Олег Михайлов - Генерал Ермолов
Но впереди по дороге, поворачивающей круто налево, через Терек, бодро двигались пятьдесят егерей. Их блестящие ружья резко контрастировали с темными, грубыми скалами.
Ударил барабан, и двадцать ущелий, повторяя этот бой, напомнили Ермолову со всех сторон о его миссии. На миг ему представилось, что вместо егерей впереди идут легионеры — в белых плащах, сандалиях, панцирях и блестящих шлемах с высоким гребнем. А он, вооруженный полномочиями императора, песет в этой край централизующую и цивилизаторскую идею древнего Рима…
— Ваше превосходительство! Редут Дарьял. Граница между Кавказской и Грузинской губерниями… — вывел его из задумчивости Бебутов.
Ермолов вскинул львиную голову. За мостом через Терек был выстроен второй — через реку Дарьялку. Далее на скале, подмываемой Тереком, расположился невзрачный домик, обнесенный низенькой каменной стеной.
За спиной была Европа; Ермолов ступил на землю Азия.
3Сложность дипломатической миссии Ермолова заключалась не только в том, что недовольные Гюлистанским трактатом персы домогались возвращения им ряда южных земель. Русский император считал свое царство слишком обширным, чтобы благоустроить его, и был явно утомлен продолжительными войнами в Европе. Он не так уж дорожил территориальными приобретениями в Закавказье и потому ввиду сохранения мира готов был возвратить Персии что-то из недавних завоеваний. В 1816 году персидский посол в России привез на родину не совсем безосновательную уверенность в том, что главнокомандующему Кавказа ради сохранения дружбы тегеранского двора приказано было сделать весьма значительные поземельные уступки.
Однако Ермолов стоял ближе к делу и лучше знал Восток, чем русский царь. Будучи убежден в неизбежности войны с Персией и Турцией, он понимал, что уступленное рано или поздно придется снова завоевывать. Когда Александр I предоставил на его волю ехать в Персию или послать кого-то другого, Ермолов решил сам возглавить посольство, чтобы не допустить никаких уступок. Он и в дальнейшем не шел ни на какие поземельные утраты. Денис Давыдов рассказывает, что, получив однажды высочайший запрос об отдаче Турции части восточного берега Черного моря, Ермолов следующим образом закончил письмо Александру I: «Если воля Вашего Величества неотвратима, то прошу прислать мне преемника для приведения ее в исполнение». Русский царь нехотя внял голосу патриота и государственного мужа и отменил уже сделанное распоряжение. «Властитель слабый и лукавый», как назвал Александра I Пушкин, император не просто ценил и уважал Ермолова, но еще и побаивался его — его резкости и неумытой правды, — полного своего антипода, человека воли, энергии, дела…
Перед отъездом в Персию Ермолов добился необходимых ему назначений. Нужнейшего для него по военной части полковника Вельяминова, который служил с ним в гвардейской артиллерийской бригаде, он назначил начальником корпусного штаба. Дежурным штаб-офицером взял старого сослуживца подполковника Наумова, по части гражданской — коллежского советника Рыхлевского. Командиром 20-й дивизии, расположенной в Грузии, Ермолов выпросил генералмайора Кутузова.
Это был тот самый Александр Петрович Кутузов, который получил три ранения в наполеоновских войнах — под Аустерлицем, Фридландом и Люценом и который в Бородинском сражении со своим Измайловским полком выдержал страшный натиск кавалерийских корпусов Нансути и Латур-Мобура. Отправляясь в Персию, Ермолов предполагал соединить в его руках военное и гражданское управление всем Закавказьем.
Теперь можно было готовиться к трудному и опасному путешествию.
Обозрев южные границы России и оставив необходимые распоряжения, Ермолов 17 апреля 1817 года во главе многолюдного посольства выехал в Персию. С ним отправились советники, секретари, адъютанты, доктора, живописцы, церковники, толмачи, музыканты, мастеровые, прислуга, казачий конвой. Первую длительную остановку чрезвычайный посол сделал в Эчмиадзине, святыне армянского народа и местопребывании католикоса Ефрема.
4За пять верст от престольного армянского монастыря Ермолов был встречен пятью епископами, которые, сойдя с лошадей, благословили его. Более чем за версту выехал сам патриарх. Русского главнокомандующего приветствовали колокольным звоном и духовным пением. Здесь, несмотря на настояния персидских чиновников, предлагавших без роздыха ехать прямо в Эривань, Ермолов остался на праздник вознесения.
