Элисон Уир - Трон и плаха леди Джейн

На лице Джейн явственно написано облегчение. Мы обе боялись, что будет гораздо хуже.

Тауэр-грин. Ну да. Это же была Анна Болейн. Это она спрашивала, идти ли ей в тюрьму. Она встретила свою смерть здесь, на Тауэр-грин, и ее обезглавленное тело лежит в безымянной могиле в церкви.

Комендант выводит меня из комнаты.

— Временами мне совсем не нравится моя служба, — говорит он мне, когда мы оказываемся с ним вдвоем за закрытой дверью. — Она же просто дитя. Такая маленькая и хрупкая. Еще и ученая, как я слышал, но сам-то я не большой ценитель наук. От них у девочек заводятся разные идеи. И все же, судя по всему, она ведет себя благопристойно и добродетельно.

— Так и есть, сэр Джон, — отвечаю я. — Она хорошая девочка, во всех отношениях, и ее со злым умыслом использовали дурные люди.

— Ну, этого я не знаю, — уклончиво замечает он. — Мне не по чину судить своих подопечных. — Его лицо внезапно смягчается, и он прибавляет почти шепотом: — Я горжусь тем, что я примерный семьянин, и меня возмущает трусость родителей леди Джейн, которые бросили ее. И конечно, я не поверю, что девочка виновна в измене. Сомневаюсь, что она отвечает за деяния, на которые ее толкнули. Я хотел уверить вас, что буду к ней добр, пока она у меня на попечении, так что не бойтесь. Но помните — никому ни слова. Я вам ничего не говорил.

Возвращаясь к Джейн, я чуть не плачу и молю Бога, чтобы королева проявила такую же проницательность и сострадание, как и ее комендант.

Леди Джейн Дадли

Святой Петр-в-оковах. И я здесь все равно что в оковах, хотя и в невидимых. Быть ли мне когда-либо снова свободной? Сэр Джон Бриджис сопровождает меня в дом тюремщика. Когда мы идем мимо Тауэр-грин, я вспоминаю, что на этой лужайке были обезглавлены Анна Болейн и Екатерина Говард. Теперь их тела лежат внизу в часовне. По своей воле я бы не выбрала такой вид из окна.

И все же моя судьба могла быть гораздо хуже. Меня могли бы запереть в темном, сыром подземелье.

— Мне позволено иметь при себе слуг? — осведомляюсь я.

— Леди Трокмортон будет вашей фрейлиной, при вас останутся миссис Эллен, миссис Тилни и паж. Боюсь, что остальные уже распущены. Благодаря своему титулу, вы будете находиться на особом положении в доме Партриджа, жить со всеми удобствами.

— Королева очень добра. Я не заслуживаю от нее такой милости, — смиренно замечаю я. — Скажите, сэр Джон, позволено ли мне иметь книги и письменные принадлежности, чтобы я могла продолжать свои занятия?

— Это я вам устрою. Ваши фрейлины принесут одежду и другие личные вещи из дворца.

— Мне очень мало нужно, — говорю я. — Не больше, чем любому простому смертному.

Я показываю ему молитвенник, который несу в руках, подарок Гилфорда, в переплете из черного бархата.

— Сэр Джон, вы не могли бы сказать мне, что со мною станется? — спрашиваю я. Мне отчаянно хочется узнать.

— Не могу, сударыня, — печально отвечает несчастный комендант. — Я и правда не знаю. А если бы знал, то не имел бы права сказать вам без особых санкций. Советую вам жить одним днем и положиться на Господа. Пусть все утрясется. Затем, может быть, что-то и прояснится.

Я понимаю, что больше мне ничего от него не добиться. Спрашиваю, что стало с Гилфордом и его матерью.

— Они оба в заключении, а изменник Дадли вскоре присоединится к ним здесь в Тауэре.

— Могу я знать, где содержится мой муж?

— В башне Бичем-тауэр, вон там. — Он указывает на мрачное старинное сооружение серого камня, грозное с виду и, несомненно, промерзающее зимою насквозь.

Заключение в этой башне — поистине суровое наказание, даже без угрозы казни. Ибо это наверняка ожидает Нортумберленда, если не Гилфорда. И все-таки разве не был он, подобно мне, орудием, которое использовали амбициозные и нечестные люди?

Я с трепетом думаю — хотя, наверное, это объяснимо, — не отправят ли меня на плаху за не подлежащую сомнению измену. Здравый смысл принуждает думать иначе, но всю прошлую ночь я не сомкнула глаз от страха, ибо в темные ночные часы до меня дошел весь ужас моей ситуации.

Однако сэр Джон только что упомянул о больших поблажках, положенных мне, по сравнению с Дадли. Это меня несколько обнадежило и взбодрило. Новая королева известна как милосердная правительница. Сэр Джон сказал миссис Эллен, что Мария уже вернула свое расположение нескольким лордам, пособникам Нортумберленда. Может быть, комендант сказал правду и она продержит меня в Тауэре лишь до тех пор, пока страна не успокоится, а затем тихо выпустит в блаженную безвестность.

