А. Сахаров (редактор) - Александр III
Если император своим крутым характером и походил на Тараса Бульбу, то было ли у наследника хоть что-то от самоотверженной любви к панночке Андрия? Вряд ли. А вот Матильда с её тонким польским умом и коварством в характере в самом деле напоминала панночку. Она уже открыто говорила повсюду о своих отношениях с цесаревичем и даже утверждала, будто бы он упросил царя разрешить ему два года не жениться. Но мог ли великий князь решиться на столь отважный шаг? Зная его слабохарактерность и панический страх перед отцом, близкие ко двору лица полагали, что он просто обманывал свою Малю.
Эти люди вообще сомневались, способен ли цесаревич на подлинно глубокое чувство. Сперва пламенно влюбился в сестру Вильгельма II принцессу Маргариту, потом увлёкся Алисой Гессенской, далее публично заявлял, что-де нет лучше в мире женщин, чем японки. А теперь вот написал Кшесинской, когда говел на Великий пост, что от неё без ума, но скоро оскоромится и вот тогда они «заживут генералами». И Матильда тотчас же сделала так, чтобы содержание записки стало известно великосветским сплетникам. Балерина, конечно, прекрасно понимала, что не может стать его женой, но горда была уже своим положением особы pour le bones graces[171]. А государыня под различными предлогами старается не отпускать сына из Ливадии в Петербург, чтобы он не очень уж увлекался балетом, и таит всё от царя.
В столичных салонах судачили об императрице, жалели её и мешали правду с небылицами. Сплетничали, будто государь увлёкся юной княжной Долгорукой и что это фатально для сына Александра II, будто бы охоты на лосей и кабанов в Славунке и Лисино под Петербургом устраиваются исключительно для свиданий государя с ней и что Мария Фёдоровна удручена горем.
Впрочем, неприятностей у неё хватало с излишком и без этих вымыслов.
Государыня, имевшая огромное влияние на царя, теряла веру в его окружение. Сперва она считала очень надёжным министра внутренних дел графа Толстого, а затем всё своё доверие перенесла на Ивана Николаевича Дурново. Но после взрыва газа в Гатчинском дворце, будто бы устроенного террористами, потребовала от Ивана Николаевича, чтобы его брат, директор департамента полиции Пётр Николаевич Дурново, был немедленно уволен. Министр тянул время, и в конце концов Мария Фёдоровна с гневом узнала, что не Иван Николаевич, выгораживавший брата, а Черевин подтолкнул императора к мысли об увольнении директора департамента полиции.
А дело было так.
Пётр Николаевич весьма успешно ухаживал за одной дамой из высшего общества. Какое-то время эта дама относилась к нему весьма благосклонно, но затем завела роман с бразильским посланником. Как директору департамента полиции, Дурново был подведомствен секретный «чёрный кабинет», о существовании которого Александр III в своё время узнал от графа Лориса. И вот, подстёгиваемый ревностью, Дурново приказал по службе доставлять ему письма этой дамы к бразильскому посланнику.
Письма были настолько красноречивы, что не оставляли никаких сомнений в характере отношений дамы с послом. Взбешённый, Дурново поехал объясняться с дамой своего сердца. Та категорически всё отрицала. Тогда Дурново бросил ей в лицо пакет её писем к посланнику и уехал, неосторожно выпустив письма из своих рук. Дама не преминула пожаловаться своему новому покровителю.
На одном из придворных балов Черевин подвёл посланника к государю, и тот рассказал ему всю эту историю. Александр III был возмущён. Он тут же подозвал к себе министра внутренних дел и громко объявил:
– Иван Николаевич! Немедленно убрать прочь этого дурака!..
Провал с директором департамента полиции не был просто частным скандальным делом.
В семейных разговорах император говорил, что революционеры вновь оживились, что они умело используют недовольство крестьян неурожаем, из-за чего голод охватил двадцать губерний, что среди террористов очень много евреев.
– Плеве докладывал ещё несколько лет назад о польском террористическом кружке «Самоуправление» в Цюрихе. Но кто руководил им? Некий Исаак Дембо. Господь, верно, наказал его. Когда под Цюрихом он пробовал бомбы, предназначенные мне, ему оторвало обе ноги. А кто был заводилой в кружке Дембо? Сёстры Гинсбург…
– Сашка! – задумалась Минни. – А нельзя ли договориться с ними?
