Николай Кочин - Князь Святослав
Подле ипподрома всё время толпился народ, и тут его развлекали мимы, шуты, певцы, музыканты… С ипподрома богачи забирали с собой шутейников и забавников на ночь.
На улицах тешили пляской, пикантными фарсами, с полуобнажёнными комедиантками, пантомимами клоунов, приноравливающихся к вульгарным вкусам толпы.
На частных пирушках, в компаниях друзей хмельные поэты услаждали ромеев модными стихами, в которых согласно велению времени мысль заменялась напыщенной фразеологией, а искренность чувства наигранной экзальтацией. Безмерно восхваляя василевса, синклитиков, поэты выбивались изо всех сил, чтобы поразить слушателей изысканным оборотом и выразить самую банальную лесть в выспренных выражениях. Признаком просвещённости считалось общаться с поэтами, иметь о них тонкие суждения. Поэтов приветствовали восторженными хлопками, если они были даже очень скучны.
Столица после испытанных невзгод, пережитого страха, испытанного отчаяния, вступив в полосу сносной жизни, пыталась вознаградить себя беспечностью и житейскими удовольствиями.
В скверах на потеху городскому плебсу бассейны наполняли вместо воды разнообразными фруктами. Горожане хватали их, устраивая возню, шум, потешные драки.
Золотая молодёжь столицы наперегонки один перед другим заявляла о себе громкими кутежами, о которых с изумлением рассказывали потом на рынках и в предместьях столицы. Эти молодые шалопаи разгуливали по улицам в эксцентрических одеждах, граничащих с неприличием, украшали себя замысловато скроенными туниками. Юноши слонялись по набережной Золотого Рога, по форумам и портикам, задирая встречных, приставая к женщинам, ища повода для пикантных скандалов.
Своим царедворцам щедрый василевс дарил богатые подачки, сопровождая это приветливым взглядом и приятной улыбкой и тем самым осчастливливая их, давая им повод похвалиться в своём кругу исключительной благосклонностью василевса. В окружении пышной свиты, в которую мечтал попасть каждый царедворец, царь шествовал в церковь, и все приветствовали его восторженными криками:
— Да здравствует божественный Август!
— Бог сохрани тебя на долгие годы!
— Пусть красуется на радость нам твоя святочтимая и достойнейшая порфирородная супруга!
Улицы были выметены, вычищены, усыпаны цветами, в окнах и на балконах выставлены самые дорогие домашние украшения: золотая и серебряная посуда, шёлковые занавески, причудливые вазы, затейливые ларцы, дорогие ковры, ковчежцы, богато украшенные эмалью, драгоценные одежды, металлические чаши с инкрустацией.
Столица хотела сама себя удивить богатством, роскошью и кричащим великолепием. Особенно в церквах поражались и до того ко всему привыкшие ромеи несметным сокровищам, золотой и серебряной утвари. Богатства греческих церквей и в особенности убранство храма святой Софии, сооружённого Юстинианом, превосходили все, даже самые изумительные украшения римских храмов.
Когда Святослав, удовольствовавшись условиями договора и огромной данью отошёл от Константинополя и вернулся в Доростол, в котором была его резиденция, Цимисхий зорко следил за состоянием русских войск. Он располагал опытной разведкой, которая доносила о поведении русских войск, о путях их следования. И когда ему доложили, что неохраняемые русскими оказались Емские ущелья, через которые, если они заняты, невозможно пробиться на север Болгарии, он возликовал. Такая оплошность со стороны Святослава переходила меру доверия и граничила с ротозейством.
Василевс тут же вызвал из Азии войска и начал лихорадочно готовиться к походу, разумеется, вопреки обещаниям и договору хранить с Русью мир и дружбу. Он хорошо знал, что теперь ему делать. Сперва запереть выход Святославу из Болгарии на Русь по Дунаю, на тот случай, если русские задумают отступать, теснимые ромеями. Был построен флот, очень большой, хорошо экипированный и снабжённый смертоносным греческим огнём. Отправив его по Понту, Цимисхий мобилизовал огромную армию и отлично её оснастил.
Он и на войну выезжал, как «властелин вселенной». Одним только царским багажом нагружены были шестьсот лошадей, и ещё сотня ослов и верблюдов. Скот был доставлен монастырями, во время войн принуждаемыми к натуральным повинностям. Логофет табунов принял скот, осмотрел его, нашёл справным и снаряжённым полной походной сбруей. Скот заклеймили царскими таврами. Отдельно на сотне мулов везли царскую посуду: серебряные и золотые блюда уникальной выделки; сосуды, по верхнему краю унизанные мелкими драгоценными камнями редкостной красоты, разного размера и конфигурации чаши. Везли для богослужебных надобностей походный церковный престол, храмовую мебель, ковчежец с мощами, епископскую кафедру, персидские ковры. Везли обильную царскую провизию и за каждой разновидностью её наблюдал специальный чиновник. Отныне всякий вид провизии носил название «царской», как только попадал на мула. Везли царское вино, масло, бобы, фасоль, рис, фисташки, миндаль, чечевицу.
