Половецкие войны - Олег Игоревич Яковлев
Положила Гертруда свои изборождённые прожилками вен старческие руки на палку, опёрлась на них подбородком, согнулась, сгорбилась ещё сильней. Исподлобья следила умными серыми глазами за перемещениями сына, наконец нарушила молчание, властным хриплым голосом потребовав:
– Сядь, не мельтеши у матери перед очами! Сказывай, почто звал!
Святополк нехотя опустился на лавку рядом с молодой супругой.
– Угорский посол был у меня намедни, – сухо промолвил Святополк.
– Вот как? И что же он говорил? – нетерпеливо спросила Гертруда. – Непокой отчего-то на душе.
В последние годы княгиня-мать редко вмешивалась в княжеские дела и почти не следила за тем, что творит её сын. Только когда без малого два года назад сгноил он в порубе своего родного племянника Ярослава Ярополчича, её, Гертруды, старшего внука, не выдержала вдова, явилась во дворец и разругалась со Святополком, костерила его на чём свет стоит и проклинала. Тот крик матери до сих пор стоял у Святополка в ушах. Впрочем, после победы над половцами на Сутени отношения между Гертрудой и сыном заметно улучшились. Чаще стала старая княгиня бывать у Святополка в покоях, во внуке же крохотном, равно как и во внучках, Сбыславе, Предславе и трехлетней Марии, она души не чаяла.
Когда Сбыславу отдавали за польского князя Болеслава Кривоустого, Гертруда подарила ей свою знаменитую Псалтирь с молитвами – едва ли не самую дорогую для себя вещицу. При расставании плакали обе навзрыд, но за слезами стояла радость – княгиней готовилась воссесть Сбыслава Святополковна в Вавельском замке.
– Трудное время ныне, матушка, – издалека неторопливо начал Святополк. – Сама ведаешь, крамола идёт по Руси, и нет ей конца и края. А внучки твои расцвели, яко розы посреди пустыни бесплодной…
– Не тяни, говори прямо! – гневно перебила его Гертруда, стукнув палкой о пол.
– Коломанов посол, Авраамка, новогородец, грамоты королевские давеча передал. Сватают Предславу за Ладислава, сына Коломанова.
– Вот как. – Гертруда задумчиво огладила подбородок. – И ты боишься отказать. Вижу по очам, не хочешь отдавать дочь. Вот если б… если б сам Коломан…
Она не договорила.
В разговор поспешила вмешаться юная Варвара. С сильным греческим акцентом, мешая слова, она промолвила:
– Говорят, этот Коломан ужасен… У него горб на спине… И ещё он хромой… И имеет всего один глаз… Как циклоп… Как же можно отдавать в руки такому уроду нашу красавицу!
«Дружат они, Варвара со Предславою. Судачили о том боярыни», – вспомнила тотчас Гертруда.
Святополк зло скривился, как будто угостили его чем-то кислым. Впрочем, он сдержался и ответил жене спокойно:
– Милая царевна, союзы властителей, королей и князей, не из-за прикрас женихов и невест вершатся. Моя дочь поможет нам обрести в Коломане верного друга. И тогда не на Ростиславичей, но на меня, свата своего, станет глядеть Коломан. И соль галицкую, глядишь, прибрать бы мне к рукам тогда удалось, и торговые пути к немцам и фрязинам наладить. Сребро бы в скотницу потекло немалое.
– Довольно! – снова перебила его внезапно вскипевшая Гертруда. – Всегда говорила и ныне скажу: торгаш ты, Святополк! В жертву ты своё чадо принести готов! За чёрта б отдал её, токмо б выгоду иметь!
– Ещё я слышала, что Коломан ослепил своего родного брата. Как это мерзко! – воскликнула пылкая дочь Комнина. – Наверное, его сын не лучше отца. Как это говорят у вас на Руси… Яблоко от яблони недалеко падает.
Лучше бы юная гречанка не напоминала Святополку об ослеплении. Киевский князь сразу вспылил, резко вскочил со скамьи, снова заходил, забегал по палате, зашумел, размахивая руками:
– Зря я вас здесь собрал! Не о том совсем говорите! Мне ли не ведать, каков Коломан! И потом, не за него ж Предславу отдаём! Иного здесь боюсь. Не любит он Ладислава! Полагает, что его покойная жена, королева Фелиция, зачала сына во грехе! Вот из-за чего я мучаюсь и ночь не сплю! Что сему Коломану! Женится вдругорядь, сына родит, и его же наследником и объявит! А дочь мою и зятя тогда хорошо, если вовсе наследства не лишит!
– Почто тогда сватает Предславу? – пожала плечами Гертруда.
– Думаю, ближние бароны, советники его убедили.
– И что же ты решаешь? Как нам быть?
– Да как! Сердце разрывается, но иного не вижу. Отдавать придётся Предславу за крулевича, – опустив голову и тяжело вздохнув, вымолвил Святополк.
– Не нравится мне эта угорская семейка, – поглаживая нос, тихо пробормотала Варвара.
– Вспомни судьбу своей двухродной сестры Евпраксии! – неожиданно вставила Гертруда. – Не спешил бы, Святополче!
– А что мне Евпраксия! Сама знаешь, как у неё и что было. В душу мужа сестрицы Евпраксии вселился дьявол, Коломан же с радостью принял её тогда у себя, оказал почёт, уваженье и не выдал её Генриху. Хотя тот, сказывают, войною грозился. Моя дочь не разделит горестную участь Евпраксии.
Гертруда с сомнением качала головой.
Вторила ей Варвара.
– Не следует торопиться, князь. Наша Предслава так молода и так хороша собой! Может быть, мы найдём для неё более достойного жениха, чем сын Коломана.
«Сговорились они обе, что ли?! – со злостью думал Святополк. – Вот стервы! А я поддержки, помощи, совета у них искал!»
И опять он сдержался, не выплеснул гнев свой на жену и мать, отмолвил строго и холодно:
– Моя дочь – не простолюдинка. И брак её – не частное дело.
Варвара промолчала, Гертруда же попыталась что-то возразить, шевельнулась в мягком обитом бархатом кресле. Но слаба и стара стала некогда властная дочь Мешко и Риксы. Лишь стон жалкий вырвался у неё из груди. Святополк же, не обретя понимания в семье, стремглав выскочил из палаты. Он поспешил позвать на совет тысяцкого Путяту Вышатича. Этот, как всегда, успокоит и утешит. Умеет Путята вовремя сказать нужное слово и угадать княжеское желание.
После недолгой толковни с ним и ещё несколькими боярами Святополк и вызвал к себе наконец Авраамку, объявив ему своё решение.
За всё время своих