– С ними нельзя. Это фанатики, – мрачно отрезал император. – А вот с теми, кто стоит за ними, с банкирами, которые оплачивают их деятельность, пожалуй, можно…
Эта мысль крепко запала в сознании царя.
15
– Сергей Юльевич, я пригласил вас по весьма важному и очень деликатному делу, – начал император разговор со своим новым министром финансов. – Так как я вам положительно доверяю, то хочу, чтобы всё услышанное осталось между нами…
Александр III пристально посмотрел на Витте, и тот молча поклонился, отдавая дань высокой для него чести.
Витте полагал, что государь поведёт разговор о финансовых делах, и быстро подсчитывал в уме нужные цифры. Бюджет 1892 года был принят им от предшественника с большим дефицитом. Теперь министр намеревался немедля провести крупные реформы в области финансового законодательства, резко расширить казённое хозяйство за счёт частного, и прежде всего в железнодорожном деле, столь хорошо ему знакомом, а также в питейной торговле. Но то, что он услышал, в первый момент привело его в состояние растерянности, если не шока.
– Моё непреклонное желание, Сергей Юльевич, раз и навсегда покончить с революционной деятельностью русских евреев, – гулко сказал император. – И здесь я не остановлюсь ни перед какими мерами. Я прошу вас высказать свои соображения по этому вопросу.
Витте задумался. Государь, конечно, знает, что он женат на еврейке. Не потому ли с этим вопросом царь обратился именно к нему? Как угнетённое меньшинство, евреи действительно играли в революционном движении России, да и не только России, совершенно выдающуюся роль. Помедлив, министр финансов ответил:
– Ваше величество! Как самодержец всероссийский вы можете применить к евреям самые крайние полицейские меры. Например, затолкать их обратно за черту осёдлости. Или даже повелеть собрать все семь миллионов евреев, проживающих в империи Российской, на берегу Чёрного моря и всех утопить…
– Ценю ваше остроумие, – перебил его император.
– Но всё же, ваше величество, – продолжал Витте, – полицейские меры вряд ли дадут желаемые результаты. Скорее, напротив, приведя в отчаяние еврейство, они лишь усугубят его революционную активность. Что же касается последней меры, – улыбнулся министр финансов, – то она, конечно, несбыточна. Во-первых, я убеждён, что вы как христианин никогда бы не пошли на неё. А во-вторых, такая мера губительно отзовётся на русском государственном кредите, так как закроет для него иностранные денежные рынки, всецело находящиеся в руках евреев…
Теперь задумался царь. Он вспомнил о петиции в защиту евреев, которую подписали между прочими граф Лев Толстой и философ Владимир Соловьёв[172] и которая была оставлена государем без ответа. А затем о том же написали Александру III триста солидных и богатых англичан, прося его не притеснять евреев. Это письмо также не было уважено. И тогда один из крупнейших финансовых воротил – банкир Натаниель Ротшильд – заявил, что отказывается вести финансовые дела с Россией. Триста англичан, состоявшие у него вкладчиками больших денежных сумм, объявили, что если Ротшильд будет иметь дела с Россией, то они заберут свои вклады и разорят его.
– Да, я с вами вполне согласен, Сергей Юльевич, – император развёл руками. – Но я решительно не знаю, что можно было бы предпринять на моём месте!..
– Такая попытка, ваше величество, возможна. Там, где нельзя добиться применением силы, надо попытаться достигнуть цели путём сговора… – вкрадчиво заговорил Витте. – Только она ни в коем случае не должна быть поручена Министерству иностранных дел. И наипаче Министерству внутренних дел. А исключительно Министерству финансов. – Он встретился с голубыми глазами императора, который не мигая глядел на своего верного слугу. – И притом совершенно секретно…
– Об этом я просил вас в самом начале нашего разговора, – раздельно произнёс государь. – Но какие меры вы можете предложить для проведения в жизнь этого плана?
– Надо разведать, ваше величество, прежде всего, где и с кем за границей следует вести переговоры. В России, государь, говорить не с кем. Финансовая поддержка революции идёт из-за границы. Для этого, по моему мнению, следует назначить на пост агента Министерства финансов в Париже еврея, пользующегося полным доверием министерства, обладающего большими средствами и, так сказать, своего человека среди французских банкиров еврейского происхождения. Я считаю наиболее подходящим для выполнения такой задачи Артура Львовича Рафаловича.