При кухне состояла целая толпа прислуги. Невольники гнали стадо овец с ягнятами, несколько сот козлят, сотни дойных коров, множество кур и гусей. Штат искусных рыболовов со снастями обязан был в походе снабжать царский стол свежей рыбой. Тридцать лошадей выделены были только для перевозки царского гардероба. При нём имелись тазы, умывальники и другие вещи в футлярах пурпуровой кожи; ароматы, розовая вода, походная царская библиотека, мебель, ковры, постели, палатки для спанья и столования, походная царская церковь, царская казна, принадлежности царского вооружения, запас пергамента для писем.
При царе находился целый штат погонщиков, служителей, конюхов, и для них седлалось четыреста лошадей. Для самого царя вели тридцать отборных скакунов. В роскошных колесницах, обложенных изнутри коврами, сидели патрикии двора — возлюбленные василевса для его интимных утех в походе.
Но для самого войска всё поставляло окрестное крестьянство. Из него чиновники с жестоким усердием выколачивали все, что надо было для нужд похода. Огромный табун лошадей тащил военные орудия, подвижные башни, черепахи, тараны, баллисты и катапульты, снаряды для метания стрел и камней.
В глубине души полководец Иоанн Цимисхий считал свою свиту на войне лишней и глупой обузой, а церемонии утомительными и зря губящими время. Ему как военному вся эта помпа в походах претила, он был воспитан в суровых традициях Никифора. Но приходилось цепляться за эту мишуру блеска и церемоний, чтобы у кого-нибудь из знати не возникла мысль о том, что этот василевс «не настоящий».
Поэтому он даже выучил почти наизусть «Книгу церемоний» Константина Багрянородного и строго приказал логофетам Во всем, что касается этикета, придерживаться её указаний и советов вплоть до пустяков. И перед тем, как выступить в поход, войско выстроилось по частям и василевс его объехал со свитою, точно придерживаясь церемониала. Каждая часть отдавала ему честь строго по уставу. Военачальники сходили с лошадей и, вытянувшись в струнку, встречали василевса и пешими же его провожали до следующей части. Рядовые солдаты падали при его приближении на колени и кланялись в землю.
Когда василевс объехал всё войско, он остановился у дороги и стал пропускать мимо себя войсковые подразделения. И каждую воинскую часть он спрашивал, употребляя те же самые слова, с которыми обращался к солдатам когда-то сам Никифор, а он знал, как дороги солдатам самые простые слова:
— Солдаты, — спрашивал он, — дети мои, всё ли у вас в доме благополучно? Нет ли обид каких, нет ли каких неудовольствий?
И солдаты отвечали хором:
— В блеске величия твоего, о, василевс, мы — рабы твои — живём в добром здоровье.
Иоанн Цимисхий в ответ произносил:
— Слава Господу-богу, позволяющему хранить нас по доброте своей.
Весной 971 года Цимисхий подошёл к Емскому ущелью. Там проверил через лазутчиков, что тесные проходы между ущельями, называемые «клисурами», были свободны. Двинулись дальше. Но Цимисхий всё время был в тревоге. Ведь русские могли спрятаться и легко истребить проходящие войска, сбрасывая их в пропасть. Он знал про них, какие это были хитрецы: чтобы обмануть врага, даже умели прятаться в воде и дышать через тростинку.
Когда воинские части растянулись по ущелью и увидали себя окружёнными страшными отвесными скалами, невольно дрогнули и остановились. Ужас сковал даже самых отважных военачальников. Цимисхий заметил это сразу. Он обошёл ряды войск, отобрал отряд «бессмертных», выстроил их впереди всех и обратился к воинам с речью:
— Солдаты! Я думал, что неприятель ожидал нашего к себе прибытия, уже давно с великим старанием укрепил выгодные для себя тесные и непроходимые дороги какими-нибудь стенами, чтобы трудно было нам вступить в его землю. Но, вероятно, приближение святой Пасхи воспрепятствовало русским обезопасить пути и тем затруднить наше вступление. Они не думали, чтобы мы, оставя все обряды великого праздника, блестящие торжественные службы, пиршества и зрелища, обратились к бедственным бранным подвигам. Итак, самое лучшее дело, мне кажется, в том заключено, чтобы немедленно воспользоваться этим случаем, пройти узкую опасную дорогу со всей возможною скоростью, пока руссы ещё не узнали о нашем приходе и не пришли на сражение в это гибельное для нас место. Если перешедши оное, мы нечаянно нападём на них, то одним приступом, я думаю, с помощью божьею возьмём Преславу, столицу мисян, и после того весьма легко преодолеем яростных варваров.
