тем как встать, собирает в руку крошки, будто голодная.
— И я всегда так поступаю, — проговорила Любаша.
— В крестьянских семьях испокон веков так ведётся, но ведь она княгиней стала, — возразил Олекса.
— Мне тётка Татьяна сказывала, что сметать крошки хлеба на пол грешно. Так что Феврония правильно делала, княжеские слуги всё равно выбросили бы остатки еды.
Пахомий ласково глянул на Любашу.
— Верно сказала, дочь моя, грешно хлеб выбрасывать. Сам Бог научил людей возделывать жито и печь из него хлеб. Хлеб — тело Христово, беречь его надобно. Вот послушайте, что дальше-то было. Князь Пётр решил испытать жену и повелел ей пообедать с ним за одним столом. Когда обед кончился, она по обыкновению своему собрала крошки в руку. Князь взял Февронию за руку и, разжав её, увидел ладан благоуханный и мирру. С того дня он никогда не испытывал свою жену. Меж тем бояре всё больше ненавидели Февронию. Однажды они пришли к Петру и сказали «Княже! Готовы мы всё верно служить тебе и тебя самодержцем иметь, но не хотим, чтобы княгиня Феврония повелевала нашими жёнами. Если хочешь оставаться самодержцем, возьми себе другую княгиню. Феврония же, взяв богатства, сколько пожелает, пусть уходит куда захочет». На это благоверный Пётр кротко ответил: «Поведайте об этом Февронии, послушаем, что она скажет». Бесстыдные бояре, побуждаемые врагом рода человеческого, устроили пир, а когда захмелели, сказали: «Госпожа княгиня Феврония! Весь город и бояре просят у тебя: дай нам того, кого мы у тебя попросим!» Она ответила: «Возьмите, кого просите». Бояре хором промолвили: «Мы, госпожа, все хотим, чтобы князь Пётр властвовал над нами, а жёны наши не хотят, чтобы ты господствовала над ними. Взяв сколько тебе надобно богатства, уходи куда пожелаешь». Тогда она сказала: «Обещала я вам, что, чего вы ни попросите, — получите. А теперь я говорю: обещайте мне дать, кого я попрошу у вас». Бояре обрадовались: «Что ни назовёшь, то беспрекословно получишь». И тут Феврония говорит: «Ничего иного не прошу, только супруга моего князя Петра!» Что делать боярам? Говорят: «Коли сам захочет, ни слова тебе не скажем». Блаженный Пётр по заповедям Божьим жил. Вспомнил он слова Матфея из Благовествования: если кто прогонит жену свою, не обвинённую в прелюбодеянии, а женится на другой, тот сам прелюбодей. Князь Пётр поступил по Евангелию — пренебрёг княжением своим, чтобы заповеди Божьей не нарушить.
— А великий князь Василий Иванович, отец нынешнего государя, расторгнул брак с Соломонией, не обвинённой в прелюбодеянии, и женился на Елене Глинской, — напомнила Катеринка.
— За то и наказал его Господь — вскорости заболел и умер, — ответила Любаша.
— Василий Иванович расторг брак потому, что его жена бесплодной оказалась, а ему наследник был надобен, — попытался оправдать великого князя Олекса.
— Соломония не была неплодной, явившись в суздальский Покровский монастырь, она вскорости родила сына, об этом поныне во всех боярских теремах бают, — возразила Катеринка.
— Почему же до сих пор никто не видел сына Соломонии?
«Так вы же его каждый день видите, вот он перед вами — сын Соломонии!» — хотелось крикнуть отцу Андриану, но он промолчал, лишь перекинулся взглядом с Пахомием.
— Может, и объявится ещё сын Соломонии, — утихомирил спорщиков Корней, — дальше-то что было с Петром да Февронией?