Эчмиадзин, что в переводе означает «сошел единородный», был построен, по преданию, в 303 году. Внушительный по размерам храм был отделан плитами из порфира, потемневшими от времени. Посреди храма — престол с четырьмя колоннами из таврского алебастра. Слушая прекрасную проповедь католикоса, Алексей Петрович с прискорбием примечал, в каком унизительном положении находится этот почтенный старик. В то время как сам чрезвычайный посол не только не сел на предложенные кресла, но даже отказался встать на специально разостланный для него ковер, шахские чиновники, чтобы унизить армянского патриарха, во время богослужения потребовали себе стулья и громко переговаривались. Когда католикос упоминал имя русского императора, то вслед за этим должен был громко прокричать и имя шаха, иначе его подвергли бы наказанию.
Эчмиадзинский монастырь постоянно грабили, делали в церкви бесчинства, а сам католикос ежеминутно рисковал лишиться жизни.
Армянский народ изнывал под игом Фетх-Али-шаха. Едва Ермолов углубился в Эриванскую область, как был засыпан жалобами местных жителей на притеснения персов и изъявлением желания присоединиться к России. Но он не имел права на неосторожные обещания и рискованные поступки: вокруг примечено было большое число шпионов, которые доносили о каждом шаге русского посла.
В столице Эриванской области Тебризе жил третий сын и наследник шаха — Аббас-Мирза. Ярый противник России, он фактически управлял страной и вооружался для новой войны. В сформировании армии ему деятельно помогала Англия.
Еще в 1809 году англичане вытеснили из Тебриза наполеоновского генерала Гарданна и его офицеров, первых учителей Аббаса в военном деле. Аббас-Мирза организовал регулярную пехоту — сарбазов. При нем находились майор британской службы Монтис и капитан Харт, ставший начальником всей пехоты.
— Они здесь то, чем были капитаны-греки у сатрапов Малой Азии… — говорил медик посольства Мазарович Ермолову.
Выходец из Венеции и врач по профессии, Мазарович состоял с 1807 года на русской дипломатической службе и нравился чрезвычайному послу своим острым умом, отличными способностями и глубоким знанием края.
— Вся сия наемная сволочь, — отвечал Ермолов, пуская трусцой своего коня бок о бок с лошадью Мазаровича, — выдает себя за единственных спасителей Персии. А персияне по глупости не видят, что делается это не для ограждения их, но чтобы иметь верное средство продать выгодною ценой самое гадкое сукно и бракованное оружие…
А от близкой уже Эривани с криком и гиканьем летела курдская конница. Брат местного сердара Гуссейн-ага торжественно встречал русское посольство. Ермолов пустил свою лошадь вскачь и объехал выстроившихся курдов, воинственный кочевой народ, отличных всадников, приветствовавших генерала с веселым видом и радостными восклицаниями. Осмотрев войска, Ермолов с посольством расположился на холме, и началась игра, изображающая сражение с пальбой холостыми зарядами. Более тысячи курдов, вооруженных кольями и пистолетами, на славных лошадях рыскали взад-вперед часа полтора. Они разгорячились, всякий желал показать свое искусство, поднялась пыль, крики и ужасная стрельба.
У ворот Эрпвани Ермолова ожидал сердар Гуссепн-Кулихан с полутора тысячами регулярной пехоты при шести орудиях.
Глядя, как неумело, но старательно маршируют пехотинцы, чрезвычайный посол с усмешкой бросил Мазоровичу:
— Потеряв азиатскую ловкость и проворство, сарбазы не получили и европейской выправки. Грязное и дурно одетое войско не умеет даже действовать английскими ружьями!
Со стороны Эривань казалась очень красивой: беленькие домики утопали в зелени садов, изящные тонкие минареты возносились высоко в небо, старая крепость с дворцом сердара внушительно расположилась над вьющейся рекой Занга. Но сам город поразил Ермолова удушливым запахом и обилием нечистот. Пока посол обедал и пил кофе у ГуссейнКули-хана, который почитался лучшим в Персии полководцем, полковник Иванов и штабс-капитан Муравьев, запершись, наносили на карту пройденный путь.
Из Эривани открывался прекрасный вид на Арарат, вершины которого видны были почти постоянно.
Арарат, Большой и Малый, назывался еще у армян Маспс — Мать Мира. Монахи утверждали, что между его сосцами остановился некогда Ноев ковчег. Армяне почитали его как святую гору и создали об Арарате десятки поэтичных легенд. Удаляясь с посольством к Нахичевани, Ермолов не раз оглядывался на белоснежные шапки, резко выделявшиеся на фоне густо-синего безоблачного неба.