Боже, я молю, чтобы это было так!

Господин Партридж — пухлый низкорослый человек лет сорока, краснощекий и веселый, — чересчур веселый для своей должности. При моем появлении он кланяется, но, спохватившись, тотчас выпрямляется.

— Сюда, миледи, — говорит он и ведет меня в лучшую спальню, которую его жена приготовила к моему приходу, усыпав пол осокой и полевыми травами и застелив накрахмаленное постельное белье на кровать под расшитым кремовым покрывалом.

В комнате есть сундук для тех скромных нарядов, которые мне теперь подобает надевать — одни простые платья, без намека на то, что девять кратких дней я была королевой Англии, — стол и стул под решетчатым окном; на столе — кувшин с вином и оловянный кубок.

— Надеюсь, этого хватит, миледи, — взволнованно говорит миссис Партридж, наскоро приседая в реверансе.

— Мне больше ничего не нужно, — отвечаю я. — Вы очень добры и заботливы.

— Ужин в шесть часов, — сообщает она мне. — Я надеюсь, вы окажете честь нашему скромному столу.

— С удовольствием, — отвечаю я, а миссис Эллен тем временем втаскивает большой мешок, из которого начинает вынимать мои пожитки. Миссис Партридж уходит, оставляя нас вдвоем.

— Что ж, милая комната, — говорит миссис Эллен.

— И в самом деле.

У меня почти отлегло от сердца. В конце концов, в тюрьме не так уж плохо. Намного лучше, чем в дни моего величия в дворце по соседству. Да мне будет поистине приятнее пожить в обществе этих добрых и столь любезных со мной людей, чем знаться с теми, кто навлек на меня беду. Потеря свободы и привилегий ничего не значит по сравнению с огромным облегчением, которое я испытываю, получив такое легкое наказание.

Я совсем воспаряю духом, когда час спустя сэр Джон Бриджис лично доставляет мне книги и письменные принадлежности. Я понимаю, что теперь у меня появится достаточно времени, чтобы читать и учиться. Никогда, наверное, у королевы не будет узника счастливее меня!

Господин Партридж верно служит короне, и пусть он неизменно со мною вежлив, он в то же время не теряет бдительности и ни словом не обмолвился о происходящем за четырьмя стенами его дома. Миссис Партридж, с другой стороны, обожает посплетничать и по секрету от мужа, который осудил бы ее за неосмотрительность, выбалтывает большую часть новостей миссис Эллен и миссис Тилни, быстро завязав с ними приятельские отношения.

Так я узнаю об аресте Нортумберленда в Кембридже, о его последующем позорном возвращении в Лондон и заключении в тюрьме Бичем-тауэр. Четверо его сыновей, Уорвик, Роберт, Амброуз и Гилфорд, содержатся вместе с ним. В день его прибытия я слышала какой-то шум — теперь я знаю, что это означало.

Через день или два миссис Партридж сообщает, что герцогиню Нортумберлендскую выпустили на свободу и она ездила в Ньюхолл просить королеву сохранить жизнь ее мужу. Позже мы узнаем, что Мария отказалась ее принять. Зато мою матушку она удостоила аудиенции.

Фрэнсис Брэндон, герцогиня Суффолкская

Я не могла спокойно сидеть в Шине, ожидая стука в дверь, вооруженных солдат, ордера. Будучи от природы натурой деятельной, я чувствовала, что нужно что-то предпринимать, чтобы отвратить надвигающуюся беду. Не в силах больше выносить этот ужас ожидания, вопреки отговорам Генри, я оседлала лошадь и, взяв с собой только одного верхового стража и одну фрейлину, отправилась в Эссекс, умолять августейшую кузину пощадить мое семейство.

На коленях перед одетой в пурпур, усыпанной бриллиантами, каменнолицей государыней я не пытаюсь скрывать своего смятения.

— Я заклинаю ваше величество, — молю я, — в вашей великой доброте и милосердии, пощадите моего супруга и мою невинную дочь.

Мария глядит на меня сурово.

— Они совершили измену, — произносит она своим грубым мужским голосом. — Если бы вышло, как они хотели, я бы сейчас здесь не сидела.

— У них не было выбора, сударыня! — кричу я.

Пусть вся вина ляжет на Нортумберленда. Ему все равно не жить. Это он навлек на нас несчастья, и он должен за это заплатить.

— Ваше величество, — с жаром продолжаю я, — мы подозреваем, что изменник Нортумберленд отравил вашего покойного брата-короля, и мы страшно боялись, что он отравит и нас — милорда, моих дочерей и меня, если мы не согласимся с его планами.