— Безбожные бояре приготовили для них суда на Оке, протекающей под Муромом, и они поплыли по реке. В одном судне с Февронией плыл некий человек, жена которого была на этом же судне. И человек, искушаемый лукавым бесом, поглядел на святую с помыслом. Та сразу же поняла его дурные мысли и изобличила его. «Зачерпни воды из реки с этой стороны судна и испей», — велела она ему. Тот подчинился. «А теперь зачерпни и испей воды с другой стороны судна». Когда же он попробовал той и другой воды, спросила: «Одинаковая вода или слаще одна другой?» — «Одинаковая, госпожа, вода», — ответствовал человек. Феврония промолвила тогда: «Так и естество женское одинаково. Почему же ты, позабыв про свою жену, о чужой помышляешь?» И человек этот, видя, что она обладает даром прозорливости, не посмел больше предаваться похотливым помыслам. Под вечер пристали они к берегу, чтобы устроиться на ночлег. Блаженный князь Пётр задумался: «Что теперь будет, коль скоро я по своей воле отказался от княжения?» Феврония успокоила его: «Не скорби, княже, милостивый Бог, творец и заступник всех, не оставит нас в беде». Тем временем на берегу готовили для князя еду. Повар обрубил маленькие деревца, чтобы повесить на них котлы. После ужина святая княгиня Феврония, увидев обрубки эти, благословила их, сказав: «Да будут они утром большими деревьями с ветвями и листвой». Так оно и сталось: проснулись люди утром и увидели вместо обрубков взрослые деревья. Когда же стали грузить на суда пожитки, то явились вельможи из Мурома и сказали: «Господин наш князь! От всех вельмож и от всех жителей города пришли мы к тебе, не оставь нас, сирот твоих, вернись на своё княжение. Ведь много вельмож погибло от меча. Каждый из них хотел властвовать, и в распрях друг друга перебили. И все уцелевшие вместе со всем народом молят тебя: господин наш князь, хотя и прогневали и обидели мы тебя тем, что не захотели, чтобы княгиня Феврония повелевала нашими жёнами, но теперь со всеми домочадцами своими мы рабы ваши и хотим, чтобы были вы, и любим вас, и молим, чтобы не оставили вы нас, рабов своих!» Блаженный князь Пётр вместе с блаженной княгиней Февронией возвратились в свой город и правили в нём, соблюдая все заповеди и наставления Господние безупречно, молясь беспрестанно и милостыню творя всем людям, находящимся под их властью, как чадолюбивые отец и мать. Ко всем питали они равную любовь, не терпели жестокости и стяжательства, не жалели тленного богатства, но богатели Божьей милостью. А городом своим управляли со справедливостью и кротостью, но не с яростью, принимали странников, насыщали голодных, одевали нагих, избавляли бедных от напастей. Когда же приспело время их благочестивого преставления, они умолили Бога, чтобы умереть им в одно время, и завещали сделать из одного камня два гроба, похоронить их в одной могиле. Перед смертью приняли они монашество: блаженный Пётр был назван во иночестве Давидом, а Феврония — Евфросинией. Когда преподобная и блаженная Феврония, наречённая Евфросинией, вышивала лики святых на воздухе[172] для соборного храма Пречистой Богородицы, преподобный и блаженный князь Пётр, наречённый Давидом, послал к ней сказать: «О сестра Евфросиния! Пришло время кончины, но жду тебя, чтобы вместе отойти к Богу». Она же ответила: «Подожди, господин, пока дошью воздух во святую церковь». Он во второй раз послал сказать: «Недолго могу ждать тебя». И в третий раз прислал сказать: «Уже умираю, не могу больше ждать!» Она же в это время заканчивала вышивание святого воздуха: только у одного святого ещё мантию не успела, а лицо уже вышила. Феврония остановилась, воткнула иглу свою в воздух и замотала вокруг неё нитку, которой вышивала. После этого послала сказать блаженному Петру, наречённому Давидом, что умирает вместе с ним. Помолившись, отдали оба святые свои души в руки Божьи в двадцать пятый день месяца июня. Жители Мурома решили похоронить тело блаженного князя Петра в городе у соборной церкви Пречистой Богородицы, а Февронию — в загородном женском монастыре, у церкви Воздвижения Честного и Животворящего Креста, говоря, что так как они были иноками, нельзя положить их в один гроб. И сделали им отдельные гробы, тело святого Петра, наречённого Давидом, положили в его гроб и поставили до утра в городской церкви Пречистой Богородицы, а тело святой Февронии, наречённой Евфросинией, положили в её гроб и поставили в загородной церкви Воздвижения Честного и Животворящего Креста. Общий же их гроб, который они сами повелели высечь себе из одного камня, остался пустым в том же соборном храме Пречистой Богородицы. Но на другой день люди увидели, что отдельные гробы пусты, а тела преставившихся обнаружили в городской соборной церкви Пречистой Богородицы в общем их гробе. Неразумные люди, пытавшиеся разъединить их как при жизни, так и после смерти, вновь переложили их тела в отдельные гробы. И снова утром святые оказались в одном гробе. После этого никто уже не решился их разъединять, и они были похоронены возле городской соборной церкви Рождества Святой Богородицы в едином гробе, который Бог даровал на просвещение и на спасение того города: припадающие с верой к раке с мощами их щедро обретают исцеление.
